Читать интересную книгу Пищевая цепочка - Виктор Ночкин

— Точно, если она наделена стремлением к самосовершенствованию, то должна стремиться приладить к себе самое лучшее, смертоносное, быстрое и ловкое, так-так… Значит, и мозгов эта бодяга касается. Такая тварь будет стремиться завладеть самым совершенным мозгом!

— А какой самый совершенный? — поинтересовался Толик. Будда одним рывком выдрал оставшиеся записи, с минуту глядел на них… потом сунул в огонь и, сопя, принялся шевелить палкой, заталкивая пылающие обрывки в жар. Потом буркнул:

— А хорошо все-таки, что исследования до конца не довели…

— М-да… — кивнул Толик. Он тоже завороженно наблюдал, как желтые листочки превращаются в пепел. Потом поднял глаза — оказывается, Мистер, пристроившийся у огня напротив парней, тоже внимательно слушал.

— Факин милитари секрет, — буркнул дезертир. И плюнул в костер.

* * *

— Зря мы все-таки сами пошли, — пробурчал Камышов, продираясь сквозь кустарник.

«Долговец» всячески демонстрировал недовольство. Ему не нравилось все — и то, что Слепой запретил сообщать руководству группировки, и то, что приходится тащиться в обход участков с повышенной радиоактивностью из-за Очкарика, у которого нет защитного костюма, а скорее всего он опасался, что ему поставят в вину, что ушел со Слепым, не получив формального разрешения отлучиться. «Долговец» только предупредил, что покидает расположение группировки для проведения незапланированной акции.

Спутники слушали его со все возрастающим раздражением, но сдерживались. Когда Очкарик заявил, что отправится выручать незнакомого ему Моню, Слепой только плечами пожал — отлично видел, что отговорить его не удастся. Раз уж втемяшилось в голову Очкарику, что он обязан Слепому и должен отблагодарить, — значит, не откажется ни за что. Теперь выходило, что Шура всех задерживает, из-за него приходится делать крюк… Это верно, но если Слепой не бухтит, то и «долговцу» правильно было бы заткнуться… Слепой, конечно, помалкивал — во-первых, Шура в самом деле мог пригодиться; во-вторых, сейчас было не до брюзжания, сталкер волновался за Моню.

— Зря мы через эти кусты премся, — снова завел Камышов.

— У нас времени в запасе полным-полно, — буркнул наконец Слепой, — я ж нарочно сказал, что к вечеру буду, чтоб было несколько часов на подготовку… И вообще, тебе в твоем костюмчике колючки не страшны, чего зудишь?

— Да я так…

— Волнуешься, что начальство взгреет за самоволку?

— Есть и такое обстоятельство, а как же… У нас в «Долге» с этим строго. Но я ж по делу! На моем участке четыре мертвеца, должен я разобраться, что там к чему было?

— А, так ты по делу… Тогда ладно, ворчи, — смилостивился Слепой.

— Так я же чего? Я говорю, дать бы нашим знать — и выслали б тревожную группу, прочесали окрестности, разобрались…

— Вашу тревожную группу за версту слыхать, доспехами гремите, как танковый полк! А нам нужно тихо, Камыш, не бузи! Ты же понимаешь: если Моня еще жив, его в случае заварухи первым шлепнут.

— Это да, я понимаю… Я ж согласился. Согласился же я!

— А какой у нас план? — подал голос Шура. — Что вообще делать-то станем? Не попремся же мы прямо в эту точку, ну, координаты которой тебе по мейлу прислали? Ведь засада ждет, как пить дать. Слепой задумался. Он размышлял над планом действий, пока шагали от завода «Росток», теперь пора уж было и итог подвести.

Тот факт, что в деле оказались замешаны Бузяк и Моня — его знакомцы по гостинице «Звезда», — наводил на нехорошие подозрения. Вполне возможно, ниточка тянется к пакету Карого, ох возможно! Тогда его, скорее всего, заманивают в засаду. Бузяк мертв, и Моня, славный человек, дает знать, что приглашение паршиво пахнет… Значит, Моня еще жив? Или был жив, когда отправлял мейл? А сейчас?.. Что, если ему, Слепому, предложат обменять друга на компромат?.. Эта мысль показалась заслуживающей внимания. Пакет Карого хоть так, хоть этак пора было вынимать из тайника…

— Вот что, мужики, — решил Слепой, — нам придется еще один крюк сделать, совсем небольшой. Если предложат обменять Моню на пакет — придется соглашаться. На этот случай пакет следует иметь при себе… ну а потом действовать по обстоятельствам. Как-то обмануть, исхитриться… Слепой свернул к руинам, в тридцати метрах от которых спрятал секреты Карого. Минут через двадцать Камыш окликнул:

— Постой, Слепой! Впереди кто-то есть.

— Что за «кто-то»?

