Читать интересную книгу Надоело говорить и спорить - Б. Акимов

• Воздух был такой стоялый, такой штилевой, такой неподвижный, что дышать было невозможно. Казалось, то, что выдохнул, то обратно в легкие и тянешь.

• К вечеру стало подмораживать. Над вершинами сорокаметровых сосен, отягощенных снегами, начали открываться среди ночных облаков темно-синие бездны, полные лазерных звезд.

• Ангелина: «Не пьет, не курит, не гуляет, ничего!»

• К ним нельзя приближаться даже на расстояние телефонного звонка.

• Наступают праздники, время пищевых кошмаров.

• Надежда Степановна смотрит хоккей из Канады: «Безобразие! Все со жвачкой. При галстуке и со жвачкой!»

• – Рабинович, вы член партии?

– Нет, я ее мозг.

• – Как баба?

– Умная среди равных.

• Спасибо в стакан не нальешь.

• Я разговариваю с вертушкой, а вы тут хлопаете дверьми.

• Надежда Степановна смотрит бокс СССР – США.

Я: «Команда-то у них – одни негры». Н.С.: «Конечно. У них белые не дураки, чтобы себя подставлять».

• Если в Москве рекомендуют стричь ногти, на Украине начинают рубить пальцы.

• На прибрежных берегах Амазонки нам известно множество совершенно неизвестных племен.

• Мой друг на доске «Наши ветераны» увидел даму, которую он пользовал семь лет назад. «Как быстро бежит время!» – воскликнул он.

• Старый редакторский анекдот.

Автор принес фразу: «Граф повалил графиню на диван и стал быстро-быстро ее иметь».

– Хорошо, – сказал редактор, – однако хотелось бы как-то тактично ввести рабочую тему.

Автор добавил: «А за стеной в кузне ковали что-то железное».

– Очень хорошо, – сказал редактор. – Однако хотелось бы что-то о будущем сказать.

Автор принес: «Кузнец бросил деталь и сказал – х… с ней, завтра докую».

• Прохожий – фермеру:

– Разрешите, я пройду через ваш участок: мне нужно успеть на поезд 9.40.

– Пожалуйста, – ответил фермер. – А если вы встретите моего быка, вы свободно успеете и на поезд 9.15.

• В бухгалтерии «Правды» висит для алкоголиков-поэтов цитата: «Аванс – заедание будущего. (А. Лехов)».

• Лионские ткачи.

Катин похоронил мать и в жутком самочувствии вернулся в Париж, где ждали его жена, которая интриговала против него, и дочь.

– Я должен сменить обстановку: смерть матери – это жутко!

Поехали на юг на шикарном «Рено-9». Въезжают в Лион.

Дочь говорит матери тихо, интимно:

– Мне на экзамене попались лионские ткачи.

– Что, что? – спросил Володя. Он хотел включиться в разговор.

– Я не с тобой разговариваю, – сказала дочь. – Я разговариваю с мамой!

Катин:

– Я не нашел столба, чтобы вперить в него машину на скорости 200 миль в час: во Франции хорошие дороги.

• Детдом, тюрьма – и вот я с вами!

• Телогрейка – стопроцентный коттон.

• Анатолий Семенович – как персонаж пьесы. Он входит в комнату, где идет свой разговор, с той репликой или рассказом, которые он вспомнил. Полуслепой, не терпящий возражений, причем это у него видно не столько в выражении лица, которое довольно масочное, а в жесте, в фигуре, в движении, которое просто гротескно, почти балетно.

– Том! – открывая дверь, громким, уверенным голосом кричит он. – Ты, наверно, не знаешь, что в шестьдесят втором году я был в Париже.

Все замолкают и притихают.

– Это на час, – одними губами говорит Том.

Дед, на ощупь садясь в кресло, трогая его твердыми, тонкими, высохшими, почти костяными пальцами:

– Министр – тогда был еще Бакаев, – громовым голосом продолжает дед с огромными паузами, – разрешил нам из Соединенных Штатов Америки лететь через Париж. Конечно, мы полетели, но с разрешения министра.

Он рассказывает, как от Вечного огня прикурили американские солдаты.

– Откуда солдаты американские в Париже? Ты, папа, что-то путаешь.

– Не путаю! – отвечает дед. – Американские солдаты. Как же? Они же все против СССР.

Том умолкает с замечаниями.

– Ну вот, потом мы пошли в собор Святого Петра. Все еще раз пригнулись.

– Наверно, в Нотр-Дам, – подсказывает Том.

– Почему в Нотр-Дам? Нет, в Святого Петра, там, где Адам мраморный стоит.

– Святой Петр в Риме, папа.

Тут дед несколько застывает, как боец, пораженный пулей на бегу.

– Ну и что, что в Риме? Мы перенеслись в Рим. Как заходишь, тут стоит Адам мраморный, так ему весь ноготь отцеловали.

– Христос.

– Почему Христос? Адам.

– Чего же Адама целовать?

– Как чего? Прародитель наш. Святой.

– Какой же он святой? Грешник. Согрешил, и нас всех из рая изгнали.

