Но Ломбардо уже шагает к церкви.
– Иди ты, Дженна, знаешь куда, – говорит он, не оборачиваясь.
Неаполитанец смеется:
– Да, но это потом… Сначала пусть она отдаст тебе фотографии.
В церкви пусто, и лишь одна лампада горит у главного алтаря. Сидя на одной из задних скамеек между колоннами центрального нефа, Елена Арбуэс рассматривает алтарные украшения и фигуру Святой Девы, довольно сильно поврежденную в годы Республики; теперь ее восстановили и вернули на прежнее место. Время лишило Елену религиозных верований, и даже давление католической общины после Гражданской войны не заставило ее, как многих других испанских женщин, стать набожной прихожанкой и ходить к воскресной мессе. Она была далека от любого рода притворства и сейчас вошла в церковь впервые за долгое время; точнее, миновало больше полжизни, и она никогда не забудет, почему так случилось: в тринадцать лет, во время причастия, которое она проходила вместе с другими девочками из своего класса, священник отказался отпустить ей грехи за то, что слишком короткие рукава ее блузки обнажали руки больше, чем полагалось. Елена не возмутилась; не сказав ни слова, пристыженная и решительная одновременно, она покинула исповедальню, вышла из церкви и больше никогда не переступала ее порог.
Сейчас она сидит неподвижно и рассматривает алтарь, прислушиваясь, не звучат ли шаги в центральном нефе. Она ничего не слышит. И вдруг чье-то легкое касание заставляет ее обернуться. Главный старшина Тезео Ломбардо только что сел рядом на скамью. Его профиль старинной бронзовой статуи четко очерчен в свете, льющемся из слуховых окон: короткие черные волосы, прямой нос, твердый подбородок с легкой синевой щетины. Он ходит неслышно, словно кошка, думает она. Словно один из тех греков, что глубокой ночью выходили из деревянного коня. Вот она и не услышала его.
9
Гнев античных богов
Они сидят молча, не глядя друг на друга. Держа сумку под мышкой, Елена ждет, когда сердце перестанет учащенно колотиться. Наверху, на башне, часы бьют семь раз – звон с металлическим отзвуком, вибрируя и затихая, резонирует в пустой церкви. Наконец Елена сует руку в сумку, разрывает шов на подкладке, вынимает пленку и кладет на скамью между собой и Тезео. Тот забирает кассету и прячет в карман пиджака. Дело сделано; Елена закрывает сумку, хочет встать и уйти, но не уходит. Человек рядом с ней тоже остается недвижим.
– Я больше не буду этого делать, – шепчет она.
Искоса поглядев на него, она видит, что он согласен с ее решением.
– Я как раз хотел вам посоветовать. Чтобы вы больше этого не делали. Не надо больше туда ходить.
– Так же думают и ваши товарищи?
Итальянец медлит с ответом.
– Так думаю я, – произносит он.
Они снова молчат, потом первой заговаривает Елена:
– Я считала себя сильнее, но оказалось, я не готова к таким вещам. Попыталась, но не могу.
– Но вы же все-таки сделали фотографии.
– Да, конечно… И принесла. Надеюсь, они вам пригодятся.
– Вы сфотографировали порт?
– Да. Военные корабли, как вы просили. Там появились новые.
– Большие?
– Два да, большие. Два линкора или крейсера вблизи молов. Вы поймете, что за корабли.
– Там еще есть трансатлантический лайнер. Вы смогли его сфотографировать?
– Если это серый корабль у Центрального волнореза, то да.
– Это, без сомнения, он. Называется «Лукония»… Вы проделали прекрасную работу.
– Сначала проявите пленку… Не уверена, что снимки так уж прекрасны.
Они опять замолкают. Сидят очень близко, но не касаясь друг друга. Елена едва ощущает тепло, исходящее от мужчины.
– Все прошло без осложнений? – вдруг спрашивает он. – Никаких инцидентов не было?
– Никаких, насколько мне известно.
– Вам не кажется, что кто-то вас подозревает?
– Пока что нет. – Она ненадолго задумывается. – Хозяин книжного магазина точно нет… – И тут она вспоминает гибралтарца с биографией Энтони Хоупа. – Хотя был там один клиент, покупал книги – вот он задавал вопросы.
– Вам или хозяину? – заинтересовался Ломбардо.
– Мне.
– Вас это встревожило?
– Даже не знаю, вроде нет, не думаю. Он действительно много расспрашивал, но это нормально. В колонии мало женщин, и, конечно, он удивился. Спросил, испанка ли я.
– Англичанин или гибралтарец?
– Оттуда… С «равнины»[39], как мы про них говорим.
Седовласый священник в сутане выходит из ризницы и рассеянно бросает на них любопытный взгляд. Потом преклоняет колени перед алтарем, осеняет себя крестом и исчезает в дверях с другой стороны от алтаря.
– Вам больше не стоит появляться на Гибралтаре.
– Я тоже так думаю.
Ломбардо притрагивается к сумке, где Елена прятала пленку.
– Вы сделали более чем достаточно. Я имею в виду обязательства, которые вы на себя взяли.
– Я согласна с вами… Теперь у вас и ваших товарищей достаточно сведений.
– Конечно.
Она поворачивает голову и смотрит на него: его неподвижный профиль четко вырисовывается в церковном полумраке на фоне слабого свечения лампады перед изображением Спасителя. Елене кажется, будто он – тот странствующий герой, что вплавь возвратился на родину, уничтожив врагов и спалив их город, за что навлек на себя гнев античных богов. А она стоит на берегу и завороженно смотрит, как он появляется из воды, обнаженный, покрытый лишь тиной и морской солью. И он идет навстречу густокосой девушке.
– И когда следующая атака?
Она спрашивает совсем тихо, но итальянец не отвечает. Он не отрываясь смотрит на алтарь, словно и не слышал.
– Вы очень храбрая женщина, – произносит он после паузы.
Она качает головой:
– Не говорите глупостей. Вы и ваши товарищи – вот кто действительно храбрые.
Он кладет руку на спинку скамьи: сильную, загорелую руку с широкими, коротко остриженными ногтями.
– Хотел бы я знать, почему на самом деле…
Он вдруг умолкает – неуверенно, почти робко. Потом убирает руку, заметив, что Елена смотрит на нее. Елена улыбается:
– Я бы тоже хотела