«Миссис Чейз должна вернуться домой лишь через несколько часов. Сможет ли она с такого расстояния разглядеть номер моей машины? Вряд ли. Она вообще не обратит на нее внимания. Сама по себе машина, проезжающая по улице, еще не является подозрительной. Пусть даже это миссис Чейз. Если она выяснит, что няни нет дома, то все равно не станет прямо с порога звонить копам. Это точно. У меня в запасе будет минимум несколько часов».
— У вас есть сотовый телефон? — спросил Карл Беттину.
— Да.
В конце квартала он повернул направо. На улицах по-прежнему никого не было.
— Будьте добры, дайте его мне.
— Зачем?
— Таков порядок.
Она достала из сумочки телефон и протянула его Карлу. Тот открыл аппарат, тут же захлопнул и убрал в карман.
— Ничего не понимаю. Зачем вам понадобился мой телефон?
Карл ничего не ответил. Беттина посмотрела на него, обвела взглядом салон машины и впервые обратила внимание на то, что в нем нет абсолютно ничего. Это показалось ей странным. Ведь полицейские буквально живут в своих машинах.
Наверняка все это Беттина узнала на курсах театрального мастерства.
Карл прочел ее мысли и встрепенулся.
— Вы можете сказать, зачем вам понадобился мой сотовый телефон?
Он ничего не ответил ей и подумал, что так было только еще хуже.
«Почему я ей ничего не сказал? Я ведь здесь для того, чтобы помочь им, а также миссис Чейз!»
— Господи!.. — дрогнувшим от страха голосом прошептала Беттина. — Вы ведь не из полиции, правда?
ГЛАВА 51
Нью-Йорк. Вторник, 16.30
Когда-нибудь Джош обязательно должен был разобраться в том, почему он спешно вернулся в фонд, забрал без спроса машину Малахая и помчался в Нью-Хейвен, даже не позвонив Габриэлле и не спросив, хочет ли она его видеть.
Впоследствии Берил Талмэдж предложила ему два разных объяснения. Рациональное состояло в том, что Райдер сам недавно побывал в смертельно опасной переделке. Он беспокоился обо всех близких людях. Разумеется, ему захотелось проведать Габриэллу.
Однако Берил все же склонялась к тому, что Джоша направила к Габриэлле сильная кармическая связь, возникшая между ними.
Фотограф увидел, что входная дверь дома Габриэллы распахнута настежь, и ощутил прилив адреналина. Он вбежал внутрь, опасаясь того, что ждало его там.
Габриэлла стояла, прислонившись к лестнице, одетая в мокрый дождевик. Зонтик и сумочка валялись у нее под ногами, в руке трепетал лист бумаги.
— Габриэлла? Что с тобой?
Она подняла взгляд. Ее глаза светились, словно стекло. Все остальные краски схлынули с лица. Губы были мертвенно-бледными, за исключением одной капельки крови, алевшей там, где она их прикусила.
— Что случилось?
— Моя девочка…
— Что?
Но Габриэлла могла лишь повторять:
— Моя девочка, моя девочка…
Джош взял листок у нее из рук.
«С Куинн все в порядке. Мы не собираемся делать ей плохо, но сделаем, если вы обратитесь в полицию и сообщите о ее исчезновении. Как только вы расшифруете надписи на камнях памяти и скажете нам, как ими пользоваться, ребенок вернется к вам целым и невредимым. Не отключайте свой сотовый телефон.
Пока что это лишь кошмарный сон. Не позволяйте ему превратиться в реальность».
— Когда ты это получила?
— Я только что вернулась домой. Это лежало в почтовом ящике.
— Ты уже сообщила в полицию?
Габриэлла покачала головой.
— Нет, и не буду сообщать. Я не могу рисковать жизнью Куинн. Разве ты не прочитал?
— Тебе нужно…
Габриэлла не дала ему договорить, ее голос прозвучал приглушенным рычанием хищной кошки:
— Не могу. Я сделаю все, что хотят эти люди. Дороже Куинн у меня ничего нет. Неужели ты не понимаешь?
У нее на шее выступили вены, подчеркивая напряжение каждого слова.
— Это, несомненно, те самые люди, которые убили Рудольфо. Я не могу рисковать. Это же убийцы, Джош!
Габриэллу начало трясти. Райдер Джош заключил ее в объятия и прижал к себе, ощущая дрожь всем своим телом.
Она продолжала говорить, словно не сознавая, что он ее обнимает:
— Я найду того, кто сможет расшифровать надписи. Я знаю всех, кто работает в этой области. Я сама догадаюсь, что они означают. Начну работать над этим прямо сейчас, и уже сегодня вечером у меня будет результат. Тогда завтра я получу Куинн, ведь так?
