вязкой смертью. На пляже зыбунов не оказалось, но Проксима наверняка припрятала парочку сюрпризов. Я чувствовал, как она задержала дыхание в предвкушении.
– Ты была как оазис в пустыне,
Ты мерцала стыдливой звездой,
Ты Луной зажглась золотой,
И тебе недоступной богине,
Отдавал я мечту за мечтой,
– услышал я голос двойника и чуть не споткнулся. Я не знал этих строк. Откуда он мог их вытащить? Поэтичность сбила дыхание, куда сильнее бега, опереться было не на кого, мерцающее тело двойника служило подобием присутствия. Но я заметил, что с очередным появлением он становился все более осязаемым, а на Проксиме и вовсе получил телесность. Он даже рванулся подхватить меня, но вовремя опомнился и сказал:
– Бальмонт, поэт-символист. Стихотворение «Оазис», мне показалось, оно подходит. Разве база не напоминает оазис в бесплодной пустыне? «Я решился в желании смелом по кремнистой дороге идти и не медлить нигде на пути. Ты казалась мне высшим пределом, за который нельзя перейти.»
– Да замолчи ты! – разозлился я. Он послушно замолк. «Вот так! Пусть знает свое место», – бесился я, спускаясь к базе.
За прозрачной стеной пузыря работала система орошения. Трава тянулась к воде, я тянулся к воде и к влажному чистому воздуху. Я сорвал респиратор, едва оказавшись внутри. Над головой крутилась голографическая эмблема «Заслона». Где бы мы не странствовали, оказывались дома. В куполах, утверждавших Земное во Вселенной.
– Дрон засек движение, – двойник не тратил время на побочные мысли, как я и распорядился. Но что за поэтичное отклонение от цели сбило меня с ног? «Надо будет отправить отчет наблюдателям проекта. Пусть объясняют, каким образом он получил информацию не из меня. Поэт-символист, тоже мне».
Из ближайшего корпуса, по периметру которого цвели то ли фиалки, то ли анютины глазки, в цветах я не разбирался, вышел человек. Помахал нам, пошел навстречу.
– Одет с иголочки, – заметил я, – не запылился.
Форма проекта сидела на исследователе идеально, не придраться.
– Улыбается. И цвет лица свежий какой. Совсем не выходит погулять, – решил я, – отсиживается, вместо того, чтобы данные собирать.
«Я бы тоже отсиживался, чем шляться в респираторе», – подумал я, и громко поприветствовал исследователя.
– Добро пожаловать на Проксиму, брат! – ответил он, но руки не подал, – Денис Соколов, космогеолог.
«Брат!» – усмехнулся я, – «Что с людьми творят эти планеты!»
– Александр Беляков, пилот челнока, космическая оборона.
– Решили прислать смену посерьезней? – Денис Соколов улыбался искренне, зубы его блестели ярче любого из солнц Проксимы.
– Сигнал пропал. Выслали меня, – в моей улыбке скрипел песок.
– А это? – Денис прищурившись, посмотрел на двойника. Тот стоял в стороне.
– ОН. Могу отключить, – сказал я.
– Не Александр-Два? – заметил Соколов.
– Ни в коем случае.
– Не стоит отключать. Он действует согласно программе, как и все мы. Пройдемте в столовую, угощу вас кофе.
– Я бы хотел сперва ознакомиться с вашими исследованиями.
– Обязательно! Но давайте сначала кофе, а? Я как раз собирался приготовить себе чашечку. Я привез с собой с Земли фарфоровый сервиз, семейная реликвия. Пожалуйста, позвольте мне побыть радушным хозяином, я столько времени провел один.
Столовая располагалась в дальнем корпусе, мы шли как раз по аллее саженцев. Деревца, тонкие и чахлые, чувствовали себя неуютно на террасформированном участке земли. Они молили о заботе вялыми листьями, но космогеолог скорее всего больше времени уделял грунту, чем всходам над ним.
– У вас сигнал пропал, – напомнил я Соколову.
