Я не встречался с Сергеем Федоровичем со студенческих времен, но знал, что последние годы его жизни были омрачены отвратительной травлей, которую устроили замечательному художнику коллеги по кинематографическому цеху. Сергей Федорович стойко выдержал все. Бондарчук был не только разносторонне одаренным, но еще и очень сильным, мужественным человеком. Однако здоровье его необратимо пошатнулось.
Что касается духовной жизни Сергея Федоровича, то, крещенный в детстве, он воспитывался и жил в атеистической среде, а на склоне лет сам пришел к познанию Бога. Но вероучение обрел не в Церкви, а в религиозных трудах Льва Николаевича Толстого, перед гением которого преклонялся. Толстой, как известно, в конце XIX века предложил миру созданную им самим религию. Несколько поколений русских интеллигентов пережили искушение толстовством. У некоторых отношение к своему кумиру порой принимало форму настоящего религиозного почитания.
Дима рассказал, что в последние недели к физическим страданиям Сергея Федоровича прибавились еще и весьма странные, тяжкие духовные мучения. Пред ним как наяву представали образы давно умерших людей, прежних знакомых Сергея Федоровича — знаменитых актеров, коллег по искусству. Но теперь они являлись в самых чудовищных, устрашающих образах и истязали больного, не давая ему покоя ни днем ни ночью. Врачи пытались помочь, но безуспешно. Измученный кошмарами, Сергей Федорович пытался искать защиту в той самой толстовской религии. Но странные пришельцы, врывавшиеся в его сознание, лишь глумились и мучили его еще сильнее.
На следующее утро в квартире Бондарчуков меня встретили супруга Сергея Федоровича, Ирина Константиновна Скобцева, и их дети — Алена и Федя. В доме царил печальный полумрак. Казалось, все здесь наполнено страданиями — самого умирающего и его любящих близких.
Сергей Федорович лежал в просторной комнате с наглухо зашторенными окнами. Болезнь очень изменила его. Напротив кровати, прямо перед взором больного, висел большой, прекрасного письма портрет Толстого.
Поздоровавшись с Сергеем Федоровичем, я присел к его постели и сначала не мог не сказать ему, с какой благодарностью мы, выпускники разных факультетов ВГИКа, вспоминаем встречи с ним. Сергей Федорович благодарно сжал мою руку. Это ободрило меня, и я перешел к главной цели моего приезда.
Я сказал, что нахожусь здесь для того, чтобы напомнить о драгоценном знании, которое Церковь хранит и передает из поколения в поколение. Церковь Христова не только верит, но и знает, что смерть физическая — вовсе не конец нашего существования, а начало новой жизни, к которой предназначен человек. Эта новая жизнь бесконечна и открыта людям воплотившимся Богом — Господом Иисусом Христом. Я поведал и о прекрасном, удивительном мире, бесконечно добром и светлом, куда Спаситель вводит каждого, кто доверится Ему от всего сердца. И о том, что к великому событию смерти и перехода в новую жизнь надо подготовиться.
Что касается устрашающих видений, так жестоко донимавших больного, здесь я без обиняков постарался изложить учение и опыт Церкви о влиянии на нас падших духов. Современный человек с трудом воспринимает эту тему. Но Сергей Федорович, видимо, на собственном опыте прочувствовал реальность присутствия в нашем мире этих беспощадных духовных существ и слушал очень внимательно. В преддверии смерти, когда человек приближается к границе между здешним и иным мирами, непроницаемая ранее духовная завеса между ними истончается. Неожиданно человек начинает видеть новую для него реальность. Главным потрясением зачастую становится то, что эта открывающаяся реальность бывает агрессивной и поистине ужасной.
Люди, далекие от Церкви, не понимают, что по причине нераскаянных грехов и страстей человек оказывается доступным для духовных существ, которых в Православии именуют бесами. Они-то и устрашают умирающего, в том числе принимая облик некогда знакомых ему лиц. Их цель — привести человека в испуг, смятение, ужас, в предельное отчаяние. Чтобы в иной мир душа перешла в мучительном состоянии безнадежности, отчаяния, отсутствия веры в Бога и надежды на спасение.
Сергей Федорович выслушал все с заметным волнением. Видно было, что многое он уже сам понял и осознал. Когда я закончил, Сергей Федорович сказал, что хотел бы от всего сердца исповедоваться и причаститься Христовых Тайн.
Прежде чем остаться с ним наедине, мне надо было сделать еще два важных дела. Первое из них было нетрудным. Мы с Аленой раздвинули тяжелые шторы на окнах. Солнечный свет хлынул в комнату. Потом мы с домочадцами Сергея Федоровича на минуту вышли за дверь, и я, как мог, объяснил им, что безутешное горе и отчаяние родных усугубляют душевную боль умирающего. Переход близких в другую жизнь — конечно же событие печальное, но совершенно не повод для отчаяния. Смерть — не только горесть об оставляющем нас человеке, но и великий праздник для христианина — переход в жизнь вечную. Необходимо всеми силами помочь ему подготовиться к этому важнейшему событию. И уж точно не представать перед ним в унынии и отчаянии. Я попросил Ирину Константиновну и Алену приготовить праздничный стол, а Федю — выставить лучшие из напитков, какие найдутся в доме.
Вернувшись к Сергею Федоровичу, я сообщил, что сейчас мы будем готовиться к исповеди и причащению.
— Но я не знаю, как это делается, — предупредил Бондарчук доверчиво.
— Я вам помогу. Но только веруете ли вы в Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа?
— Да, да! Я в Него верую! — сердечно проговорил Сергей Федорович.
Потом, вспомнив что-то, замялся и добавил:
— Ноя… я все время просил помощи у Толстого…
— Сергей Федорович! — горячо сказал я. — Толстой был великий, замечательный писатель! Но он никогда не сможет защитить вас от этих страшных видений. От них может оградить только Господь!
Бондарчук кивнул.
Надо было готовиться к совершению Таинства. Но на стене перед взором больного по-прежнему, как икона, висел портрет его гения. Поставить Святые Дары для подготовки к причащению можно было только на комоде, под изображением писателя. Но это представлялось немыслимым! Толстой при жизни не просто отказывался верить в Таинства Церкви: долгие годы он сознательно и жестоко глумился над ними. Причем с особой изощренностью — именно над Таинством причащения. Бондарчук знал и понимал все не хуже меня. С его разрешения я перенес портрет в гостиную, и это стало вторым делом, которое было исполнено.
В доме Бондарчуков была старинная, в потемневших серебряных ризах икона Спасителя. Мы с Федей установили ее перед взором больного, и Сергей Федорович, оставив наконец позади все ветхое и временное, совершил то, к чему Господь Своим Промыслом вел его через годы и десятилетия. Бондарчук очень глубоко, мужественно и искренне исповедовался пред Богом за всю свою жизнь. Затем в комнату пришла вся семья, и Сергей Федорович — впервые после своего далекого детства — причастился Святых Христовых Тайн.