— Факелы! Факелы! — закричал Керабан.
Тотчас же были зажжены смолистые ветки, обломанные с приморских сосен, которые росли по бокам разрушенного дома. Их коптящее пламя кое-как заменило погасший огонь маяка.
Тем временем тартану продолжало сносить. При вспышках молний было видно, как ее экипаж старается маневрировать. Капитан попытался поднять запасной парус, чтобы направиться к огням на берегу. Но под порывом урагана куски разорванного полотна, как стая буревестников, понеслись к береговым скалам. Временами суденышко поднималось на огромную высоту и низвергалось в пропасть, где оно погибло бы, окажись там подводные скалы.
— Несчастные! — вскричал Керабан. — Друзья, неужели им ничем нельзя помочь?
— Ничем! — отвечали рыбаки.
— Ничем… Ничем… Тысяча пиастров! Десять тысяч! Сто тысяч… тому, кто поможет!
Но эти великодушные предложения ничего не могли изменить. Невозможно было броситься в бушующее море, чтобы доставить на тартану канат с берега. Вероятно, с помощью современных пушек, стреляющих спасательными ракетами[273], и можно было установить связь с судном, но в маленьком атинском порту не было даже спасательных шлюпок.
— Но мы не можем дать им погибнуть! — повторял Керабан, не владея собой при виде подобного зрелища.
Ахмет и остальные присутствующие были испуганы не меньше его и тоже не знали, что делать.
Внезапно с палубы тартаны раздался крик, заставивший Ахмета подпрыгнуть. Ему почудилось, что сквозь грохот волн и ветра до него донеслось его имя, да, его имя! И действительно, в момент короткого затишья крик повторился еще раз:
— Ахмет, ко мне! Ахмет!
Кто же мог звать его? Сердце Ахмета бешено забилось от внезапно возникшего и явственного предчувствия… Ему показалось, что он узнает, что он уже видел эту тартану. Но где? Не в Одессе ли перед виллой банкира Селима в день отъезда?
— Ахмет! Ахмет! — раздалось снова.
Керабан, ван Миттен, Бруно, Низиб приблизились к молодому человеку, неподвижно застывшему, с протянутыми к морю руками.
— Твое имя! Кажется, твое имя? — волновался Керабан.
— Да! Да, мое! — ответил Ахмет.
Внезапно длительная вспышка молнии от горизонта до горизонта озарила все пространство. Тартана высветилась с невероятной отчетливостью. Ее мачта была разбита молнией и полыхала, как факел, раздуваемый порывами шквала.
На корме тартаны две девушки плотно прижимались друг к другу и отчаянно звали:
— Ахмет! Ахмет!
— Она! Это она! Амазия! — кричал молодой человек, прыгая по скалам.
— Ахмет! Ахмет! — прогремел Керабан в свою очередь и побежал к племяннику, чтобы в случае необходимости прийти ему на помощь.
— Ахмет! Ахмет! — прозвучало еще раз над водным простором, и теперь уже не оставалось никаких сомнений.
— Амазия! Амазия! — закричал Ахмет и исчез, бросившись в пену прибоя.
В этот момент один из смерчей настиг тартану спереди, увлек ее в своем вращении и бросил прямо на скалу слева. Здесь маленькое суденышко разлетелось вдребезги с грохотом, заглушившим шум урагана. Обломки его затонули в одно мгновение. От удара смерчевой столб также распался, взорвавшись, как гигантская бомба. Его жидкое основание ушло в море, а пар, составлявший крутящуюся верхушку, улетел в облака.
Можно было думать, что погибли как те, кто был на тартане, так и храбрый молодой человек, устремившийся спасать девушек. Керабан попытался броситься ему на помощь, и его спутники вынуждены были бороться с ним, чтобы помешать его неизбежной гибели. В этот момент в свете непрерывно освещавших пространство молний снова стал виден Ахмет. С нечеловеческим усилием он взбирался на скалу. Но что это? На руках его — одна из потерпевших кораблекрушение! Вторая девушка, вцепившись в его одежду, поднялась вместе с ним. И, кроме них, — на скале никого! Без сомнения, весь экипаж тартаны погиб. Только девушки спаслись от катастрофы.
Оказавшись вне досягаемости волн, Ахмет на секунду остановился и посмотрел на расстояние, отделявшее его от берега. Оно не превышало пятнадцати футов. Затем, воспользовавшись откатом большой волны, после которой воды осталось не более чем на несколько дюймов[274], наш герой устремился со своей ношей к береговым скалам и благополучно добрался до них. Вторая девушка не отставала ни на шаг.
Через минуту Ахмет оказался в окружении своих спутников. Здесь, разбитый волнением и усталостью, он упал, успев перед этим передать им спасенную девушку Керабану.
— Амазия! Амазия! — воскликнул Керабан.
Да! Это в самом деле была Амазия. Та самая Амазия, которую он оставил в Одессе, дочь его друга Селима! Но как она оказалась на этой, только что погибшей, тартане, в трех сотнях лье от Одессы, на другом краю Черного моря? А вместе с ней и ее горничная Неджеб? Что же случилось? Но ни Амазия, ни молодая цыганка не могли ответить хоть что-то на все эти вопросы: обе были без сознания.
Ахмет тем временем кое-как пришел в себя. Господин Керабан и смотритель маяка взяли девушек на руки. Затем они все вместе направились в поселок Атина, где один из рыбаков приютил их в своей хижине.
Амазию и Неджеб поместили перед очагом, в котором полыхали сухие виноградные лозы. Ахмет наклонился над девушкой, поддержал ей голову, позвал ее по имени и попытался заговорить с ней.
— Амазия! Милая Амазия! Она не слышит меня больше… не отвечает мне. Если она умерла, то я тоже умру!
— Нет, не умерла, — воскликнул Керабан. — Амазия дышит, Ахмет! Она жива!
В этот момент приподнялась Неджеб. Она бросилась к Амазии, крича:
— Хозяйка… моя любимая хозяйка! Да! Она жива!
И действительно, веки девушки дрогнули.
— Амазия! Амазия! — кричал Ахмет.
— Ахмет! Мой дорогой Ахмет! — прошептала девушка.
Керабан прижал их обоих к своей груди.
— Но что это была за тартана? — спросил Ахмет.
— Это та, которую мы должны были посетить перед вашим отъездом из Одессы, господин Ахмет, — ответила Неджеб.
— «Гидара» капитана Ярхуда?
— Да! Это он нас похитил.
— Но в чьих интересах он действовал?
— Мы не знаем.
— А куда направлялась эта тартана?
— Этого мы тоже не знаем, Ахмет, — это сказала уже Амазия. — Но вы здесь, и я уже все забыла!
— Но я не забуду! — вскричал господин Керабан.
Если бы в этот миг он обернулся, то увидел бы быстро удалявшегося человека, тайком наблюдавшего за ним через дверь хижины. Это был Ярхуд — единственный уцелевший из всего экипажа. Так и не будучи никем замеченным, он почти тотчас же исчез в направлении, противоположном от Атины.