Поднимаю растерянный взгляд на духовника.
– Что терпеть?
Он кривится, мол, не притворяйся, что не понимаешь.
– Кира? – уточняю я.
Духовник невнятно кивает, дескать, можно и так сказать.
– Ну, я знаю, что будет трудно, – начинаю я. – Уже очевидно, что у него непростой характер, и вообще ему в жизни тяжело пришлось, он не ждет от нас ничего хорошего…
Старейшина отмахивается от меня, мол, не по делу говоришь. Снова берет блокнот и строчит:
«Ты согласилась молчать ради мужа. Насколько хватит твоего терпения?»
Пожимаю плечами.
– А почему вы думаете, что мое терпение когда-нибудь обязательно кончится? Ну был один ребенок, стало два. Я по-любому собиралась еще рожать.
Ажгдийдимидин хмурится, изучая мое лицо, как будто пытается проникнуть в мысли. Может, и на самом деле проникает. Подумав, принимается за новую записку:
«Когда-нибудь при ссоре ты забудешься и выкрикнешь всю правду в лицо Азамату при всех. Лучше решить этот вопрос сейчас».
Нет, мыслей моих он явно не видел.
– Во-первых, – обстоятельно отвечаю я, – мы никогда не ссоримся прилюдно. Во-вторых, я не вижу ничего плохого во внебрачных детях и не стану использовать это как оскорбление. А в-третьих, что вы предлагаете? Стереть мне память?
Старейшина задумывается, постукивая пальцами по подлокотнику. Потом привлекает мое внимание к листочку с вопросами. Я читаю второй.
«Ты полагаешь, что человек, неспособный сохранить свою честь, может править планетой?»
– А что, – отвечаю вопросом на вопрос, – мнения Ирлика по этому поводу вам недостаточно?
Духовник продолжает выжидательно смотреть на меня. Ладно, отвечу.
– Азамат не виноват, что так получилось. Он не мог знать о Кире и ничего не мог сделать. Ирлик же вам сказал, что это какой-то другой бог все так устроил, чтобы ему подгадить. По-моему, чести моего мужа от этой истории ничуть не убыло.
Ажгдийдимидин продолжает смотреть на меня своим неприятным рассеянным взглядом, потом кивает на листок.
«Ты уверена, что мальчик и повитуха смогут сохранить тайну?»
Что-то мне начинает это надоедать. Просматриваю остальные вопросы.
«Убеди меня, что не наймешь знающего, чтобы вернуть память Алансэ, если поссоришься с мужем».
«Что еще ты готова вытерпеть от мужа? Почему?»
«Только ли ради него ты согласилась выдумать эту ложь или просто боишься, что придется покинуть Муданг? Что тебя здесь держит?»
– У вас какие-то странные вопросы, – замечаю. – Мне казалось, духовник нужен для того, чтобы успокаивать душу человека. А вы сначала Азамата растоптали, а теперь меня допрашиваете, как на суде. Я, честно говоря, надеялась, что вы посоветуете, как обращаться с Киром, чтобы он к нам быстрее привык.
Старейшина устало вздыхает и пишет:
«Не учи меня моему делу. Меня волнуют последствия для планеты. Мальчишка – вообще не твоя забота, а мужа. Продолжай отвечать».
Изумленно поднимаю брови. Мне казалось, Ажгдийдимидин разбирается в людях и лично во мне.
– Нет, – мотаю головой. – Любая забота Азамата – это моя забота. И уж новый ребенок в семье – тем более! Да и потом, вы хотите сказать, что дали какие-то советы Азамату? Судя по его виду, когда он от вас вышел, вы только и делали, что его ругали. Это, конечно, гарантирует планете светлое будущее.
Ажгдийдимидин поджимает губы. Я внезапно вижу его не как великого духовного наставника, всемогущего проводника воли богов, а просто как человека, делающего свою работу. Он невысокий, седой, хотя лицо нестарое. Морщины на лбу, а вокруг глаз нету, наверное, потому что эти глаза большие и всегда очень широко открыты. Бледный и тощий, с неухоженными руками, что для богатого муданжца с гласным именем вообще нонсенс. Одежда на нем вся дареная и дорогая, но сидит плохо, и зеленый цвет ему не идет.