Джош слушал лихорадочную речь и испугался, что у женщины может начаться истерика.
— Нам нужно обратиться в полицию, — решительно произнес он.
Габриэлла резко отдернулась от него, и ее лицо исказилось в ярости.
— Нет! Если ты не собираешься помочь мне сделать все так, как хочу я, то убирайся! Мне нужно спасти своего ребенка. Неужели ты не понимаешь? — Она перешла на крик.
«Чем дольше мы будем медлить, перед тем как сообщить в полицию, тем сильнее остынет след похитителей», — подумал Джош.
— Габриэлла, послушай, ты сама сказала, что это убийцы. Они…
Она не обращала на него внимания, говорила чересчур быстро и громко:
— Я не могу. Я сделаю только то, что мне скажут, и больше ничего. Если ты не хочешь мне помочь, тогда просто уходи. Убирайся!
— Я хочу тебе помочь, — тихо промолвил Джош, пытаясь ее утешить, однако она его не слушала. — Конечно же, я хочу тебе помочь, — повторил он уже громче.
На этот раз Габриэлла его услышала и шумно вздохнула. Ему удалось до нее достучаться.
— Откуда ты узнал о случившемся? — вдруг спросила она. — Кто тебе сообщил?
— Никто. Сам не могу объяснить. У меня возникло нехорошее предчувствие… в общем, неважно. Ладно, ты садись. Я принесу тебе воды. Давай обсудим, что делать.
Джош подвел Габриэллу к дивану. Она послушно села, выполняя его просьбу, но тотчас же вскочила и бросилась к лестнице.
— Мне нужно взглянуть, взяла ли Куинн с собой своего медвежонка…
Она взбежала наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
— Ее отец подарил мне этого медвежонка, когда я была беременна. Девочка знает, что это подарок папы, и никогда с ним не расстается. Она никогда…
Джош следом за ней поднялся в детскую и увидел, как она лихорадочно шарит в кроватке под одеялом и в коробке с игрушками. Он понял, почему Габриэлла ищет медвежонка. Если Куинн его взяла, значит, она была жива, когда ее забирали из дома.
— Медвежонка нигде нет, — наконец прошептала Габриэлла и улыбнулась сквозь слезы.
От ее слабой улыбки у Джоша едва не разорвалось сердце.
ГЛАВА 52
Нью-Йорк. Вторник, 17.50
Алекс отрезал ветку от миниатюрного фикуса. Увлечение бонсай было еще одной страстью, которая связывала дядю и его жену. Теперь заботы о дюжине древних карликовых деревьев, расставленных по всей квартире, легли на него одного. Уход за растениями он считал такой же священной обязанностью, как и посещение могилы жены.
Рейчел остановилась в дверях гостиной, не желая мешать дяде, однако он сам сказал, что хочет выйти из дома ровно в шесть вечера. Она наблюдала за тем, как Алекс возился с деревом, которое в свои сто двадцать четыре года имело рост всего восемнадцать дюймов, и переживала из-за того, что не могла облегчить его горе, вызванное кончиной жены. В последнее время такое случалось с ней нередко.
Алекс отложил секатор, отступил назад, окинул оценивающим довольным взглядом силуэт дерева и принялся собирать обрезанные ветки и листья.
— Дядя Алекс! — тихо окликнула его Рейчел.
Он обернулся. Скорбь лишь несколько мгновений продержалась у него на лице. Потом дядя словно задернул шторы, скрыл свои чувства и нацепил обычное невозмутимое выражение. Тетя Нэнси как-то рассказала Рейчел, что Алекс так преуспел в делах именно потому, что мастерски владел искусством обмана.
«Он так умело скрывает свои мысли, что никто даже не подозревает, о чем он думает. Я в том числе. Должна признаться, это очень выводит из себя».
— Пора выходить? — спросил дядя. — Я с нетерпением жду этого.
Через пятнадцать минут они бродили по галерее Альберта Рэнда. Рейчел радовалась тому, что согласилась пойти с дядей. Она не простила бы себе, если бы пропустила эту частную выставку графических работ мастеров Возрождения, среди которых были по одному рисунку Тинторетто и Рафаэля. Главной жемчужиной экспозиции оказался набросок работы Микеланджело.
Даже искушенная элита мира искусства, которая редко обращала внимание на то, что развешано на стенах музеев, толпилась вокруг этих редчайших находок, обнаруженных в одной частной коллекции и выставленных на обозрение широкой публики впервые за сто с лишним лет.
Рейчел остановилась перед рисунком Микеланджело. Она вглядывалась в изображение сгорбленного обнаженного мужчины, выполненное резкими штрихами. Натурщик стоял к художнику спиной. Скорее всего, это был эскиз к одной из скульптур рабов.