Читать интересную книгу Заговор генералов - Владимир Понизовский

Он бросился на завод. Двор за оградой забит до отказа.

Клокочущее яростью море. Куртки. Гимнастерки. Щетина винтовочных стволов.

— Баста! Терпение кончилось! Идем свергать Временное правительство! Долой министров-капиталистов!..

Орджоникидзе взобрался на самодельную, из ящиков, трибуну:

— Товарищи путиловцы! Друзья! Конференция большевиков Питера, пославшая меня сюда, просит вас не выходить на улицу! Конечно, у рабочих и солдат Петрограда хватило бы силы прогнать Временное правительство и взять государственную власть в свои руки. Только победу у нас тут же отняла бы буржуазия, утопила бы революцию в крови! Прислушайтесь к нашему голосу: армия и провинция еще не готовы поддержать восстание в столице, момент еще не наступил!..

Всю силу души вкладывал в эти слова, но чувствовал: толпа их не принимает. Согласились лишь подождать, пока Серго с несколькими представителями от завода и солдат пойдут к телефону и переговорят с руководителями конференции. Орджоникидзе едва успел набрать номер дворца Кшесинской и передать члену президиума конференции, что на Путиловском «повышенное настроение», как ему самому крикнули:

— Путиловцы и солдаты не дождались, они уже сами двинули к дворцу Кшесинской и к мостам!..

Восстание началось. Пусть еще не восстание — стихийное выступление, к которому сразу же примкнули десятки, а затем и сотни тысяч рабочих и солдат.

Большевики понимали: это выступление преждевременно, не подготовлено. А главное, как настойчиво подчеркивал Владимир Ильич, — не обусловлено объективным историческим процессом развития революции. Это гнев обманутых людей, подогретый призывами безответственных анархиствующих элементов, которые всегда примазываются к бурным процессам времени.

Главным лозунгом этого стихийного движения стал призыв: «Вся власть Советам!» Но требовать передачи всей власти Советам в таких условиях значит добиваться насильственного свержения Временного правительства, иными словами — поднимать флаг вооруженного восстания. Однако народ в массе своей еще не утратил веры в посулы эсеров и меньшевиков, занимающих кресла в правительстве, еще опьянен призрачными свободами Февраля. Народ — это не только Питер. Это Москва, вся Россия и армия. Они не поддержат сейчас восставшую столицу. Большевики трезво глядели на вещи и понимали это. Еще несколько дней назад Владимир Ильич говорил, что имеется возможность мирного развития революции, хотя с каждым часом шансов становится все меньше: острота противоречий нарастает, а эсеры и меньшевики в самих Советах уступают последние позиции милюковым и родзянкам и даже не помышляют о взятии власти. Единственный путь мирного развития революции предусматривал постепенную большевизацию Советов. Но для этого требовалась огромная работа среди населения по всей России и нужно было время. Для такой работы условия были: в стране еще сохранялась свобода политической агитации, свобода организации масс. Сохранялось и двоевластие, хотя все решительней обозначался поворот к контрреволюции. Но время… Его-то и не хватило.

Что же делать? Устраниться? Пустить стихийное движение на произвол судьбы? Нет! Ни в коем случае! Овладеть движением. Направить его в мирное русло. А для этого стать во главе его. Так ЦК и Петроградский комитет и решили на экстренном совместном заседании вместе с руководством Военной организации при Центральном Комитете партии.

А между тем в уличные колонны вливались все новые и новые группы рабочих и солдат — вышли почти все промышленные районы, почти все части столичного гарнизона. Даже по примерному подсчету — не меньше полумиллиона. К питерцам присоединились прибывшие из Кронштадта военные моряки.

При «военке» был создан штаб демонстрации. В целях самообороны участникам шествия предложили вооружиться, но ни в коем случае первыми оружие не применять.

От каждой тысячи демонстрантов было выделено по одному человеку в депутацию, которая явилась в Таврический дворец, в Совдеп, и передала председателю ВЦИК Чхеидзе требование масс: «Всю власть Советам!» Иными словами, рабочие и солдатские депутаты должны низложить Временное правительство.

Исполком Совдепа отверг это требование. Наоборот — предоставил Временному правительству полномочия действовать по собственному усмотрению. Это был удар ножом в спину.

