ожидания – только моя проблема. Глеб ничего мне не обещал, но всегда был честным. Он – мой друг, а дружба не зависит от сердечных привязанностей. В некотором смысле она выше и сильнее любви.
Снова беру телефон – теперь уже без страха и сомнений, удаляю бредни незнакомки, а саму ее заношу в чс. Я не верю ей.
Наговариваю короткое сообщение и отправляю Глебу:
– Серьезно? У тебя из окна совсем не видно звезд?
Глава 27. Глеб
Мне снится, что мы разговариваем с Нелей по видеосвязи. Вначале все как обычно: обсуждаем что-то школьное, подшучиваем друг над другом и немного дурачимся. Я почему-то показываю ей родинки у себя на груди и говорю, что они похожи на ее созвездие Рыб. На самом деле у меня нет никаких родинок, но во сне есть. Неля просит подойти ближе, а потом, протянув руку через монитор, касается их пальцем. Меня это совершенно не удивляет, словно так и должно быть, я сам подаюсь к ней навстречу и оказываюсь в ее комнате, как много раз это воображал. Мы стоим друг напротив друга, и я чувствую, что от волнения начинаю задыхаться, а Неля продолжает прикрывать ладонью созвездие родинок и голосом Румянцевой произносит:
– Хочешь, я научу тебя целоваться?
Однако вместо того, чтобы смутиться, я вдруг по-наглому заявляю:
– Я сам тебя научу, – и, схватив ее за плечи, с настойчивой жадностью начинаю целовать: сначала в губы, потом шею и плечи. Видеть ее всю я не могу, но каким-то образом понимаю, что она без одежды, и горячая волна захлестывает меня целиком.
– Исследование показало, что люди и звезды состоят из одних и тех же атомов, – шепчет она на ухо. – Ты это понимаешь? Ты понимаешь, что это значит? Звезды сделаны из нас. Вот что это значит.
Она крепко прижимается ко мне, и в этот же момент я вдруг оказываюсь в своей дачной бытовке, а вместо Нели рядом со мной на разобранной кровати сидит Даша – та девчонка, у которой я был четырнадцатым, и курит.
– Где она? – кричу я на нее, испытывая ужас потери. – Где Неля? Что ты с ней сделала?!
– Нет никакой Нели, – гадко посмеиваясь, отвечает Даша. – Ты ее выдумал.
– Неправда! – Жар возбуждения не спадает. – Верни все назад!
– Плоть, Глеб, нужно усмирять и контролировать, – произносит Даша маминым тоном. – Этим человек отличается от животного.
– А я не хочу контролировать! – кричу я в ответ и вскакиваю. – Не могу! Я больше ничего не хочу и не могу контролировать! Оставьте меня в покое!
– У тебя молния на ширинке сломалась, – Даша выпускает в мою сторону облако дыма. – Подойди, я посмотрю, как починить.
Она вдруг становится голой. Я зажмуриваюсь, чтобы этого не видеть, и меня обступает черный глубокий космос, в котором единственный источник тепла и света – это я сам.
Горю с температурой пятнадцать миллионов градусов Цельсия, а вокруг упорядоченно вращаются далекие планеты. И мне нет никакого дела до их вселенского существования и дальнейшей судьбы. Захочу – взорвусь к чертовой матери, захочу – погасну.
«Светит незнакомая звезда, // снова мы оторваны от дома, // снова между нами города, // взлетные огни аэродрома», – поет, аккомпанируя себе на пианино, мама, и мы с Мишкой, хлопая в ладоши, ей подпеваем. Он – пятнадцатилетний веселый красавчик, я – детсадовская мелюзга. Я мечтаю вырасти и стать таким, как он, а Мишка мечтает поскорее допеть эту песню и свалить на улицу, потому что его там ждут друзья.
* * *
В субботу, как обычно, едем к Мишке. Мама причитает, я молчу. Та часть сна, где я целовался с Нелей, очень приятная, и каждый раз при воспоминании об этом моменте в животе растекается нежное тепло. С самого утра, когда Неля наверняка еще спит, я захожу в нашу переписку и перечитываю, словно желая убедиться, что я ее и в самом деле не выдумал.
На улице сыро и промозгло. Мы выходим на остановке, и всю дорогу до больницы мама с подозрением косится на меня.
– Что с тобой? – наконец спрашивает она.
– А что не так? – удивляюсь я.
– Ты всю дорогу улыбаешься.
– Правда? Я не заметил.
– Посмотри на меня. – Она останавливается и, взяв меня за подбородок, пристально вглядывается в глаза: – Ты ничего не употребляешь?
– Нет, конечно.
Мама тяжело вздыхает и отворачивается:
– Надеюсь, что так, потому что еще одного наркомана в семье я не переживу.
– Да все в порядке, мам, – подбадриваю я ее и беру под локоть. – Просто улыбаюсь, что такого?
– Без повода?
– Ну, так же может быть?
– Без повода улыбаются только блаженные.
– А может, я блаженный?
– Твои шуточки сейчас неуместны. Прими, пожалуйста, подобающий ситуации вид.
– А подобающий – это какой? Унылый?
– Я не понимаю, что с тобой в последнее время происходит, – раздраженно вспыхивает она. – С утра до вечера торчишь в своем компьютере или в телефоне, улыбаешься, как дурачок, огрызаешься, директор домой звонит, и это я в твой дневник не заглядывала. Наверняка и там меня ждут сюрпризы.
– В дневнике нет сюрпризов.
– Просто пойми, Глеб, – она снова останавливается, – еще и на тебя меня точно не хватит.
* * *
Мы проходим через стеклянные двери отделения, надеваем бахилы и сдаем вещи в гардероб. Мама, подхватив пакет с передачкой, торопится к раскрытым дверям лифта, за которыми нас поджидают несколько человек. Но я не спешу. Нарочно иду медленно – не хочу ехать в набитой кабине.
– Давай быстрее, – мама машет рукой, переживая, что из-за меня задерживаются люди. Раньше я бы тоже стал из-за этого волноваться. Но сейчас все по-другому. Надоело постоянно под всех подстраиваться.
– Я по лестнице, – говорю я им и, дождавшись, когда двери закроются, возвращаюсь назад, к центральному входу.
На улице моросит дождь, моя куртка осталась в раздевалке, потому что номерок у мамы. Свежий ветер бодрит и швыряется мокрыми желтыми листьями. От сырости сразу же становится зябко. Но я все равно ловлю себя на том, что улыбаюсь; пока мама не сказала об этом, не замечал, а теперь физически чувствую.
Не успеваю спуститься с крыльца, звонит мама:
– В чем дело? Ты куда пропал.
– У меня живот прихватило, – тут же сочиняю я. – Внизу подожду.
– Как так? Было же все в порядке. – В мамином голосе слышится недоверие.
– Откуда мне знать? Я за свой организм не отвечаю.
– Ладно. Сходи в аптеку, купи имодиум. Миша передает тебе привет.
– Ему тоже привет. – Я сбрасываю вызов и, сбежав по лестнице, быстрым