Читать интересную книгу Залог мира. Далёкий фронт - Вадим Собко

— Ну, господин Зандер, — начал Соколов, — с каким заданием вас прислали в советскую зону оккупации?

— Вы ошибаетесь, я вовсе не Зандер, — попробовал вывернуться штурмбанфюрер.

— Это несерьёзный разговор, — усмехнулся Соколов. — Товарищ сержант, будьте добры, приведите господина Зандера в натуральный вид.

Кривонос с явным удовольствием подошёл к Зандеру и быстрым движением сорвал с него усики.

— Теперь, господин Зандер — продолжал Соколов, — вы стали похожи на свой портрет в гитлеровской газете «Фелькишер беобахтер». Вот, прошу взглянуть. Значит, кончен бал-маскарад. Приступим к делу. Вам придётся рассказать о том, как вы запугивали жителей Дорнау и крестьян в Гротдорфе. Придётся вам также рассказать и о прежней своей деятельности в гестапо. У нас с вами большой разговор, господин штурмбанфюрер…

Зандер переменил тактику.

— Я думаю, мы сможем договориться, — сказал он. — За мои сведения…

— Я с вами в сделки вступать не намерен, — ответил Соколов. — Вашим делом займутся следственные органы, потом суд. Считайте наш нынешний разговор предварительным.

— Позвольте мне всё изложить на бумаге. Сейчас я не могу собраться с мыслями.

В комнату вошли Валя и майор Савченко.

— Полюбуйтесь, — сказал Соколов. — Штурмбанфюрер Зандер собственной персоной.

— Ага! — сказал Савченко. — Где его взяли, капитан?

— Кривонос из театра привёл. Сидел в уборной у Эдит Гартман. Кстати, товарищ сержант, никто не видел, как вы его арестовали?

— Ни одна душа, — ответил Кривонос, привстав со стула. — Мы из театра вышли, обнявшись; как дружки закадычные.

— Отлично, — сказал Соколов. Он обернулся на телефонный звонок и взял трубку. — Да, я. Хорошо идёт? Ну, я очень рад. Ладно, поступай так, как мы договорились… Это Люба, — сказал он, положив трубку. — Эдит Гартман имеет огромный успех.

— А когда вы арестуете Эдит Гартман? — неожиданно спросил Зандер, услышав её имя. — После спектакля? Она тоже была в моей организации и собиралась бежать со мной в Америку. Я уже вёл от её имени переговоры.

— Что это вы так охотно заговорили об Эдит Гартман? — заинтересовался Соколов.

— Я хочу облегчить вам дело. Надеюсь, вы примете во внимание моё честное раскаяние.

— Примем, обязательно примем, — сказал Соколов. — Товарищ сержант, уведите его, а сами отправляйтесь опять в театр, как мы условились. У этого типа могут быть неизвестные нам сообщники. А если так, они попытаются навредить Эдит Гартман. Ваша задача — оберегать её от всяких случайностей, но чтобы она ничего не заметила.

— Понятно, товарищ капитан. Разрешите идти?

— Идите.

— А ну давайте, господин.

Кривонос сказал это по-русски, но Зандер, видимо, отлично понял его, так как тотчас же встал и пошёл к двери. Как только оба они вышли, Валя, вся кипя от возмущения, вскочила со стула:

— Вот вам ваша замечательная Эдит Гартман, товарищ капитан! Играет на сцене комиссара, а сама тайно встречается с штурмбанфюрером!

Савченко поглядел на Валю.

— Всё это не так просто, как тебе представляется, Валя, — после небольшой паузы сказал он.

— Вот за эти слова я тебе очень благодарен, — обрадовался Соколов. — Я думал, что и ты клюнешь на эту удочку.

— О чём вы говорите, я не понимаю! — почти закричала Валя. — Ведь Эдит Гартман работала заодно с ним, он же сам сказал, чего же вам ещё надо?

Соколов взглянул на раскрасневшееся, взволнованное лицо девушки:

— Вот это как раз и неясно, Валя. Слишком уж охотно он заговорил об Эдит Гартман, и мне кажется, он просто хочет ей отомстить за провал своей затеи.

— Я считаю своим долгом обо всём рассказать полковнику.

Валя не случайно произнесла эти слова: за дверью послышались уверенные шаги Чайки. Работники комендатуры безошибочно узнавали его походку.

Войдя в комнату, полковник взглянул на Валю и сразу понял, что происходит бурный разговор.

— Добрый вечер, товарищи. Ты что волнуешься, Валя? Как дела, Соколов? Как поживает вся эта компания?

— Операции идут по плану, товарищ полковник, — отрапортовал Соколов. — Компания, собственно говоря, уже вся тут. Зандера арестовали в уборной Эдит Гартман. На допросе он заявил, что Эдит Гартман также состояла в его организации…

— Разрешите сказать, товарищ полковник, — взмолилась Валя.