— Сигнал на ПДА. Человек. Слепой поправил автомат, передвинул ремень на плече, чтобы оружие половчее расположилось под рукой, и уточнил:

— Движется?

Очкарик, который шагал в нескольких шагах позади, теперь подошел ближе и встал рядом. Он также поглядел на браслет — его прибор ничего не фиксировал, у «долговца» машинка была круче.

— Движется, — после паузы ответил Камышов, — только медленно. Я сперва подумал — труп. А может, в самом деле? Ну, мертвяка хищник ворочает?

— Все еще движется? — Слепой напрасно пялился в монитор ПДА, он чужого сигнала не видел.

— Ага. Нет, зверь так долго не стал бы тащить. Как поступим?

— Проверим.

Слепой посмотрел на ПДА «долговца», чтобы определиться с направлением, и решительно зашагал наперерез медленно ползущей точке — чужаку. Он решил непременно выяснить, кто здесь, на тот случай, если вдруг его тайник окажется вскрытым. Чтобы знать, с кого спрашивать.

Через пару минут сигнал высветился на ПДА Слепого и Очкарика. Чужак не сменил ни направления, ни темпа — все так же тащился через редколесье. Сталкеры развернулись цепью и пошли медленнее, поглядывая на ПДА, чтобы выйти незнакомцу навстречу. Слепому пришло в голову, что чужак бредет по дуге. Как известно, правая нога делает шаг несколько длиннее, чем левая, поэтому, если человек не координирует направление — в лесу или в темноте, он будет идти по кругу…

Вскоре между стволами деревьев мелькнула темная фигуpa — человек, сильно сутулясь, брел, не обращая внимания на троицу. Он наверняка должен был заметить сигналы на своем ПДА, но виду не подавал.

Преследователи остановились, поджидая. Уже можно было различить грязную куртку цвета хаки, светлые волосы…

— Эфиоп?! — изумленно пробормотал Слепой. Потом позвал: — Эй, Эфиоп! Эфиоп, давай сюда! А Курбан где? Парень медленно поднял голову, равнодушно оглядел троих сталкеров… потом медленно развернулся и медленно зашагал навстречу. Он двигался заторможенно, как изображение в замедленном кино.

Когда блондин приблизился, Слепой с удивлением заглянул в глаза «отмычке». Взгляд Эфиопа был бессмысленный, веки покраснели, он выглядел изможденным и уставшим — похоже, брел так, не останавливаясь, уже давно.

— Не может Курбан идти, нет у Курбана ног, — медленно выговаривая слова, будто выплевывая по одной буковке, произнес блондин. — И рук нет тоже. У Курбана теперь голова.

— Какая голова? Ты чего, парень?

— Голова, — твердо повторил Эфиоп. ~— Только голова, ничего больше. Голова на меня уставилась, я вниз глянул — там ничего. Пустота. Голова заглянула в окно, я смотрю, а ниже ничего. Сталкеры переглянулись, Камыш озадаченно скривил физиономию.

— Объясни, что случилось. — Слепой старался говорить мягко и убедительно, как с ребенком. — Что было, прежде чем голова на тебя посмотрела?

— Был зверь, тварь какая-то. Я таких не знаю. Курбан все знает, голова-то осталась, это очень важно. Все знания в голове. Можно было голову спросить, но я в нее выстрелил.

— Зверь напал на Курбана?

— Зверь. Да, Слепой, зверь напал на Курбана.

— Ага, так ты меня узнал! Уже проще… — Слепой подумал, что проще-то не намного. — Значит, зверь напал, ты… убежал? Или стрелял?

— Стрелял. Я стрелял, Курбан стрелял, потому что тогда у него были руки, чтобы стрелять, — Эфиоп говорил все так же медленно и размеренно, без интонации, — были и ноги, но он не успел убежать. А зверя пули не берут, он Курбана поймал. Я убежал, спрятался в развалинах, там сидел. Потом пришла голова Курбана, заглянула в окно.

— Голова? — встрял Камыш. — Пришла? Мертвая голова?

— Нет, живая. Глаза шевелились и рот. Я вниз глянул, там ничего. Одна только голова, больше ничего. На меня посмотрела. Я стрелял. Потом убежал. Бежал и стрелял… Этого зверя пуля не берет, но мне было страшно, и я стрелял. Когда стреляешь, не так страшно.

— Стрелял?

Тут только Слепой обратил внимание, что парень в руке держит «Макаров». Он медленно и осторожно двумя руками разжал побелевшие пальцы «отмычки» и вытащил пистолет. Обойма была пуста.

— Стрелял, — рассказывал тем временем блондин, который, похоже, и не заметил, что его обезоружили, да он вряд ли помнил о «Макарове». — Страшно было. Очень страшно. Стрелял, бежал, устал бежать…

— Слепой, ты что-нибудь понимаешь? — спросил Камыш.

— Эфиоп не в себе.

— Это я вижу.