парковке и молчаливо ждёт, когда приедет такси. Благо машина приходит через считаные минуты. Открыв дверцу, помогаю Смирновой занять место и уже хочу сесть рядом, как она вдруг поднимает на меня свои карие, затуманенные слезами глаза и впервые не прячет смущённого взгляда, смело заглядывая в мою душу.
– Марьяна тебе нравится, да? – спрашивает в лоб.
– Какое теперь это имеет значение?
– Большое, Сава, – бормочет, отпуская слезинку стекать по щеке. – Знаешь, ты мне тоже очень нравишься. Наверно, как никто и никогда в этой жизни. Быть может, я даже тебя люблю.
Смирнова смахивает слёзы и тут же продолжает:
– Я могу позволить тебе сейчас уехать, а завтра ты, быть может, заметишь меня. Только я так не хочу.
Таксист недовольно что-то ворчит, подгоняя нас, но Злата словно не замечает его.
– Прежде чем решишь сесть рядом, Сава, ты должен знать, что Марьяна не любит Булатова. В этом я уверена! Он однажды уже втоптал её в грязь и, не сомневаюсь, сделает это снова. Я не в курсе, почему она с ним встречается; хочет бросить, но всё равно уходит с ним. Может, назло тебе, а может, он её заставляет. Чего ты усмехаешься? Думаешь, я слепая? Не замечаю, какой затравленной Марьяна выглядит рядом с Тохой? Впрочем, я ничего не утверждаю. Только сегодня Марьяна мне позвонила и просила приехать. Ей было плохо. И если сейчас она здесь и делает глупости, то это от отчаяния. По ошибке, понимаешь?
– Мне всё равно, – выдаю ложь за правду. Мне больно, обидно, хреново, как никогда раньше, но ни черта не всё равно. И Смирнова это видит.
– Если так, поехали! – тонкие губы девчонки дрожат в натянутой улыбке. Она наперёд знает ответ: я останусь.
– Ну, долго вы там ещё? – снова кряхтит водитель, обернувшись к нам.
– Свиридовой повезло с подругой, – ухмыляюсь, вспоминая, как сильно Нана грезила о друзьях. Хотя бы у одного из нас детские мечты сбылись.
– Садовая, 15, – называю нетерпеливому таксисту адрес Златы и закрываю дверцу авто.
Не дожидаясь, пока огни такси скроются из вида, бреду обратно. И вроде шагаю уверенно, но всё как в тумане: не замечаю разнузданного хаоса и пьяных в стельку рож, не чувствую случайных толчков и отвратного запаха электронных сигарет. Смотрю на опустевшую лестницу и умоляю разыгравшуюся фантазию заглохнуть. С какой-то наивной надеждой оглядываюсь по сторонам: вдруг Нана одумалась и спустилась. Но, кроме чужого безразличного к её судьбе веселья, ничего не нахожу.
– Ве-е-тер! – тянет заплетающимся языком Симонов и, едва держась на ногах, цепляется за моё плечо. – На хрена ты пришёл?
– Тебя забыл спросить! – стряхиваю с себя придурка, но подняться на второй не решаюсь: кто я такой, чтобы диктовать Нане, как надо жить. Вместо этого иду в гостиную к дивану, на котором сидят все наши, и решаю дождаться Свиридову внизу, чтобы посмотреть в её счастливые и влюблённые глаза ещё раз.
– О, Ветров! Молодец, что пришёл! – машет рукой со стаканом газировки Осин. В отличие от полоумных гостей, он в себя всякую дрянь не вливает. – Давай к нам! Чемпионы должны держаться вместе!
– Влад, ты больной? – пихает его в бочину Копосов. – Ветер нам чуть всю игру не запорол. По-любому баскетбольное поле с хоккейной коробкой перепутал.
Сидящие за угловым диваном пацаны тут же начинают басовито ржать.
– Да ладно вам! – горланит подползший следом за мной Симонов. – Рожа Булатова давно ищет встречи с крепким кулаком.
– Ну-да, ну-да! – заливаются парни. – Твоя физиономия, Митька, уже нашла! Что всё забыть не можешь?
– А вы, идиоты, всё ещё верите каждому слову своего капитана! – огрызается Симонов, видимо, не на шутку осмелевший после пары банок пива. – Ветер, да скажи уже им, что это ты мне рожу разбил!
Молчу. Судьба Симонова меня сейчас интересует меньше всего. Впрочем, и без меня хватает желающих почесать языками.
– Влад, на правах хозяина дома, скажи, чтоб Митьке больше не наливали. А то, думает, восемнадцать стукнуло, так всё можно.
– Правда, Симонов, харе пить!
– Да оставьте вы его! – бубнит Осин. – Это мы победители, а Митька у нас лузер. Спор Булатову продул? Продул! Завтра Тоха его раздавит, как таракана. Так что пусть гуляет в последний раз.
– Продул? – вопит Симонов. – А ни фига! Это вас Булатов в очередной раз развёл как девочек. А вы и рады хавать!
– Фильтруй базар, Митя! А то недолго и от нас по роже получить!
– Симонов, ты, может, что упустил, пока лопал. Да только Тоха Марьянку уже как минут пятнадцать назад наверх увёл, – потирает ручонки Миха.
Челюсти скрипят от напряжения: слушать этих уродов невыносимо. Но как бы мерзко ни было на душе, я хочу докопаться до правды, а потому снова молчу.
– Ага, а то вы не знаете, как Булатов девок себе снимает, – брызжет слюной Митька. – Думаете, Свиридова исключение?
Всё внутри горит огнём: понятия не имею, какие методы в арсенале у богатеньких засранцев, но желание свернуть шею Булатову множится с каждой секундой. Останавливает только одно: не похоже, чтобы Нану силой заставляли идти наверх.
– Не гони, Митя! Марьяна сама сюда пришла, – вступается Влад, подтверждая мои мысли. – Да и не пила ничего. Сидела тут тихо – глазами хлопала.
– И вы вместе с ней! – противно так ржёт Симонов. – Тоха её развёл, как нечего делать. Помните, он при нас ей позвонил, а во время разговора вышел? Так вот, я за ним пошёл и все слышал. Она его послала лесом, а тот ей наплёл, что с нами Ветер сидит и Смирнову тискает. Вот Свиридова, дура ревнивая, и прибежала.
– Ага, и не найдя Ветра, Булатову решила отдаться! – продолжают поднимать Митьку на смех пацаны. Да я и сам никак не могу уловить логики. Как дурак, верчу головой в разные стороны, прислушиваясь к словам парней, и всё острее ощущаю потребность найти Нану и вытрясти из неё правду.
– Стойте, – подаёт голос Саша Миронов, до этого тихо сидящий в дальнем углу. – А ведь Свиридова колу пила. Я видел. Неужели Тоха за старое взялся, лишь бы выиграть?
Вот она недостающая гайка в огромном механизме Булатовской