— Ну говори, что у тебя?

— Я считаю, что относительно Эдит Гартман этот Зандер сказал правду.

— Постой, постой Валя! Соколов, вы думаете, что это провокация?

— Да, товарищ полковник. Он сам об этом начал, никто его не спрашивал об актрисе.

— А вы, капитан, вполне доверяете Эдит Гартман?

Соколов ответил не сразу.

— Я ей во многом доверяю, товарищ полковник, — начал он, — но сказать, что полностью уверен в ней, не могу. Тут всякое может случиться. Сегодня Эдит Гартман должна пройти через решающее испытание. И вот, выдержит ли она это испытание, я не знаю. Во всяком случае, я приложил все усилия, чтобы помочь ей. Сейчас наступает момент, когда решить может только она сама. Сейчас уже нельзя ни подсказывать ей, ни помогать. Об аресте Зандера ещё никто не знает. Следовательно, ей предстоит сделать выбор либо в Америку, либо остаться в Германии и снова стать актрисой, любимой немецким народом.

Полковник слушал Соколова и, видимо, размышлял вместе с ним, взвешивая каждый довод.

— Допустим, вы правы, — сказал он, — и Эдит Гартман решит остаться. Но этого мало. Ей предстоит ещё сделать все выводы из своего решения. Вы понимаете меня, капитан? Это не для нас, это в первую очередь необходимо для неё самой.

А в это время в городском театре окончилось первое действие. Медленно пошёл занавес, на какое-то мгновение воцарилась тишина, потом раздался взрыв аплодисментов. Эдит Гартман остановилась за кулисами, не замечая ничего вокруг. Грохотал зал, всё ещё неистовствовала публика, вызывая артистов, которые уже несколько раз выходили к рампе, а она так и не могла сдвинуться с места и, казалось, не слышала зовущих её голосов. Потом вдруг порывисто и невпопад двинулась на авансцену. Занавес готов был уже сомкнуться, но Эдит успела заметить устремлённый на неё из комендантской ложи взгляд Любы. Наконец, всё стихло.

Теперь Эдит уже не колебалась. Всё ещё находясь под властью своей роли и ощущая себя советским комиссаром, она испытывала необычайный душевный подъём и не думала об опасности. Да, вернуться к себе в уборную она не может: там ждёт её Зандер. Никогда в жизни не последует она за ним, даже если он предложит ей все богатства Голливуда…

Сейчас перед ней только один путь. Он нелёгок, а пройти его надо. Зандер может каждую минуту ускользнуть, но она этого не допустит, она же не имеет права оставаться нерешительной! Значит, скорее в комендантскую ложу, откуда только что так приветливо посмотрела на неё фрау Соколова.

Артисты и рабочие сцены изумлённо оглядывались на Эдит Гартман, которая, не обращая ни на кого внимания, почти бежала к выходу. Она выскочила в коридор и рывком отворила дверь аванложи.

Люба, сидя за столом, говорила с кем-то по телефону.

— Да, да, я ещё позвоню. Хорошо…

Глаза их встретились, и Люба медленно положила трубку.

— Вы великолепно провели первое действие, фрау Эдит, — сказала она, глядя на взволнованное, почти исступлённое лицо актрисы.

— Это не важно, сейчас это не имеет значения… — задыхаясь, проговорила Эдит. — Вы должны помочь мне…

— Помочь?

— Да, мне нужна ваша помощь. У меня в уборной сидит штурмбанфюрер Зандер. Я ни за что не поеду в Голливуд, и он, наверно, убьёт меня…

Люба молча смотрела на актрису, как бы поощряя её высказаться до конца. Эдит поняла это.

— Я вам всё расскажу, — быстро проговорила она. — Когда-то — это было вскоре после капитуляции — Зандер явился ко мне и предложил уехать в Голливуд. Я тогда находилась в состоянии полной растерянности и совершенного отчаяния, мне было всё безразлично. Я согласилась и выдала ему доверенность на ведение переговоров с американскими фирмами. А теперь он пришёл за мной… Но я никуда не поеду! Я хочу быть человеком. Я поняла сегодня, как надо жить и работать. Помогите мне! Я хочу работать для новой Германии, вы мне так много о ней говорили.

С глубоким волнением слушала Люба актрису. Она смотрела на Эдит, и ей казалось, что сейчас эти огромные глаза излучают всё то хорошее и благородное, что долгие годы таилось в душе актрисы и пробудилось лишь на сегодняшнем спектакле. Но всё же сквозь эту одухотворённую красоту проскальзывала тревога, что-то неуловимое в этом взгляде говорило о беспокойстве, способном отравить самое высокое вдохновение.

Люба мягким движением положила руку на плечо актрисы:

— Вы можете спокойно идти к себе, фрау Эдит, — негромко сказала она.