Шрифт:
Интервал:
Закладка:
• Он был настолько сутулым, что возникало желание немедленно проверить свои плечи.
• Надпись в уборной аэропорта «Борисполь»: «Счастливое очко, только сел с.ть, объявили посадку».
• Встреча альпинистов, вернувшихся с Эвереста. Эдик Мысловский в какой-то комбайнерскои сеточке, виднеющейся под пиджачком, растерянно улыбаясь, ходит между встречающими. Иногда на него почему-то все вместе налетают журналисты и, табельно пошутив в их куче (пальчик постригли немного), он снова бродит по кучкам и группкам людей с забинтованными кистями рук, со светло-коричневыми и растерянными глазами. Старый человек, худой, как мальчик, немало согнутый, с тонкой палочкой, но с веселыми глазами, ходит по всем встречающим, заглядывает всем в глаза и говорит:
– Никого не узнаю. Одни в очках темных, другие бороды отпустили.
Однако он не узнает потому, что просто время его ушло, просто старый он.
Некоторая ненормальность в прибывших была. Коля Черный, не взошедший честолюбец, шел мрачный, торопил время. С. Бершов вел себя как аргентинский футболист, забивший гол. Вскидывал руки, кричал, поднимал дочку над толпой и т.п. Эрик Ильинский, повиснув на плечах встречающих, с удивлением и любопытством и с какой-то насмешкой смотрел на все это иконописными горящими глазами. Славик Онищенко был просто рад. Сергей Ефимов (которого обком в полном составе готовится встретить в Свердловске) вдруг обнаружил в себе подъем и стремление к высокопарности, к откровенной комсомольской патетике. Женя Тамм был почти недоволен всем происходящим, зол на то, что осталось ТАМ, и с трибуны сказал:
– Мы не привыкли к таким встречам. Мы не хоккеисты, и подобная встреча у нас впервые.
И лишь зам Павлова остался верен себе и самому чиновничеству: сначала сообщив, что наша Родина выполняет продовольственную программу, он в итоге спутал имя-отчество руководителя экспедиции, даже не сообразив, что отец его – Игорь Тамм – один из семи нобелевских лауреатов нашей Родины – выполняет ныне продовольственную программу.
• У него были глаза сидевшего в лагерях человека – бесстрашные, веселые и боязливые.
• Наши дорогие руины альпинизма.
• Три войны по глупейшим поводам. Мир пал в моих глазах.
• Крейсер «Ворюг».
• Самолет Ташкент – Москва. Совершенно пьяные офицеры, летящие из Афганистана. Милиция обыскивает насчет оружия. «Мы устали от этого оружия, гранату тебе под яйца!» – «Я, между прочим, раненый». – «Если бы ты был там, где был я, ты бы не спрашивал». Какой город? Москва? А разве не Кабул? Отвратительное ощущение – расхристанные формы, галстуки на погонах, беспрерывно пьют из горла бутылок. Нервическое отчаяние, наглость убийцы.
• Я живу, чтобы жить, чтобы получать радость, а не оттягивать бесконечно момент смерти.
• Морально устойчив, хотя физически здоров.
• Друг Рябченко. Толстое тельце на худых ножках, точь-в-точь как рисовали Геринга времен войны.
• Дети ответработников, у которых в войну все ломилось от жратвы, играли «в горе», т.е. хоронили, закапывали, голодали.
• Тамада перед первой рюмкой говорит: «Нам предстоит большая пьянка. Давайте оглядим друг друга и запомним друг друга».
• Больной после инфаркта: «Ты мне привези зубную щетку, а то у нас завтра проверка будет, у кого что есть. Ну, привези, чего там! Я тебе на другой день ее отдам».
• Наша разница, Юрий Иосифович, в том, что вы уже перенесли инфаркт, а я все жду своего.
• Нинон в больнице: «Ты должен упасть на вершине, а не у дверей сортира!»
• Анна: «Папаню хватил инфаркт, весь гарем зашевелился».
• А вместо сердца – каменный топор.
• Что-то все время падает с неба – листы, дожди, чудеса, семена, снега, свет, слезы, самолеты.
• Да стул труднее списать, чем человека! У него есть инвентарный номер, и он в трех ведомостях. А человек что? Умер? Ну и привет.
• Старуха с молодой фигурой и с лицом, изъеденным морщинами, как высохший солончак. За ней шлепает коротконогий терьер, которому старуха властно приказывает:
– Р-Рольф!
Как мужу.
Внизу крупным мужским шагом с собакой ходит толстеющая сорокалетняя женщина в очках. Думаю, разведенная. Она грозно оборачивается на свою дворняжку, но та и носом не ведет, читая замечательные новости в осенней траве.
• Узбек, замдиректора студии, который знает наизусть «Мцыри» Лермонтова, которую он выучил наизусть на спор с учительницей, в которую был влюблен.
• Какой же это есть механизм в человеке, что я на тебя гляжу и не плачу?