– Не знаю, – охотно соглашается дед, – там у него весь палец отцелованный.

• Когда надеваешь очки, на свои же собственные пальцы смотришь, как в кино.

• Талант мне дан для того, чтобы ясно оценить степень собственной бездарности.

• – Годы постоянного, утомительного вранья, – сказал Леша, – отсюда постоянно плохое настроение. Случай с самолетом задевает фундаментальные позиции нашей страны. Это наши сбили его? Это ваши сбили! Мы поставлены просто вне международной морали.

• Фирма Сукин и Сын.

• Кто таскал царя за ушки? Ай – здрасьте!! Александр Сергеич Пушкин! Ай – бросьте! (Пионерская песня.)

• Умер дядя Миша. В похоронном бюро очередь в дверь. Подходит пожилой мужчина, трясется, с палкой в руке. Хочет войти. Две женщины бросаются, не пускают, кричат, как зарезанные, кричат сразу из мертвой тишины печальной очереди.

Молодая женщина с гладкой кожей лица, выцветшей от горя и лишений, бесконечного преодоления и невозможности увидеть хоть краешек счастья, и другая, с туповатым лицом работницы, – обе кинулись, крича «Тут живая очередь!» – замечательный пример слова.

– Я ветеран войны, – сказал пожилой человек с тем же самым выражением, с которым в уличном скандале человек выхватывает, как кинжал, удостоверение госбезопасности.

– У нас тоже ветеран! – визгливо воскликнула женщина и тотчас же выхватила из жалкой сумочки трясущейся синей рукой какую-то серую, жидкую книжечку.

Тут пожилой человек понял, что он должен прибегнуть к новой аргументации.

– Ваш лежит, – сказал он, – а я стою, еще живой!

– Ты стоишь, а наш тухнет!

Тут после этого ответа живой ветеран войны уступил позиции родственникам мертвого. Отступил фактически, шагнув назад. Обе женщины встали с обеих сторон двери. Как часовые у Мавзолея. Кафка!

• Ира С, красивая и блядовитая на вид жена спортивного чиновника, рассказывает о своих жизненных трудностях:

– Вы себе не представляете. Он – охотник. Это хуже алкоголизма. 200 дней в году он на охоте. Представляете? И ему нужно охотиться не только здесь. Он ездит на охоту и на Север, и в Крым, и на Карпаты. У нас вечно живут какие-то егеря. Он им все обещает. Хозяюшка, икра-то есть? Ну есть, конечно, полуторалитровая банка. Он садится и съедает полбанки. Я в ночной, извините, рубашке. Он ест икру и чавкает. Другой приезжает – у него язва. Он, кроме икры и коньяка «Наполеон», вообще ничего есть не может. Я с утра до ночи стою у плиты. Вы знаете, что такое ощипать гуся?

– Кошмар, – сказала Нинон.

– Кошмар, – подтвердила Ирина.

• Рассказы B.C. Работникова. Он врачевал после войны в Карпатах. Предыдущий доктор убит через стекло. Почему? Никто не знает. Но шепчут – бендера.

Однажды под ночь в открытое окно заглядывает бородатое страшное лицо: «Пан доктор! Трэба в лис ихать!»

Я понял, что ехать действительно нужно. В темноте у больницы стоит телега, в ней еще мужик. Сел. Поехали. Молчим. Хоть и темно, но мне завязали глаза. Приехали: костер, какой-то угол сарая, лежит мужик с огнестрельным ранением бедра. «Помогите, пан доктор».

Я сказал, что нужно ехать в больницу, здесь я ничего сделать не смогу. Снова поехали на этой телеге, уже с раненым, снова, хоть и ночь глубокая, с извинениями мне завязали глаза.

В больнице я сделал ему операцию, и два бородатых лица смотрели в окно операционной комнаты. Раненый, матерый сорокалетний мужик, вел себя очень мужественно. Казалось, два лица за темным окном ему придавали силы. Еще не застыл гипс, как он попытался встать… Работников оставлял его, но оба его товарища да и он сам не соглашались. Они уложили раненого на телегу и увезли. Через некоторое время неизвестная привезла доктору двух поросят и немного картошки.

• Серое море было сплошь в морщинах, как кожа старого слона.

• Три спортсмена выиграли по миллиону долларов. Американец: куплю бензоколонку. Француз – бистро. Русский:

– Отдам долги.

– А остальные?

– А остальные подождут.

• Так и идем мы – три инфарктника. Скоро расставаться. Женя – он анестезиолог в онкологическом центре – говорит:

– Ну что, ребята, не дай, конечно, бог, но если насчет онкологии – пожалуйста.

– А если насчет переписи пленок – ко мне. У меня «Шарп» хороший.

– А я что? – говорит Даня. – Кран «Като» вам никому не нужен? Ну, если кому на участке скважину пробурить – пожалуйста.

• Два чукчи:

– Что-то меня Гондурас беспокоит.

– Беспокоит? Не чеши.

• Жванецкий после выступления в ЦУПе был в час ночи потащен на квартиру к кому-то из местных властей.