было абсурдно, но под чьим флагом должен был в таком случае выступать этот клинок и как было нужно поступать на Играх с евреями? Эта история по сей день укрыта плотной завесой тайны, подобно тому как на Западе редко рассказывают до конца историю с Джесси Оуэнсом и Гитлером. В случае с Хеленой Майер, скорее всего, имела место секретная договоренность между нацистами и Олимпийским комитетом. Кстати, таких договоренностей, вероятно, было много. Решение провести Олимпиаду в Германии было принято в 1931 году еще при Веймарской республике, а потому с приходом Гитлера к власти Олимпийский комитет оказался поставленным перед политическим фактом и пошел на тесное сотрудничество с нацистами, чтобы Олимпийские игры не сорвались. Желающих бойкотировать берлинские Игры было предостаточно, особенно в Америке и Франции.
Как бы то ни было, Хелена Майер приехала на Олимпийские игры и выступила за Германию в форме со свастикой на груди, а стоя на олимпийском пьедестале во время награждения, вскинула руку в нацистском салюте. Впоследствии ей это дорого обошлось, потому как она в итоге вернулась в Америку, где затем вынуждена была оправдывать свои действия тем, что у нее в Германии оставалась семья, а потому другого выхода не было. Однако у нацистов имелась еще одна проблема – лицо фехтовальщицы. Более арийской внешности, чем у Майер, блондинки с голубыми глазами, было сложно представить. Совместная фотография Гитлера с его лицом и Хелен Майер могла бы стать настоящим издевательством над Нюрнбергскими расовыми законами. По закону арийцем был Гитлер, по фотографии – Майер. Геббельс вышел из положения настолько филигранно, что у всего мира после берлинских Игр осталось одно только восхищение и не возникло никаких подозрений. Для этого работал весь нацистский государственный аппарат, даже Адольфу Гитлеру пришлось лично включиться в пропагандистскую работу. Джесси Оуэнс впоследствии говорил, что когда он проходил мимо трибуны, где сидел Гитлер, фюрер его поприветствовал, дружелюбно помахав рукой. Никаких тому документальных свидетельств, в смысле фотографий, не сохранилось. Это значит, что немцы не предали такой факт огласке, хотя каждое движение Гитлера фотографировалось и упустить столь важный жест, как приветствие фюрером величайшего атлета Олимпиады, они, естественно, не могли. Однако Джесси Оуэнс настаивал в своих показаниях касаемо Гитлера и вот при каких обстоятельствах. Он утверждал, что его достижения признал сам Адольф Гитлер, а вот президент США Франклин Делано Рузвельт после завершения Олимпиады ему не позвонил, не пригласил в Белый дом и вообще сделал вид, что понятия не имеет о живущем в США великом спортсмене, который принес Америке фантастическую олимпийскую славу. От обиды Джесси Оуэнс вступил в Республиканскую партию и, будучи афроамериканским героем, нанес Рузвельту нешуточный ответный политический удар. А ведь все началось с того, что Гитлер помахал Джесси Оуэнсу на стадионе.
Еврейский вопрос стал фундаментом нацистской идеологии с первых дней существования этого движения. В основе национализма часто лежит не столько любовь к своей нации, сколько ненависть к другой, которую принято по каким-то, часто средневековым, доводам считать врагом. Национализмом в основном страдают люди обозленные. Нацизм, который представлял собой крайнюю форму национализма, поставил ненависть к врагам нации во главу своей идеологии, поскольку являлся политическим движением, наверное, самых обозленных людей в Германии. Легче всего было ненавидеть соседей. Именно по этому легкому пути и пошла такая на первых порах несложная политическая сила, какой являлась НСДАП в 1919 году. Лучших врагов, чем евреи, Гитлеру в Германии было не найти. Без них нацизм просто бы не состоялся. У нацизма имелась еще одна важная идеологическая сторона. Не стоит забывать, что НСДАП создали крайне правые немецкие политические силы, сосредоточившиеся после окончания войны в рейхсвере. Их главной целью являлась борьба с коммунизмом. В этой безжалостной схватке все средства были хороши. Евреи стали для крайне правых одним из главных средств такого противостояния. Гитлер говорил о коммунистах четверть века, и каждый раз он называл коммунистов евреями, а евреев коммунистами. Закончились все эти разговоры геноцидом настолько страшным, что человечество не в состоянии его понять и объяснить по сегодняшний день.
Первые два года нацистского правления преследование евреев в Германии шло хаотично. Этим в основном занимались штурмовики СА и «старые бойцы» партии. Они постоянно учиняли уличное насилие против евреев, главной целью которого нередко становился обычный грабеж. Таких людей в немецком обществе было немного, но их было отлично видно, а то, что они делали, вызывало у большей части населения тотальное неприятие и возмущение. Германия уважала Гитлера за порядок, который он навел в стране. Штурмовики, громившие еврейские магазины, были последним уличным беспорядком в стране. К осени 1935 года нацистское руководство решило покончить со стихийными уличными погромами и взять решение Еврейского вопроса под свой контроль. Таким решением стало принятие Нюрнбергских расовых законов. Их было два: Закон о гражданстве Рейха и Закон об охране германской крови и германской чести. Нюрнбергскими их называют потому, что приняты они были с большим пафосом во время съезда НСДАП, который ежегодно проходил в баварском Нюрнберге. Каждый партийный съезд проходил под определенным символическим названием. Съезд 1935 года стал «Съездом свободы», несостоявшийся съезд 1939 года назывался «Съездом мира». Чего-чего, а символизма у геббельсовского министерства просвещения и пропаганды было не занимать. В соответствии с новыми законами, немецкие евреи лишались гражданства, а также им было запрещено мешать свою кровь с арийской. Иными словами, еврейско-арийский секс стал в Германии серьезным преступлением, куда более наказуемым, чем грабеж или воровство.
На самом деле ограничений было куда больше. Главным было то, что евреям в Германии не давали больше жить – пока только в переносном смысле слова. Их увольняли с работы, выгоняли из университетов, если у них был бизнес, его отбирали. Евреев стали грабить, причем это дело нацистское правительство сразу взяло в свои руки. Споры о том, сколько у евреев в Германии (и в других странах) похитили денег и материальных ценностей, можно вести вечно. Ясно одно – украли все. В ФРГ вопрос еврейских репараций был, есть и, вероятно, будет вечным, что может служить отличным историческим лакмусом. Любимым ответом на этот вопрос у послевоенных поколений консервативно настроенных граждан ФРГ была заезженная фраза: «Мои дети не имеют к этому никакого отношения». Платить пенсии бывшим гестаповцам и эсэсовцам дети могут, а вот вернуть семье Кемпински House Vaterland на Потсдамской площади в центре Берлина выше их сил.
Все это было плохо, но терпимо. Положение евреев в Германии стало невыносимым всего за одну ночь – с 9 на 10 ноября 1938 года. Она