• Обе речи на пленуме были тут же – через два часа – опубликованы, что вообще-то не принято, и так сложилось впечатление, что соперник генсека этого не ожидал.
• На работе у Нинон был митинг, но не по поводу смерти, а по поводу «поддержания спокойствия», «пресечения вражеских речей», против каких-то прогнозов по поводу состава правительства.
• – Проблема отцов и детей, – сказал Адамишин Саше, – заключается в разности оценок происходящих событий. Это банально. Но не банально то, что я тебе сейчас скажу, – никогда еще отцы не переходили на сторону детей. Всегда было наоборот – дети мучительно долго переходили на сторону отцов. Так вот – чем быстрее ты, мудак, поймешь и сделаешь это, тем для тебя же будет лучше!
• Не перебивай меня, то, что я говорю, – интереснее!
• От всей души и от себя лично…
• Ах, витязь, то была Наина! (А.Пушкин.)
• Все ему писалось. Диктовали разные люди, придерживавшиеся различных взглядов. Он все читал. Не только обращения к иностранцам (это называлось «переговоры»), но и, что поразительно, – к своим. «Я думаю, что мы должны одобрить этот документ». Все это писано, как в анекдоте: звонят в дверь, подходит ответработник, вынимает из кармана текст, разворачивает и читает: «Кто там?».
• Буш, вице-президент, выступает в аэропорту. Переводчика в том бардаке не нашлось, переводит подвернувшийся под руку случайный дипломат. Итальянцы Фанфани и Коломбо тоже слушают это: их не встретили, нет машины, и они томятся. Кто-то рядом спрашивает: «А кто это переводит?» Министр иностранных дел Италии мрачно говорит: «К сожалению, это итальянский посол».
• Похороны по ТУ. Опухшая Г.Л. с почти хозяйственной сумкой в руке. Все кричат – бриллианты. Распространились слухи, что за две недели до кончины летала она в Цюрих с одной маленькой «сумочкой». Теперь тоже с сумкой идет. Пьяненький, совершенно пьяненький до неприличия, Сергей Леонидович, строго поддерживаемый охранником, как-то порывается выпрыгнуть вперед, махнуть руками, как пьяный сапожник.
После парада войск стали подавать клану машины. Две «Чайки», «Волги» и внучку – канареечный «Мерседес», и еще другой «Мерседес». Все на глазах 35 тысяч зрителей, которые все еще держат в руках портреты покойного.
• Обсуждался 10 ноября вопрос замены концерта ко дню Сов. милиции фильмом. Все думали на Кириленко. Гена сказал:
– Вот если б главный дуба дал…
Сбылось.
• В конце репортажа о похоронах в кадр – общий план Красной площади – влетел совершенно черный ворон и полетел на камеру, все более укрупняясь. Наконец пересек кадр и скрылся. Тут и дали заставку, будто ждали этого ворона.
• Всех поразила энергия нового генсека, явная неимпровизированность происходящего и ощущение того, что он торопится и что у него есть некий план. Вообще время всколыхнувшихся надежд. И хотя надежды на надежды эфемерны, все равно ждем. Мой друг сказал:
– Так привычно было жить в говне. Никаких расстройств. А теперь сердечко встрепенется и упадет. Что тогда делать? Жизнь кончать тем или иным образом…
• Другой друг (фром киджиби) торопливо сказал: «Мы сейчас ничего не ведем, кроме самых срочных дел. Я позвонил всем своим (резидентам) и сказал – если ничего существенного нет, ничего не доносите. Некогда. Не до вас».
• Постоянство хорошо только в утреннем стуле.
• Мама про кота Шурика: «Он ко мне ломился. Всю ночь».
• – Что мне говорить?
– Говори правду. В правде никогда не запутаешься. Во лжи запутаешься всегда.
• Г. Волчек: «Лапина снимут – всех в ресторан зову!»
• Заговорили о Ленине, о бальзамировании, о фобах. Надежда Степановна сказала: «А склепы? Они туда своих родственников все подкладывают и подкладывают».
• Сохраняется крайняя напряженность, представляющая взаимный интерес.
• А руки-то, руки-то – из крыльев! Тот, кто думает, что из плавников, может отправляться к тритонам.
• Подохни ты сегодня, а я завтра.
• Низко пролетел Ил-18, вынюхивая курносым носом радиолуч дальнего привода.
• Он работает сейчас лейтенантом.
• У Нади попугай Рика кусается. Мать рассказывает. Надежда Степановна: «Зачем же в доме такого хищника держать?»
• Воздух был такой стоялый, такой штилевой, такой неподвижный, что дышать было невозможно. Казалось, то, что выдохнул, то обратно в легкие и тянешь.
• К вечеру стало подмораживать. Над вершинами сорокаметровых сосен, отягощенных снегами, начали открываться среди ночных облаков темно-синие бездны, полные лазерных звезд.
- Музыка моей жизни. Воспоминания маэстро - Ксения Загоровская - Музыка, танцы