Город заполняли «вольные стрелки». Сказалось извечное стремление доннельфамцев бунтовать «вполклюва, помаленьку». Бутафорские луки и боевые посохи, топоры вольных дровосеков, шляпы с перьями.
Доннельфам сиял зеленью всех оттенков, словно отыгрываясь за бесславное поражение, которое Розенмуллен потерпел в сражении с Ланселотом. Женщин также не обошло это поветрие. Те, кто постарше, одевались под «мельничих». Молодые девчонки подбирали себе наряды лесных принцесс – декольтированные, с разрезами до бедер. Похоже, что портные Доннельфама леса в глаза не видали. Иначе представляли бы, каково в таком наряде бродить в лесной чаще – среди бурелома, крапивы, еловых лап и полчищ комаров.
Средоточие вольнострелкового духа находилось конечно же в «Бородароссе». Там обитал Кельке Плун – старшина. огородников. Его Хоакин услышал гораздо раньше, чем увидел. Еще не успела заскрипеть под его ногами лестница «Бородароссы», как из зала послышалось:
– Эй, хозяин! Пива что ж? Я ждать, что ж, буду?
– Уже несу, господин Плун!
– Пошевеливайся, что ж, фуксия. Эй, кто следующий?
Стараясь не привлекать к себе внимания, стрелки прошли в зал. Ойлен сделал знак хозяину, и на столе перед ними возникли две кружки пива.
– Что происходит? – шепотом спросил Хоакин у веснушчатого белобрысого здоровяка с оплывшим подбородком.
Тсс, – прошипел тот в ответ. – Господин Плун стрелков экзаменовать изволят.
И действительно, Плун экзаменовал стрелков.
С того места, где засели Хоакин и Тальберт, все было видно великолепно. Кельке Плун, дородный вислоусый бюргер, допрашивал претендента. Допрашивал зло, язвительно, с пристрастием:
– Кто таков? Пива глотни, что ж. Ты стрелок или фуксия гладколистная?
Одевался старшина огородников вполне в духе времени. Кожаный жилет со звездами, полосатые ландскнехтские штаны. Под жилетом не нашлось даже рубашки: у Кельке были свои представления о том, как выглядят разбойники. Голова перевязана алым шелком, за кожаным ремнем – шестопер.
Претендент же, напротив, вырядился как на парад. Бархатный сюртучок, плиссированное жабо, узенькие штаны. Плащ клетчатый – и это несмотря на жару. Турольская шляпа и пенсне. За плечами – инкрустированный альфиньей костью лук, на бедре – изящная шпажонка.
– Я, господин Кюольке, есть стрелок. Хороший стрелок, яволь! – Щеголь залихватски сдул пену с пива. – Тоннерветтер, какой хороший стрелок. Вильгельм Телль мой имечко.
– Да? – запыхтел Кельке. – Всякий скажет – Телль, а не фуксия гладколистная. К делу давай.
– Бутет, бутет тафай к телу. Сейчас все бутет.
Он снял шляпу и протер платком лысину.
– У меня – пять сыновей. Э? Яволь. Я есть шесний стрелок, не тумайте. Мой сыновья никогда не витеть целый яплоко, та. Мой сыновья не витеть целый груша. Целый персик. Тоннерветтер! Несчастные тетишки!
Слезы заблестели у Вильгельма на глазах. Он придвинулся к слушателям.
– Я. Мой Клавиус перет яплочко. Я – пафф! пафф! Тетишка к тереву – яплок на голову. Яволь. Пафф!
Пенсне запрыгало на носу.
– Пафф! Пафф! Дырка. Мой тетишка не витеть целый яплок. Мой тетишка не витеть целый арпуз! Я есть шесний стрелок.
– Годится, – кивнул Кельке. – Что ж? Вполне в духе времени. Не фуксия.
Он хлопнул Телля по плечу:
– Садись с нами, Вильгельм. Все пьют, и ты пей-Что ж? Здоровье господина стрелка!
Хоакин и Тальберт переглянулись. В роли старшины огородников выступал герцог Розенмуллен. Впрочем, чего-то в этом духе следовало ожидать.
– Пьем здоровье Вильгельма Телля, – нестройным хором отозвалась толпа. Стукнули кружки, пена хлестнула через край. – Здоровье вольных стрелков!
– Кто следующий, что ж? – Плун-Розенмуллен раскраснелся, горделиво оглядывая зал. – Вы разбойники или фуксии гладколистные?
Полупустая кружка указала на торговца в черном. Тот скромно примостился под гравюрами с видом на Аламут.
– Эй! Что ж.
– Я? – От удивления торговец забыл прожевать.
– Нет, фуксия гладколистная. Иди сюда.
Полмесяца назад появление этого торговца вызвало бы пересуды. Полосатый халат, кефи, пейсы – подобных гостей Доннельфам не видел. Но все меняется. Разбойникомания захватила передовые умы города, и прочие развлечения оказались позабыты.
– Я очень вам удивляюсь, – сообщил торговец честной компании. – Что вы хотите от бедного Соломона беи Леви?
– Бедный?
– Бедным себя кличет, – заволновались лжестрелки. – Ростовщицкая морда.
– Стается нам, ты есть очень богатый, Соломон, – заметил Телль.
Торговец дураком не был. Он быстро сообразил, с кем имеет дело:
– Таки я вам скажу. Вы думаете, Соломон далек от разбоя? Плюньте в глаза тому, кто скажет, что Соломон ведет дела честно!
После такого рискованного заявления в руках доннельфамцев сверкнули ножи. Но торговца это не смутило.
– Надо бы вам объяснить за мои политические убеждения. Да, да. Уберите ножики, господа. Это даже смешно. Разве это ножики? Вот у моего зятя, Изи Ньютона, – таки да, это ножики. Это просто великолепные ножики.
– Что там несет эта фуксия?
Торговец продолжал:
– Вы все вольные стрелки, господа. Вы все знаете Изю Ньютона. Вы спрашиваете: раз Изя такой умный, отчего он не изобрел земного притяжения? И я отвечу. Изя Ньютон никогда не изобретет притяжения. Он садится под яблоней, да? Он уверен, он самый умный. Но тут на охоту выходит Соломон бен Леви.
Торговец сделал паузу и многозначительно посмотрел на горожан.
– Вы думаете, мне так нужны эти яблоки? Ха. Подавитесь этими яблоками. Соломон в жизни не брал в рот яблока. Но Соломон меткий стрелок, а Исаак – муж моей дочери. Пафф – и яблоко не долетает до мудрой Изиной головы. Скажите: ему очень нужно забивать голову всякими бреднями? Этим вашим земным притяжением?
– Браво! – взревел Плун. – Браво! Пива господину Соломону.
Веселье шло своим ходом. Шипели на сковородах гусиные шкварки. Айнтопфы, эскалопы, блинчики с сыром и шницели проносились над столами, словно диковинные снаряды, выпущенные из катапульт по осажденному городу. Кое-где гарнизон пал под этим обстрелом. Сонно заплыли глазки, щеки налились багровым румянцем, речь потеряла стройность.
– Эгей! Что ж! – пьяно орал Плун. – Кто там прячется в углу? Фуксия! Взять их!
Новоназначенные стрелки засуетились, словно гончие в охотничьей своре.
– Гте? Гте? – метался Телль.
– Таки что ж, я вас спрашиваю?
Сосед Хоакина – толстяк с подбородком, словно вылепленным из белого мякиша, – вскочил и заверещал, указывая пальцем:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});