умер незадолго до прихода монголов), о которой уже упоминалось выше. Здесь следует более подробно изложить историю этих событий. В 1208 г., когда к Инасы-хану прибыли в поисках убежища от Чингисхана меркиты с их вождем Худу, то Инасы-хан довольно резко отказал самому «Потрясателю Вселенной» в их выдаче[720]. Т. е. кипчаки этой орды уже тогда оказали монголам сопротивление и неповиновение. В тот момент у Чингисхана не было еще возможностей отправить на столь дальние расстояния свои войска, но он не забыл оскорбление. В 1216 г., когда и силы возросли, и границы владений Чингисхана расширились, он все же припомнил это Инасы-хану — дав задание Субэдэю, в ходе его нового рейда против бежавших меркитов, потрепать кочевья непокорной кипчакской орды[721]. Все эти события подробно описаны как в жизнеописании Тутука (правнука Инасы-хана) в составе ЮШ, так и в двух мемориальных текстах юаньского времени, ставших первоисточниками для этого жизнеописания[722]. Первый из них — это эпитафия самого Тутука, написанная юаньским историком Янь Фу (1236–1312) около 1299 г., а второй — эпитафия его внука Дылыка, написанная Юй Цзи в 1329 г. Их сведения более подробные, чем текст жизнеописания Тутука в ЮШ. В частности, там точно датированы события разгрома орды наследников Инасы-хана и подчинения той части ее, которой правил Урусман, самый младший сын Инасы-хана (Тутук был внуком Урусмана). Именно Юй Цзи и Янь Фу дают точную дату, когда корпус Мэнгу-каана вошел в земли данной половецкой орды и когда к нему присоединился со своим родовым войском сын Урусмана Балдучак, (Тутук был сыном Балдучака) — это 1237 г.[723] Как сообщается в обоих мемориальных текстах, затем Балдучак и его подчиненные кипчаки в составе войск Мэнгу-каана брали столицу аланов Магас в 1239/40 г. После чего и Балдучак и его сын сделали карьеры в Монгольской империи и в Юань (позднее дети и внуки Тутука породнились с императорским родом Юань, а его правнучка стала императрицей).
Но полностью покорить за время кампании 1236–1237 гг. всех кочевников приволжско-уральских степей монголам все же не удалось — самым красноречивым доказательством этого считается борьба монголов с отрядами кипчака Бачмана. Правда, многие исследователи, вслед за туманной датировкой у РД, считают, что борьба монголов с Бачманом, руководителем этого половецкого сопротивления, относится еще к 1237 г., но до похода на Русь осенью 1237 г. Однако Джувейни, писавший всего через 20 лет после событий, относит действия по уничтожению отряда Бачмана на период после начала похода на Русь: «Когда каан (Угетай) отправил Менгу-каана, Бату и других царевичей для овладения пределами и областями Булгара, асов, Руси и племен кипчакских, аланских и других, (когда) все эти земли были очищены от смутьянов и все, что уцелело от меча, преклонило голову перед начертанием (высшего) повеления, то между кипчакскими негодяями оказался один, по имени Бачман, который с несколькими кипчакскими удальцами успел спастись; к нему присоединилась группа беглецов»[724]. Таким образом, Бачман повел свою по сути партизанскую войну уже после первого мощного удара монголов (завершившегося в первой половине 1237 г.). То есть только через некоторое время после этого поражения кипчаков, когда он сумел собрать и консолидировать вокруг себя остатки разбитых и разбежавшихся кипчакских родов, точнее тех из них, что и теперь не желали подчиняться монголам. Именно поэтому со стороны властей Монгольской империи было проявлено такое ожесточение к его персоне — они воспринимали действия Бачмана как «восстание» среди уже подчинившихся их власти кипчаков. А монголы не прощали подобного и всегда предпринимали ответные жесткие меры против «мятежников».
Рассказ о Бачмане вынесен Джувейни в отдельное повествование и отделен от описания покорения Булгара и похода на Русь. Рашид ад-Дин, использовавший текст Джувейни в повествовании о Великом Западном походе, вполне мог попытаться его датировать годом покорения Булгара и кипчаков, пытаясь связать воедино все фрагменты книги Джувейни, относящиеся к Булгару и кипчакам. Представляется, таким образом, что действия против Бачмана, потребовавшие привлечения туменов Мэнгу и Бучека, относятся к 1238–1239 гг., времени подавления также и иных восстаний мордвы и кипчаков. Даже китайские источники упоминают о борьбе с Бачманом, правда, путая хронологию и факты[725]. Составители ЮШ поместили рассказ о победе Мэнгу над Бачманом также в трактат «География», в составе трактатов ЮШ. В параграфе о земле «Кипчак» в этом трактате ЮШ механически соединены рассказы и о Бачмане и об установлении власти монголов над аланами, кипчаками и русскими. Такое соединение этих трех этнонимов в едином контексте встречается постоянно не только в ЮШ, но и у арабских и персидских авторов при описании Золотой Орды[726].
После разгрома булгар, мордвы, суваров, башкиров, буртасов, марийцев и кипчаков войска Бату увеличили свою численность за счет перешедших на их сторону, или по крайней мере компенсировали потери. Например, об этом сообщает Фома Сплитский: «Потом, пополнив свои воинские соединения прежде всего за счет племен куманов (латинское название половцев/кипчаков. — Р. Х.) и многих других покоренных ими народов, они снова повернули против рутенов. Сначала они окружили… Суздаль»[727] (здесь речь идет о событиях 1237 г., так как Суздаль монголы взяли в начале февраля 1238 г.). Подобная практика позже стала у монголов регулярной — после «Батыева пленения», перед последним их походом на Русь осенью 1240 г. и затем в Венгрию и Польшу они сделали новые наборы воинов из покоренных народов.
К осени 1237 г. монголы были готовы продолжить завоевания. Для похода на Русь они тем не менее не использовали все силы, собранные для Великого Западного похода. Скорее всего их часть им пришлось оставить в неспокойных еще половецких степях. А кроме того, есть туманное сообщение Юлиана, из которого можно понять, что в 1237 г. от монгольского корпуса Чормагана в Иране все еще ждали возвращения подмоги, ранее отправленной ему из числа войск Бату и его соратников: «В этой стране венгров сказанный брат нашел татар и посла татарского вождя, который… сказал, что татарское войско, находившееся тогда там же по соседству, в пяти дневках оттуда, хочет итти против Алемании, но дожидались они другого, которое послали для разгрома персов»[728]. Действительно, в Закавказье и вообще в западной части бывшего государства хорезмшахов с конца 20-х годов XIII в. оперировал корпус Чормаган-нойона[729]. По сообщению ан-Насави, допросившего в 1231 г. монгола, прибывшего с посланием от Чормагана, перед выступлением в Закавказье Чормаган провел смотр войск в Бухаре, по результатам которого в реестр монгольских войск было вписано 20 тыс. человек; кроме того, в состав корпуса вошло ополчение (т. е. войска таммачи самого Чормагана) неизвестной численности[730]. С такой армией Чормаган