Тем же часом центральные проспекты уже заполнялись столичной публикой. Офицеры, юнкера, кадеты. И случилось то, чего следовало опасаться больше всего, — на Невском, между Казанским собором и Садовой улицей, колонну демонстрантов обстреляли с крыш и чердаков. Раздались выстрелы и с тротуаров…

Посланец Петроградского комитета был направлен в Нейволу третьего июля, как только обозначился масштаб событий. В шесть часов утра четвертого июля Владимир Ильич спешил на станцию Мустамяки. Около полудня он уже собрал во дворце Кшесинской членов ЦК. Ленин полностью одобрил действия большевиков.

Из Кронштадта прибыл новый отряд моряков. Они высадились с кораблей на Университетской набережной и, построившись в шеренги, направились к дворцу Кшесинской.

Перед матросами выступили Свердлов и Луначарский. Демонстранты потребовали:

— Ленина! Хотим слушать Ленина!

Серго видел: Владимир Ильич устал до предела. Все же он вышел на балкон. В короткой речи, извинившись, что из-за болезни вынужден ограничиться лишь несколькими словами, передал привет революционным кронштадтцам от имени питерских рабочих, выразил уверенность, что лозунг «Вся власть Советам!» должен победить и победит, несмотря на все зигзаги исторического пути, и призвал к выдержке, стойкости и бдительности.

После выступления тут же, во дворце Кшесинской, Владимир Ильич написал статью «Вся власть Советам!», в которой разоблачил поведение эсеров и меньшевиков, указал источник всех политических кризисов после Февраля, источник шаткости и колебаний правительственной системы. Этот источник разительное противоречие между словом и делом лидеров Советов.

А на улицах Питера вновь звучали выстрелы. Сначала с чердаков и тротуаров, затем, ответно, из колонн демонстрантов. На углу Литейного и Шпалерной, на Садовой и у Инженерного замка… Однако решительный перевес сил оставался на стороне рабочих и солдат.

Временное правительство и ЦИК Советов опубликовали постановление о запрещении демонстраций. ЦИК создал особую военную комиссию при штабе Петроградского военного округа. Командующий округом генерал Половцев издал приказ, потребовав от населения «не выходить без крайней необходимости на улицы», а от воинских частей «приступить немедленно к восстановлению порядка». Как потом стало известно Серго и другим большевикам, Временное правительство и ЦИК уже тогда вызвали карательные войска с фронта и ожидали их подхода к ночи следующего, пятого июля.

И тогда же Керенский, Милюков и компания привели в исполнение гнусный провокационный замысел — решили обнародовать фальшивку, сфабрикованную, как выяснилось, еще ранее в Ставке верховного главнокомандующего. Суть ее сводилась к тому, что от некоего прапорщика Ермоленко, осенью четырнадцатого года попавшего в плен к немцам, а затем завербованного германской разведкой, направленного в Россию для выполнения шпионских заданий и разоблаченного русской контрразведкой, поступили показания, что лидеру большевиков Ленину якобы «было поручено германским генеральным штабом агитировать за заключение сепаратного мира и стремиться всеми силами к подорванию доверия русского народа к Временному правительству» и на это дело немцами-де были присланы ему миллионы. Вполне возможно, что от предателя, ставшего немецким шпионом, в контрразведке Ставки выколотили такие «чистосердечные показания» — там могли, используя испытанные жандармские приемы «допросов с пристрастием», добыть «показания» и против самого господа бога. Но эта фальшивка столь дурно пахла, что «респектабельные» правые газеты не отважились пойти на срам ее опубликования. Инициаторы провокации нашли бульварный листок «Живое слово», а уже затем со ссылкой на него клевету распространили другие органы буржуазной прессы.

И эту постыдную роль взял на себя Алексинский, бывший социал-демократ, в революцию пятого года даже большевик!.. Серго видел его в одиннадцатом году в Париже. Знал бы тогда — убил бы на месте! Да, нет опасней врага, чем изменивший друг… Из таких и вербовала охранка своих провокаторов… Теперь, вернувшись из Якутии, Серго узнал, что в годы войны Алексинский переметнулся к меньшевикам, стал сподвижником Плеханова, ярым оборонцем. А в канун Февраля даже начал сотрудничать в протопоповской черносотенной газете «Русская воля»… Но дойти до такой низости!.. Пятого июля Алексинский зачитал «показания» Ермоленко в Петроградском комитете журналистов, подтвердил их своей подписью в бульварном «Живом слове». Клеймо иуды навечно!..