Так было и в тот день, когда царский кортеж упивался небывалым зрелищем, символичным и грандиозным. За грохотом падающего леса было не разобрать стонов тех, кто валил подпиленные деревья, тянув их за веревки, привязанные к крючьям, надежно вбитым в стволы. Массивные декорации этого уникального представления дарили восторг государю и его придворным, словно требовали кровавый гонорар, убивая и увеча крепостных графа. Ломая кости, дробя черепа и кроша ребра тем, кому пришло время умирать. Восхищенные возгласы знати сливались с предсмертными криками черни. Созвучие это отражалось в колоколах церкви Живоначальной Троицы, неслышно разливаясь по округе.
И лишь старуха богомолица, стоящая у ворот графского дворца, опершись на посох, увенчанный резным крестом, все слышала и все видела. Беззвучно шевеля губами в молитве, она утирала костлявой рукой слезы, всматриваясь в лазурную голубизну неба, висевшую над рухнувшими деревьями.
В небесной лазури ее старческие заплаканные глаза видели колышущиеся силуэты, сотканные из душного июльского марева. Они приподнимались над землей, суетливо кидались вниз, туда, где между деревьев лежала их плоть — раздавленная, переломленная пополам и пронзенная ветками. Когда во дворце уже играли скрипки и арфы, смолкая лишь на время заздравных речей, а ароматы лучших вин соперничали с ароматами тончайших духов придворных дам, души крепостных всё метались над окровавленными ошметками своих земных жизней. И успокоились лишь тогда, когда Пантелеймон, зычно гаркнув на усталую кобылу, направил свою груженую телегу в сторону болот.
ПОВЕСТВОВАНИЕ ТРИДЦАТЬ ПЯТОЕ
За доминошным столом, этим приютом выпивох и малолетних влюбленных, укрытом от посторонних глаз молодыми березками, по-прежнему сидели подполковник МВД в отставке и безработный гражданин Канады. Компанию им составляла литровая бутылка «Столичной», в которой оставалось еще граммов сто пятьдесят. Вокруг них, прямо за березками, притаилось затихшее Останкино, похожее на исправившегося убийцу, сажающего дерево. Все мирно, спокойно. Трогательное раскаяние вселяет надежду на лучшее. Но как глянешь на лопатку в его руках, которой он ямку для саженца копает, — так мороз по коже.
Несмотря на немалое выпитое, канадец был трезв, хотя и чуток подобрел глазами. Переполненный адреналином подполковник Васютин впервые в жизни совершенно не чувствовал «беленькой». Их разговор, начатый у заправки «Югранефть», находился в самой важной фазе. Они молчали, спокойно глядя друг на друга. Так продолжалось не меньше минуты.
«Этот Коля — единственный человек, который может сказать хоть что-то, кроме „необъяснимо пропадают люди“ и „магазины-фантомы“. Других нет, — мельтешило в сознании Кирилла. — Знает единственный возможный способ, как фантом найти. Гонит? Вполне вероятно. Если в итоге чушь какую-нибудь скажет — суну в харю, скручу и сдам федералам. Э-э-э, нет, Васютин… Ты эту харю беречь должен. Ситуация у нас с ним неравнозначная. Я для него — часть работы. Он для меня — единственная надежда. Большего у меня нет. Он очень мне нужен, даже если чушь скажет».
— Кирилл, накатим пядь капель? — прорвал многозначительную тишину Коля.
— Легко, — с трудом улыбнулся Кирилл.
«Надо бы его с темы сбить. Глянуть на реакцию», — решил Васютин, разглядывая, как православный канадец разливает топливо для русской души.
— Кирилл! — поднял рюмку Берроуз, погладив свою окладистую бороду, сиротливо лежащую на столе. — Твой ризон быть в этом месте… такой… Больше жизни тебе важный. Мой — сильно меньше. Но! — Он вдруг подался вперед, навалившись на стол, и кинул на него короткий, но очень русский взгляд, в котором уживались надежда, доверие, тусклые отголоски детской мечты и отчаянная бесшабашность. — Я имею то, что не могут иметь другие. Путь, только один он возможный. Одни мы — ты, я, имеем путь и большой рИзон. Другие не имеют рИзон даже попытку сделать. Мы — имеем. Одни мы.
Они чокнулись и опрокинули. «Ничего про свой путь к фантому не говорит. Если он просто псих, думающий, что стрингер, — будет очень обидно. Я его тогда от обиды все-таки ударю. Так, переведем-ка разговор», — мгновенно подумал Васютин. И тут же сказал:
— Говоришь ты занятно.
Коля улыбнулся:
— Слушай, Коля, а ты думаешь на английском, да?
— Если имею желание делать многие ходы в один день — инглиш онли.[4] Если имею желание делать мощный шаг, что другие не имеют в голове, если девчонку надо сделать, чтоб один я был для девчонки мужик, или обмануть — русский язык.
— Ну, это ты правильно делаешь. В ментальностях разбираешься, — с трудом улыбнулся Кирилл.
Он начинал тихонько психовать, опасаясь, что призрачная надежда рухнет в один миг, вернув его в прежнюю беспроглядную беспомощность. Время шло — канадец молчал о своем секрете, плутая вокруг да около. «Или он идиот и нет у него никаких рецептов, как фантом поймать. Или он, сука канадская, просто хочет, чтоб я признал, что он мне нужнее, чем я ему, — объяснил себе Васютин. — Ладно, хрен с тобой, Коленька. Я не гордый», — принял он решение, неожиданно быстро и легко.
— Ну, что… загадочная ты русская душа. Хочешь, чтоб я это тебе вслух произнес, да?
— Не есть много важно. Как желаешь.
— Любому дебилу понятно, что ты мне нужен, а я тебе — не сильно. А что это меняет?
— Все отлично, мы как один мужик, — с серьезной рожей сказал Берроуз и хлопнул его по плечу.
— Твою мать! Ну как на тебя обижаться? Мужик… — хлопнул его в ответ Васютин.
— Первое дело — пьем. Мало имеем, — подняв бутылку, деловито ответил Коля. И добавил: — Потом говорить и слушать друг за друг.
— Идет. Наливай.
Допив, они крякнули, откусили малосольного.
— Так вот я что имею тебе сказать. Ты если находишь фЭнтом, то пойдешь в самый фэнтом?
Кирилл утвердительно кивнул.
— Я буду делать видео. И потом буду уходить. Имею точку в Москве, где есть связь.
— Колян, родной ты мой канадский братан. Ты делай что хочешь. Видео делай, связь в Москве… Ты сейчас не об этом думаешь. Ты мне скажи, что за шансы у нас? Между прочим, уже седьмые сутки ни одного исчезновения. А вдруг — все закончилось, а?
— Не кипешуй, — вдруг четко и почти без акцента сказал стрингер. — Единый раз, что вся история мира была, такой вариант случай имел. Просто уйти? Какой смысл имел приходить?
— Да кто его знает, какой он смысл имел. Одни догадки, и те пустые. Говорят — «а может, это четвертое измерение?» А что такое четвертое измерение? Как туда попасть? Да хрен его знает! — Берроуз хотел было что-то сказать, но Кирилл, прервав его жестом, предложил: — Дружище, я понимаю, что тебе нравится говорить на родном русском. Но и я бы не прочь попрактиковаться в английском. Давай-ка по-аглицки пообщаемся. Идет?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});