– Я упал, ударился головой. Вы же знаете, что сотрясение обрывает связь. Мой двойник, – Соколов покосился на цифровую копию, шагающую справа от меня, – просуществовал пару минут прежде, чем исчезнуть. Я очнулся, его уже нет.
– Почему не послали отчет? – я махну киберпчеле передать данные.
– Отсылал неоднократно, – удивился Соколов, – Вам не сообщали?
– Нет.
– Вы наверное были в стазисе. А после не проверили. Бывает. Вы отчего не сообщили носителю? – обратился исследователь к двойнику, хотя прямое обращение к цифровой версии считалось дурным тоном.
– Напоминаю, что пока исходник в стазисе, цифровой двойник человека не может быть сформирован. По собственной воле, – ответила моя копия.
– Возможно, возможно, – проговорил Соколов, пропуская нас в столовую.
Кибрепчела залетела следом и замерла у двери.
– Люблю киберпчел, – сказал Соколов, – моя сломалась. Вездесущий песок.
– Вы хотите, чтобы я поверил, что специалист «Заслона» не может починить киберпчелу? – спросил я, выбирая стул напротив двойника. Он отчего-то решил присесть за стол. Сидеть рядом я не собирался.
Соколов нажал кнопку на кофемашине. Столовую наполнил горький, с земляными нотами аромат, родной, пробуждающий к жизни в любой точке вселенной.
– Нет. А вы можете? – поинтересовался Соколов.
Я замялся. Специальность не та. Как впрочем и у него. «Что это я цепляюсь? Исследователь жив-здоров, работает и не забывает широко улыбаться не смотря на всю эту пыльную Проксиму. Мне бы тоже не мешало проявить вежливость».
– Хорошо хоть кофемашина в порядке, – рассмеялся я, и Соколов поддержал меня.
Мы смеялись, двойник сидел с абсолютно ровной спиной и ждал, когда мы закончим.
– Ну и, – спросил я, не дожидаясь, пока Соколов принесет кофе, – как вам Проксима? У нас любви с первого взгляда не случилось.
– Отличная планета. Золотая жила.
– Неужели настолько хороша?
Кофемашина жужжала, Соколов подставил вторую чашку.
– Границы базы не увеличились, – подал голос двойник, – Терраформирование стоит на месте. По данным киберпчелы Денис Соколов не подавал сведения в течение трех месяцев.
– Можно просто Денис. Видите ли, я обнаружил новые факторы и решил изучить их, прежде, чем делать выводы и сообщать проекту, – Соколов отвечал двойнику без тени раздражения.
Он замер у стола с чашками в руках. Лицо его побледнело.
– Не думаю, что нам необходимо везде обустраивать себе Землю. Согласитесь, родные стены порой так тесны.
– Не знаю, – пожал плечами я, – у меня было счастливое детство.
– Конечно, иначе бы вас не выбрали для связи с цифровым двойником. Но здесь, – Соколов обвел чашками столовую, – скорее подходящие условия для тех, кто не слишком привязан к прошлому. Все дело в графене.
– В графене? – переспросили мы с двойником одновременно.
– С Iot-датчиками? – уточнил я, указав правой рукой двойнику не вмешиваться, а левой сделав знак киберпчеле записывать разговор.
– В датчиках используется синтезированный графен. Из-за особенностей энергетического спектра носителей графен проявляет специфические, электрофизические свойства, необходимые для создания цифровой копии человека. Эта модификация углерода на Земле произведена искусственным способом, у нас графен в природе не встретишь. Но на Проксиме графен повсюду, планета – источник природного графена. Воистину чудо?
– Наверное, – осторожно ответил я.
Соколов поставил кофе на стол, взвизгнул стулом, сел, скрестил ноги. Он снова, прищурясь, разглядывал моего двойника. Тот сидел неподвижно.
– На Земле графен давно используют как суперпроводник тока и тепла с самой высокой подвижностью электронов. Но на Проксиме у