И тут я увидела кое-что еще. Он вел на поводу другую лошадь. Чудесную кобылку, шкурка которой была такого светлого цвета, что казалась почти серебряной, а глаза были черными-пречерными. Грива и хвост, блестевшие на солнце, сверкали белизной, напоминая морскую пену у берега.
— Посмотри-ка на это! — восторженно обратился ко мне дядя Джон. — Я говорил мистеру Мэгсону, что ищу лошадку для тебя, и взгляни, что он нашел.
Ральф Мэгсон улыбнулся мне.
— Это дамская лошадь, — объяснил он. — Один лорд неподалеку от Рогата продает ее, так как его дочь перестала заниматься верховой ездой. Он заплатил за нее хорошую цену и теперь тоже запрашивает немало. Но я решил, что вам будет интересно взглянуть на нее. Я видал ее прежде, по-моему, она отличная. Я забрал ее вчера после аукциона овец.
— Выглядит она замечательно, — с энтузиазмом подхватил дядя Джон. — У меня был когда-то конь точно такой же масти. Араб. Это была изумительная лошадь!
Ральф кивнул.
— О ней до сих пор говорят в деревне, — любезно подтвердил он. — Кажется, его звали Коралл.
— Надо же, помнят, — удивился дядя Джон. — Да, я его так называл, и он был такой же светлый и яркий, как эта красавица.
Я едва слушала их, спускаясь по ступенькам в полной растерянности. Дядя Джон и Ральф обменялись смеющимися взглядами, и дядя Джон подошел ко мне, спрашивая:
— Ты, наверное, захочешь сразу прокатиться на ней, да, Джулия?
Я кивнула. Серая голова совершенной формы нырнула вниз, и лошадь обнюхала мои пальцы. Я подошла к ней, и дядя Джон подсадил меня в седло. Неловко опершись коленом о луку, я попыталась расправить юбку. Я сидела на лошади всего второй раз в жизни, причем в дамском седле первый раз.
— Проводите ее, пожалуйста, — попросил дядя Джон мистера Мэгсона. — Ты попробуешь скакать верхом? — спросил он меня.
— Да, — выдохнула я в полном восторге.
Ральф кивнул и, наклонившись вперед, дал мне поводья и показал, как надо их держать. Они послушно и легко легли в мои руки, и, когда лошадь Ральфа направилась к воротам, моя чудная серая кобылка шагнула следом за ней.
— Мне приятно, — отрывисто сказал Ральф, когда мы медленно двинулись вдоль дороги, — когда вы скачете рядом.
Я ничего не ответила, едва слыша его. Меня полностью поглотил ритм шагов лошади, и я испытала странное незнакомое чувство оторванности от земли.
— Я бы лучше села по-мужски, — заявила я. — А то я чувствую себя неуверенно.
Он хмыкнул:
— Я представляю лицо вашей мамы, когда вы попросите у нее бриджи. А про леди Хаверинг и говорить нечего.
Я тоже рассмеялась и сразу же вернулась в реальный мир. До этого я была как во сне.
— Беатрис держалась на лошади не хуже любого мужчины, а ведь она ездила в дамском седле, — утешил меня Ральф. — Я думаю, для леди действительно безопаснее скакать по-мужски, но мир, в котором мы живем, больше заботится о том, как леди выглядят, чем о том, что они делают.
Я вынуждена была согласиться с этим утверждением.
— Давайте поскачем рысью, — предложил он, и мы так и сделали. Сначала я не слишком грациозно наклонялась из стороны в сторону, пытаясь сохранить равновесие, но потом мне удалось поймать ритм скачки, и я уже сидела в седле достаточно твердо.
— Как ее зовут? — спросила я у Ральфа, когда мы поравнялись.
— Перри, — ответил тот. — Не думаю, что это имя вам понравится.
— Совсем не нравится, — согласилась я. — А давать новое имя лошади не значит навлекать на нее беду?
— Если бы вы скакали как Беатрис, — улыбаясь, сказал Ральф, — вам не было бы никакого дела до благополучия лошади, вас бы скорей заботила ваша собственная судьба.
— Значит, я могу дать ей имя? — спросила я.
— Если вы захотите оставить ее у себя, — поддразнил он меня.
Я минуту подумала.
— Как звали лошадь дяди Джона?
— Коралл, — ответил Ральф.
— Тогда я назову ее Си Мист,[1] — решила я. — Ее грива и хвост такого же белого цвета, каким бывает туман над морем.
— Будете звать ее Мисти? — предположил Ральф.
— Да, — улыбнулась я.
Теперь, когда моя лошадь имела имя, мы скакали вперед в согласном молчании, затем повернули к дому.
— Хотите галопом? — подзадорил меня мой спутник.
Когда я согласно кивнула, он послал своего жеребца вперед, и тот пошел, не останавливаясь, легким широким шагом. С испугу я схватилась за луку, но Мисти рванулась вперед и я с удивлением ощутила, что сижу, даже не наклоняясь в сторону. Ральф оглянулся через плечо и рассмеялся при виде моей озадаченной физиономии. Мы с грохотом скакали по аллее, и солнечные блики играли на моем лице. Я думать забыла о страхе перед падением и, склонившись к гриве моей лошадки, все посылала и посылала ее вперед, все быстрее и быстрее, и Ральф смеялся и тоже подгонял своего жеребца.
— Отлично! — прокричал он. — И помните, даже если вы боитесь упасть, хватайтесь только за седло или за гриву. Смотрите не повредите ей рот. У этой лошади рот как атлас. Я бы не привел ее сюда, если бы не верил, что у вас легкая рука.
Я кивнула.
— А что Ричард? — спросил Ральф. — Он тоже хочет лошадь?
— Не думаю, — сказала я. — Он не хочет вводить Джона в этот расход, пока будет занят учебой. А если ему понадобится объезжать поместье, он всегда может воспользоваться лошадью Джона, Принцем.
— А что он вообще за парень? Что за сквайр из него выйдет? — неожиданно спросил Ральф.
— Он очень беспокоится о том, как быть Лейси, — ответила я, осторожно выбирая слова. У меня появилось ощущение, что вопрос задан серьезно и ответ должен быть точным. — Он все сделает для того, чтобы сохранить поместье.
— А что у него за характер? — продолжал свои расспросы Ральф.
— Очень хороший, — уверенно ответила я. — Он очень редко сердится и никогда не раздражается, особенно при свидетелях.
— Такой нрав не по мне, — протянул Ральф. — Не злой ли он человек? Что обычно сердит его?
Я задумалась. Никогда раньше я не пыталась понять причины вспышек гнева Ричарда. Я воспринимала их скорее как случайную бурю среди безоблачного лета.
— Он сердится… — попыталась я выразить свою мысль словами. — Это бывает, когда он боится, что не будет первым.
— Любит быть фаворитом, да? — спросил Ральф.
Это слово затронуло какую-то струну в моей душе.
— Он хочет быть избранным дитя.
Наши глаза встретились, и мы оба услышали в воздухе тихий звон, будто резонанс произнесенных слов.
— Он говорит, что это он — избранное дитя, — повторила я.
Ральф помолчал несколько минут.
— Ох уж эта деревня и ее суеверия, — раздраженно произнес он. — Даже знать так же плоха, как худшие из них. — И он недовольно покрутил головой. — Может ли он держать свое слово? Если он станет первым в Вайдекре? Если он действительно избранное дитя?