один… – ответил Лучано. – Я был один…
– Жаль, что у нас не получается миром поговорить… – Лука отрицательно покачал головой. – Зря ты так упираешься. Ой, зря… – Он сделал жест, повелевая рыцарям тащить пленника на улицу. Лучано выволокли на улицу и бросили на каменные плиты внутреннего двора замка. Рыцарь еще раз наклонился к нему и тихо произнес. – Сознайся, что девка Беатрис твоя пособница, и я клянусь тебе всеми святыми, что ты умрешь очень быстро и безболезненно. Слово рыцаря…
– Я не понимаю, о чем вы говорите, синьор… – побелевшими от волнения губами ответил Лучано.
Лука отмахнулся от него и, повернувшись к рыцарям, приказал:
– Готовьте пьедестал для казни и зовите мясника с палачом!.. – Он мельком взглянул на Лучано. – У меня один барабан порвался, а у него спина широкая – как раз сойдет на барабан…
Лучано резко оторвали от пола и потащили к высокому столбу, стоявшему неподалеку от донжона, привязали и заткнули рот тряпкой, лишив возможности кричать. Возле него встали на часах четверо рыцарей, для надежности прикрыв тело пленника тяжелыми павезами, способными выдержать залп из мощных арбалетных болтов на случай, если сообщники врага решатся убить его…
– Эх, ублюдок, жалко мне тебя… – произнес один из рыцарей, закрывая его павезом. – Лучше бы ты признался… – он замолчал и обреченно махнул рукой. – Впрочем, это твое дело…
Беатрис, прикрывшись тяжелыми портьерами, неотрывно смотрела на разыгрывающуюся перед ее глазами жуткую картину. Она искусала свои губы почти до крови, едва сдерживая слезы и рыдания. Надо было терпеть, она отошла от окна, опасаясь быть замеченной, разделась и легла на кровать.
Ночь тянулась медленно, словно кто-то всемогущий, способный замедлять время, взял, да и притормозил бег Земли навстречу робкому зимнему солнцу, доставляя неимоверные страдания несчастной девушке. Беатрис, которую судьба превратила в шпионку и проститутку, с одной лишь разницей, что проститутка всегда берет деньги, а она вынуждена терпеть ненавистных ей людей совершенно бесплатно, забивая себе голову лозунгами о родине и долге защиты ее от врагов.
Беатрис тихо лежала на постели, обжигавшей все ее нежное тело простынями, ставшими неимоверно жесткими, грубыми и колкими. Утро медленно подступало к замку и его окрестностям, бросая слабые разорванные кроваво-желтые лучи через горные перевалы, закрывавшие весь восток.
Внезапный стук в дверь не встревожил девушку. Она понимала, что наступает развязка всей этой немыслимой истории, встала и, постаравшись изобразить сонный голос, произнесла:
– Кто там?..
– Впустите нас, синьорина Беатрис! – Голос, раздавшийся из-за закрытых дверей, был резким, требовательным и нетерпящим отказа.
– Одну минуту, синьор! – Ответила она и накинула халат на ночную рубашку, подошла к двери и, отодвинув засов, впустила в комнату Луку де Сент-Эньяна, а вместе с ним четырех вооруженных рыцарей. – Ой, что вам угодно?.. – она испуганно захлопала своими длинными и пушистыми ресницами, разыгрывая неведение и святую простоту.
– У меня к вам, синьорина Беатрис, несколько вопросов… – Лука прошел в комнату и, не спросив разрешения у девушки, сел на стул. – От того, насколько честно вы ответите на них…
– Неужели галантность и куртуазность покинула рыцарство великой Франции! – Попыталась возмутиться Беатрис. – С каких, простите, пор благородные и воспитанные шевалье усаживаются перед дамами, не испросив у них соизволения?..
– А-а, перестаньте разыгрывать из себя святошу… – Лука отмахнулся от Беатрис. – Вам знаком некий итальянец, прозванный Лучано?..
– Да, знаком, – Беатрис медленно выдохнула и побледнела до кончиков волос.
Лука заметил это и спросил, глядя ей в глаза:
– Что это вы так побледнели, синьорина? Может быть, вам поднести воды?..
– Нет-нет, синьор де Сент-Эньян… – ответила она и присела. – Мне он сразу показался странным…
– Что вы говорите?! – Усмехнулся рыцарь. – Надо же! Сразу показался странным, она, возьми, да и привези с собой!..
– Вы понимаете, я была так напугана событиями, что была вынуждена… – пролепетала она в свое оправдание, машинально теребя, большой перстень на своем пальце. – Меня чуть, было, не убили… – она покраснела, – вот я и решила завести себе опытного слугу, которого наняла…
– Я уже слышал этот несвязный лепет от урода… – Лука скривился. – Чуть больше недели назад, когда ездили к тетушке… – Он поднял глаза и неотрывно посмотрел на нее. – Имя, титул и место нахождения вашей драгоценной тетушки? Название местечка, где вы встретились с убийцей, возможные свидетели вашей беседы с ним? Может быть, вы к кому-нибудь обращались за советом, где и как нанять наемника для своей личной охраны? Не тяните, синьорина, отвечайте!.. – Она вздохнула и решила, вспоминая их разговор с Лучано, попытаться, как можно правдоподобнее соврать, но рыцарь, уловил ее желание и, сделав кому-то жест, произнес. – Приведите сюда священника! Синьорина на Библии поклянется и, держа руку на Святой книге, станет изливать душу!
Услышав такое, Беатрис побелела, став лицом белее самого чистого снега. Она пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась рукой за спинку стула, на котором сидел Лука де Сент-Эньян. Силы оставили ее, она стала заваливаться на спину, но рыцарь быстро вскочил и, подхватив хрупкое тело девушки, положил на постель. Его взгляд, скользнув по ее одеждам, уперся в красивый и большой перстень. Он был неуместным, грубым и не подходил к ее тонким пальчикам и нежной руке. Он быстро снял его и, поставив на свет, произнес: – Так я и думал… – лука улыбнулся и положил его в карман камзола, вынул оттуда маленький флакон с солью, который открыл и поднес к ноздрям Беатрис. Она чихнула и открыла глаза, увидев над собой улыбающееся лицо врага.
– Что со мной, синьор… – слабым голосом произнесла она.
– Это смерть вас коснулась своими крылами, синьорина Беатрис, или, как вас там, не знаю… – ответил ей рыцарь. – Заврались вы с ним, правда, неумело заврались.
– Я не понимаю, о чем это вы?..
Лука сел на край постели и, нежно поглаживая голову Беатрис, прошептал:
– Неужели, святые угодники, у вас не хватило мозгов договориться о том, что вы будете твердить нам, если дело провалится? Какая беспечность, наглость и самонадеянность… – он зевнул и, потеряв к ней всякий видимый интерес, сказал рыцарям. – Вязать сучку, ой, простите, синьорину Беатрис.
Лука встал и направился к дверям. Девушка с ненавистью посмотрела ему вслед и прошипела:
– Ничего, проклятый франк, вы еще заплачете горькими слезами…
Лука повернулся и, вложив в свою улыбку весь сарказм, ответил:
– Надо же! мы стали натуралистами! Только, синьорина, позвольте мне последнюю ремарку. – Он поправил свои волосы. – Слезы всегда горькие – сладких-то не бывает. А если мы и поплачем, то, к несчастью и великой горечи