Один из энергетиков, живших по соседству, попросил меня освятить и его дом. Я конечно же не отказал, а Олег Александрович предупредил только, чтобы мы поторопились: пора было садиться за праздничный стол.
Выйдя в сад, я встретил запоздавшего на новоселье гостя. Водитель с трудом нес за ним какой-то огромный подарок, завернутый в белую простыню.
Минут за сорок управившись с еще одним освящением, я вернулся к Олегу Александровичу в предвкушении обеда. Но, войдя в гостиную, застал странную картину: гости, испуганные и бледные, стояли молча. А на Никитиных — Олеге Александровиче, Галине Дмитриевне и Лене — просто лица не было.
Первая мысль, которая пришла мне в голову, — от свечей, зажженных на освящении, что-то вспыхнуло, случился небольшой пожар. Я в тревоге оглянулся, ища следы огня, и вдруг в углу комнаты увидел… Мефистофеля! Да, да, это был самый настоящий Мефистофель — искусная скульптура из черного чугуна в половину человеческого роста. Мефистофель был изображен в виде испанского гранда, при шпаге и с тонкой, глумливой ухмылкой на устах. Рядом со скульптурой сидел черный пудель. Он самозабвенно терся боком о холодный чугун. У меня даже мурашки побежали по телу.
— Что это?! — с ужасом прошептал я, вспоминая недавний разговор.
Судя по выражению лиц присутствующих, они тоже не забыли тему нашей беседы.
Оказалось, что запоздалый гость, которого я встретил по дороге — а им оказался Леонид Владимирович Макаревич, руководитель громадного московского «Электрозавода», — привез в подарок на новоселье эту дорогую скульптуру знаменитого каслинского литья. Ее-то, завернутую в простыню, и принес за ним в дом водитель.
Когда Леонид Владимирович торжественно сдернул покрывало со своего замечательного подарка, гости остолбенели. Их изумление и ужас только усилились, когда черный пудель, к тому времени уже выпущенный из своего заточения, вдруг подошел к скульптуре, обнюхал ее и уселся рядом. Да еще стал ласково тереться боком о чугун, словно кошка. Такую картину я и застал, когда вошел в гостиную. Только Макаревич в полном недоумении в который раз спрашивал:
— Слушайте, да объясните же наконец, что происходит?
Все вместе, дополняя друг друга, мы поведали изумленному Леониду Владимировичу эту странную историю. Сначала он заподозрил, что его разыгрывают, но в конце концов, должен был нам поверить — уж слишком взволнованны и искренни мы были. Да и поведение пуделя выглядело совершенно поразительно.
Олег Александрович и вся его семья, извинившись перед Леонидом Владимировичем, обратились ко мне с просьбой забрать эту скульптуру и увезти ее куда угодно.
Макаревич пытался слабо протестовать:
— Но послушайте, товарищи! Это же просто совпадение!
— Да-да, конечно, совпадение! — горячо согласился с ним Олег Александрович и, повернувшись ко мне, снова попросил: — Отец Тихон, очень вас прошу, заберите ее отсюда сейчас же.
Макаревич только руками развел.
Мы уложили скульптуру в багажник моей машины. У всех сразу улучшилось настроение, и мы уселись за обед.
Возвращаясь домой, я как-то совершенно забыл о скульптуре и еще пару дней возил ее по всей Москве. Наконец, я вспомнил, что за предмет находится у меня в автомобиле, и мы с моим другом, отцом Анастасием, поздним вечером отвезли бронзового Мефистофеля к набережной Яузы и утопили в реке.
Нелепая, конечно, история. И какое-то совсем уж странное совпадение. Но только после этого случая Елена оставила свои увлечения эзотерикой. А Олег Александрович Никитин решил ходить в храм. Хотя и делал он это по какому-то своему, ему одному ведомому календарю и упрямо появлялся в церкви исключительно по праздникам Казанской иконы Божией Матери. Но об этом особый рассказ впереди.
Об одной христианской кончине
Для священника его служение открывает нечто такое, что недоступно более никому. Не буду упоминать здесь о совершении Божественной литургии: происходящее у престола Божия в минуты Евхаристии — превыше всякого описания. Но и кроме литургии у священства есть такие исключительные возможности познания нашего мира и человека, о которых другие люди просто не могут помыслить.
Врач и священник нередко присутствуют при последних минутах земной жизни христианина. Но священник — единственный свидетель последней исповеди. Речь не о том, в чем именно кается умирающий: грехи у людей, как правило, одни и те же. Но священник становится очевидцем, а зачастую и участником поразительных событий раскрытия таинства Промысла Божиего о человеке.
* * *
Древнее предание донесло до нас слова Христа: «В чем Я найду вас, в том и буду судить». В церковном народе издавна хранится вера, что если человек перед кончиной сподобится причаститься Святых Христовых Тайн, то его душа сразу возносится к Богу, минуя все посмертные испытания.
Я нередко поражался, почему некоторые люди (и таких примеров хватает) могли всю жизнь посещать храм, быть даже монахами, священниками или епископами, но обстоятельства перед их смертью вдруг складывались так, что они умирали без причастия. А другие в храм вообще не ходили, жили, что называется, неверующими, а в последние дни не просто являли самую глубокую веру и покаяние, но и, сверх всякого чаяния, Господь удостаивал их причащения Своих Тела и Крови.
Как-то я задал этот вопрос отцу Рафаилу (Огородникову). Он вздохнул и сказал:
— Да, причаститься перед смертью!.. Об этом можно только мечтать! Я-то думаю, что если человек всю жизнь прожил вне Церкви, но в последний момент покаялся, да еще и причастился, то Господь даровал ему это обязательно за какую-нибудь тайную добродетель. За милосердие, например.
Подумав немного, отец Рафаил сам себя поправил:
— Хотя — о чем мы говорим? Кто из людей может знать пути Промысла Божиего? Помните, у Исайи пророка: «Мои мысли — не ваши мысли, и ваши пути — не Мои пути». Мы порой так жестоко судим людей нецерковных! А на самом деле мы просто ничего не знаем…
Осенью 1994 года ко мне в Сретенский монастырь приехал мой институтский товарищ Дмитрий Таланкин. Мы не виделись уже много лет. Дима принес печальную весть: профессор нашего института, великий актер и режиссер Сергей Федорович Бондарчук находится при смерти. Дмитрий разыскал меня, чтобы исповедовать и причастить умирающего, который был еще и другом семьи Таланкиных.
Я не встречался с Сергеем Федоровичем со студенческих времен, но знал, что последние годы его жизни были омрачены отвратительной травлей, которую устроили замечательному художнику коллеги по кинематографическому цеху. Сергей Федорович стойко выдержал все. Бондарчук был не только разносторонне одаренным, но еще и очень сильным, мужественным человеком. Однако здоровье его необратимо пошатнулось.