Причем названное первое состояние – «оглушенный совестью разум» – будучи «оглушенным», оказывается неспособен указать и эффективные пути к достижению цели, сам предложенный план оказывается неудачен. И поэтому они выдвигают в качестве противостоящего первому типу отношения между совестью и разумом другой, где разум не подавляет совесть, но огранивает ее от собственной абсолютизации. От субъективистского желания подчинить стремления миллионов собственным этическим требованиям и осуществить над ними диктат собственного политического идеала.
«Совесть действительно задает идеалы. Но идеалы потому и называются идеалами, что находятся в разительном несоответствии с действительностью. И поэтому, когда за работу принимается разум, холодный, спокойный разум, он начинает искать средства достижения идеалов, и оказывается, что средства эти не лезут в рамки идеалов».
По их мысли, совесть и разум всегда оказываются в противоречии: совесть задает идеальные цели. Но разум приходит к выводу, что достижение этих политических целей возможно только средствами, которые этим же идеалам и противоречат. И здесь выступает его регулирующая, адаптирующая по отношению к совести функция.
Здесь можно уже увидеть существенное расхождение в постановке вопроса М. Вебером и Стругацкими. Первый противопоставляет этики «убеждения» и «ответственности» и, противопоставляя, говорит об ограниченности каждой из них и одновременно – об относительности такого противопоставления. Для Стругацких обе эти этики скорее вмещаются в понятие велений «потревоженной совести»: от «этики убеждения» в нем есть установка на протест, но в отличие от нее указанное состояние ориентировано не на «процесс протеста», а на достижение требуемого результата, что скорее относится к «этике ответственности».
Для них противостоящим состоянием является скорее состояние «адаптирующего совесть разума», цель которого не сам по себе результат, а совокупность изменений, которые становятся его последствиями.
Совесть в противостоянии действительности осуществляет идеальное целедостижение, однако встает перед и этической, и функциональной проблемой – какова ее подлинная цель: осуществить адаптацию окружающего мира к собственным латентным образцам или к требованиям его миллионных масс.
Решение первой задачи оказывается адаптацией к собственным образцам уже не просто не соответствующей им действительности, но интересов и желаний основной массы общества. Решение второй требует интеграции собственных образцов с интересами этой массы и интеграции самих этих интересов.
Можно сказать, что для них идеал оказывается моральным и имеющим право на попытку адаптации к себе действительности, когда он опирается на интеграцию существующих в нем интересов или, во всяком случае, основной массы представителей данного социума. Остальное, по их мнению: «Смешно и антиисторично».
Центральным требованием к соотношению приоритетов совести и разума является их равновесие. Это понятие открывает монолог, который формально относится к равновесию существующих в обществе сил. Но, учитывая его содержание, он относится, возможно, в большей степени, к равновесию начал совести и разума, каждое из которых не должно подчинять себе другое:
«Пусть ваша совесть не мешает вам ясно мыслить, а ваш разум пусть не стесняется, когда нужно, отстранить совесть…».
Таким образом, можно говорить, что Стругацкие выводят своего рода формулу ответственности, которую они рассматривают как определенное развитое состояние совести: совесть как
моральное негодование («потревоженная», «неразвитая», лишенная ответственности совесть) – разум – совесть-2 (ответственность/обогащенная разумом совесть).
Представление о такой «обогащенной разумом» совести как релевантном основании политического действия, как мы можем видеть, сближает позицию Стругацких с пониманием И. А. Ильиным категории «правосознания», существо которой последний определял как «живое чувство ответственности».
Ответственность, по мнению Стругацких, является элементом совести, но невозможна вне опосредования разумом. Как таковая, она включает в себя разумность, но не существует вне требований совести. Здесь можно увидеть связь с названным во второй части их же тезисом:
«Прогресс вне морали. Но человек не может быть вне морали».
И как таковая она образуется в процессе перехода из сферы совести в сферу разума – и из сферы разума – в сферу совести[353].
