— Серена! — окликнул Конрад.
Раздался смешок Макса Сиверса:
— Надо же, лебединая верность! В этом тебе не откажешь.
Сиверс сдернул мешок с головы Конрада и уперся ему в грудь красиво отделанным кинжалом. Йитс попробовал шевельнуться, но оказалось, что руки и ноги его пристегнуты ремнями к креслу, которое намертво привинчено к полу комнаты без окон с единственной дверью в одной из каменных стен.
— Как тебе кинжал, Йитс? — Сиверс ткнул острием в грудь Конраду. — Мне он достался от твоего старого приятеля Геркулеса, как только тот отправился к твоему дружку Дэнни Зи. Куда, спрашиваешь, отправился? Да на тот свет. Кинжал когда-то принадлежал легендарному масону тридцать третьей степени шотландского церемониала, или вроде того, и этому самому масону он был нужен, чтобы посвящать кандидатов в мерзкую систему уровней и степеней, при помощи которой они плодят себе подобных. Как известно, кандидату надевают на голову мешок и приводят в ложу, где приставляют к груди острие кинжала и задают ритуальные вопросы. Добро пожаловать в мою ложу, Йитс. Может быть, если правильно ответишь, доберешься до степени Геркулеса.
Пытаясь сориентироваться в обстановке, Конрад вспомнил, что Брук рассказала ему о вирусе птичьего гриппа, который Сиверс собирался выпустить, а Серена предупредила о том, что Сиверс будет сопровождать китайцев к памятнику Вашингтону во время праздничного салюта.
— Четвертого июля, во время концерта на Эспланаде, — тщательно подбирал слова Конрад, — ты собираешься инфицировать китайских чиновников, именно в тот редкий исторический момент, когда монументы станут под предназначенные им звезды.
— Впечатляет, правда? — Сиверс зашел за спину Конраду. — Я был поражен, обнаружив, что весь этот астроархеологический бред, которым ты зарабатываешь себе на жизнь, и в самом деле основывается на какой-то науке. Звезды катят по небу, словно шестерни гигантского одометра, и делают полный оборот каждые двадцать шесть тысяч лет или около того. Вашингтон утер нос египтянам, заказав своему главному архитектору Ланфану план, на котором будущие монументы выровняются по звездам не на момент закладки, а четвертого июля 2008 года, когда Регентство Новой Атлантиды вступит в права и потребует роспуска Соединенных Штатов.
— Мог бы и что-нибудь новенькое рассказать, Сиверс.
Макс не стал ломаться:
— Когда мое начальство в «Альянсе» возложило на меня эту великую ответственность, я знал, что придется постараться — они так верят в астрологическую мистику и прочий бред. Я позаимствовал кое-какие идеи у тебя и решил согласовать наше наступление с небесами.
— А, вот как ты называешь убийство миллиарда китайцев и трети населения Земли в придачу?
— Об этом говорят звезды, приятель. Сегодня солнце начинает двадцативосьмидневный путь по небу из Вашингтона в Пекин, где на закате первого августа, ровно за семь дней до начала церемонии открытия Олимпийских игр, случится полное солнечное затмение. Мои вирусы замедленного действия здесь, на Земле, как в зеркале отражают путь Солнца, словно путь яркого метеора. Что наверху, то и внизу, знаешь ли. К тому времени как зажгут олимпийский факел, проявятся первые симптомы глобальной эпидемии гриппа, передающегося от человека к человеку, разразится всемирный хаос, раздадутся призывы построить новую Великую стену вокруг Китая. Придумано с воображением, правда?
— Ты псих.
Конрад наклонил шею и увидел разложенные на столе шприцы, иглы и трубочки, рулоны скотча, емкости с физиологическим раствором, наручники и кандалы. Его передернуло.
— Ты собираешься все это на мне использовать или хочешь произвести впечатление?
Сиверс надел хирургические перчатки, выбрал один из пузырьков и поднял его к свету.
— Нет, это не для тебя.
Дверь открылась, и два лаборанта втащили в комнату каталку, на которой неподвижно лежала Серена, крепко стянутая ремнями.
— Ах ты, сукин сын! — взревел Конрад.
Сиверс вогнал пузырек в пневматический шприц-пистолет и приставил его к шее Серены.
— Там особая формула: вирус гриппа без ингибитора, — сказал Сиверс. — Признавайся, где звездная карта, которую ты украл из небесного глобуса, иначе я сделаю инъекцию, и сестра Сергетти станет первой жертвой эпидемии.
— Молчи, Конрад! — раздался голос Серены с каталки. — Помнишь жития святых христианских великомучеников? Мы с тобой попали именно в такую историю. Если выложить все этому ублюдку, он нас просто прикончит, и никакого ореола мученичества — примитивное убийство. Мы станем такими же жертвами, как и все, кто погибнет от гриппа.
«Если выживем, то не станем, — подумал Конрад. — Интересно, зачем Сиверсу звездная карта? Она всего-навсего указывает путь к земному глобусу и Ньюбергскому договору, который у Сиверса и так уже есть».
— Она спрятана в Библиотеке конгресса, в одной из книг.
— Заткнись! — взвизгнула Серена.
Сиверс ткнул ей иглой в сонную артерию.
— Название книжки, дружище.
Конрад, стянутый ремнями, поерзал в кресле. Сиверс случайно надрезал путы, когда «посвящал» его в масоны. Ремень порвется, если напрячься и рвануть, но ни рук, ни ног так не освободить.
— «Обелиски», — с отчаянием в голосе ответил Конрад.
В глазах Серены светилось презрение.
— Дурак чертов, — устало сказала она. — Надеюсь, ты примирился с Богом.
— Конечно. Кому как не тебе об этом знать? — ответил Конрад. — Еще в Антарктиде. С Богом, но не с тобой.
— Не очень-то и надо, придурок. И знать тебя в этой жизни не желаю! Но когда я проснусь в другой и увижу Христа, то хочу, чтоб рядом был ты. — Серена забормотала что-то на латыни.
Сиверс расхохотался.
— Читаешь отходную по своему ненаглядному, Серена?
— По тебе, Сиверс. Там, куда попадешь ты, кондиционеров не будет.
— Откуда такое малодушие, сестра Сергетти? — произнес Сиверс успокаивающим тоном, который прозвучал весьма зловеще. — Даже Христос прощал врагов своих, умирая на кресте.
— Пошел к черту. Сиверс! — завопила она. — Тебе прощения не будет, ты не заблудшая овечка.
Лицо Сиверса перекосила гримаса нескрываемой ненависти, и он взял рулон скотча со столика с инструментами.
— Длинноват язык. — Он оторвал кусок клейкой ленты и шлепнул ее на губы Серене. — Кому-то в Ватикане давно следовало его укоротить.
Сиверс ткнул шприцом в шею Серене, на этот раз достаточно глубоко и неосторожно: потекла струйка крови.
— Давай говори каталожный номер книги, или я…
— Я не знаю каталожного номера. — Конрад в панике смотрел, как Серена пыталась отбиваться, глаза ее расширились, а крики звучали приглушенно. — Книга очень старая, наверняка осталось не больше пары экземпляров в специальном хранилище. Я не обманываю.