То есть, в отличие от М. Вебера, они ведут речь не о противопоставлении совести и разума, а о противопоставлении, скорее, совести не опосредованной разумом и совести, им опосредованной. Ответственность для них есть не аналог противостоящего совести разума, а «совесть, опосредованная разумом», в известном смысле выступая по отношению к «совести-1» в той роли, в какой в классическом психоанализе «супер-эго» выступает по отношению к «эго».
3.2.3. Ответственность за безопасность
Проблема и категория ответственности оказываются в известной степени интегрирующими все произведения Стругацких. На фоне этого, как говорилось выше, она не имеет институализированного измерения – в мире Полдня нет государства как такового, нет формальной высшей политической власти, борьбы за власть и институтов подавления – как минимум в базовом произведении «Полдень, XXII век. Возвращение».
Однако, во-первых, по определению виделось, что моделируемое ими общество не беспроблемно. Если же в обществе есть проблемы, в нем всегда должны быть и структуры, отвечающие за решение этих проблем, во всяком случае, если в этом обществе одним из интегрирующих начал является ответственность. В «Далекой Радуге», где описывается угроза, связанная с утратой ответственности за научно-техническую мощь человечества, еще не фигурируют службы, связанные с предотвращением этой угрозы. О них не говорится и в «Попытке к бегству», где ставится вопрос об ответственности за отношения с другими цивилизациями. Но уже в «Трудно быть богом» идет речь об особой структуре, ведущей работу с отсталыми цивилизациями – Институте экспериментальной истории – при безусловной академичности своего названия, по существу, ведущей разведывательную работу на других планетах и изучающей возможности воздействия на их, в частности, политическую жизнь. И в той или иной мере такое воздействие осуществляющей.
Земля описанного Стругацкими этапа развития почти забыла о войнах прошлого, – герои не могут с точностью вспомнить имя Гитлера – но она существует не изолированно и находится в контакте с рядом других цивилизаций разного уровня развития: существенно отставшими от нее, примерно равными и, как становится ясно в романе «Жук в муравейнике», есть основания подозревать существование цивилизации более высокого уровня, но обнаружить саму ее не удается.
Это с неизбежностью предполагает существование структур, несущих ответственность за безопасность, как минимум, рискованного использования достижений науки и техники, внешнюю разведку, контрразведку и т. д.
В «Обитаемом острове» один из главных героев является сотрудником Службы глубокого поиска – это еще не спецслужба, но система, осуществляющая поиск неизвестного в Космосе. В финале книги он встречается с противостоявшим его бурной деятельности, продиктованной «нетерпением потревоженной совести», резидентом ГСБ – Галактической службы безопасности. В следующей книге они оба являются сотрудниками КОМКОНа-2, «комиссии по контролю» – о которой сами жители мира Полдня имеют приблизительное представление.
В целом в книгах о мире Полдня упоминаются следующие структуры подобного рода: КОМКОН – Комиссия по контакту с иными цивилизациями[354]; КОМКОН-2 – Комиссия по контролю научных достижений, в задачи которой входит противодействие возможному вмешательству в развитие Земли извне[355], дата создания которой символически приходятся на 2137 год; Совет Галактической Безопасности (СГБ)[356]; Институт экспериментальной истории[357], а также упоминавшиеся, но более подробно не описывающиеся Группа свободного поиска и Галактическая служба безопасности.
Это, как можно увидеть из ряда комментариев Бориса Стругацкого, осознанная позиция – самое идеальное общество не может существовать без спецслужб: признание центральной категорией ответственности за свои действия включает ответственность и за позитивные, и за негативные действия.
Проблема ответственности за безопасность поднимается Стругацкими в трех книгах о мире Полдня[358] и, частично, в отдельной повести «Отель у „Погибшего Альпиниста“». В каждом случае речь идет о разных аспектах безопасности – риска опасных научных экспериментов, возможной угрозы извне, угрозы вызревающей внутренней опасности.