Он устало берется за ручку и долго пишет, прежде чем предъявить мне бумажку.
«Я самый могущественный из живущих Старейшин. Вся планета на моей ответственности. Я не могу себе позволить разбираться с вашими мелкими затруднениями, когда под угрозой положение Императора. Я взял вас под опеку, потому что Алтонгирел не справлялся, а между ним и мной никого нет. Если тебе нужен совет, как обращаться с ребенком, спроси Унгуца, у него, в отличие от меня, были свои дети, и он не презирает Азамата за этот безнравственный поступок».
– Унгуц все знает? – уточняю я.
«Догадывается», – черкает духовник.
– Так вы… презираете Азамата? – продолжаю осмыслять написанное.
Ажгдийдимидин некоторое время сидит неподвижно, глядя в одну точку. Потом пишет:
«На Муданге внебрачный ребенок – это большой грех. Унгуц долго жил на Гарнете, может думать иначе. Я – нет».
– Вот как… – бессмысленно отвечаю я. Вообще, это все неудивительно. Ажгдийдимидин до сих пор показывал потрясающую широту кругозора для человека, ни разу не видавшего иностранца. У всех есть свой предел. Не уверена, что, например, моя бабушка смогла бы принять некоторые муданжские нормы поведения. Что ж, ладно, будем разбираться самостоятельно.
Прокашливаюсь.
– Могу вам обещать, что планета не пострадает от наших семейных неурядиц. Я понимаю, что сохранить тайну – дело первостепенной важности, и я уверена во всех, кто в нее посвящен. Вы, помнится, просили меня предупреждать, если соберусь делать за вас вашу работу. Ну так вот, предупреждаю. Сделаю как смогу. Может, не быстро и не с первого раза, но сделаю. Не беспокойтесь.
Встаю и направляюсь к двери. Духовник по-прежнему на меня не смотрит, а внимательно изучает ковер.
– Кира позвать? – вспоминаю я.
Он мотает головой.
– Его вы тоже презираете? – уточняю.
Духовник не шевелится.
– Знаете, я ведь сама внебрачный ребенок, – замечаю. – Можете и меня попрезирать за компанию.
Он поднимает взгляд, полный изумления и неверия, и некоторое время смотрит на меня, как будто ждет, что я признаюсь в розыгрыше и мир снова встанет с головы на ноги. Но я только неловко развожу руками и выхожу.
В гостиной те же четверо: Азамат сидит поодаль в кресле, сжимая в руках пиалу с гармаррой, Алтонгирел с Алэком в охапке что-то вполголоса вещает понурому Киру. При моем появлении все поднимают головы. Старейшина выходит вслед за мной, кратко кивает Алтонгирелу и бесшумно выскальзывает из наших покоев. Я не знаю, к кому кидаться первому. Кир смотрит затравленно, Алэк обиженно, Алтонгирел выжидательно, а Азамат отчаянно.
– Все хорошо! – громко объявляю я и улыбаюсь. – Наконец-то все кончилось, и можно отдохнуть! Азаматик, звякни, чтобы принесли чаю с чем-нибудь сладким. Я слышала, ребята с Гарнета тонну шоколада привезли, самое время ее надкусить.
Несмотря на то что на Муданге в изобилии растет какао, шоколад они тут не делают, только напиток, или вообще едят плоды как есть.
– Что он тебе сказал? – болезненным голосом спрашивает Азамат.
– Ничего интересного, – пожимаю плечами. – Он нас всех презирает. Я ответила, что это его проблемы. Ну закажи чаю, котик, я очень пить хочу!
Азамат послушно берет со столика внутридворцовый телефон, вызывает кухни и диктует, чего мы желаем.
– Почему вы ему не сказали, что Азамат – Император? – строго спрашивает Алтоша.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Мы все время говорили про Азаматову работу, и как-то казалось очевидным, в чем она заключается… Ну и потом, это ведь просто должность… Кто я по профессии, мы тоже не обсуждали.
– Это не просто работа, – вздыхает Алтонгирел. – Для обычных людей Император – практически бог, если не важнее. Боги где-то там, могут вмешаться, а могут и нет. Император же всегда на виду.
Развожу руками:
– Ну прости, протупили. Столько всего надо было сказать и сделать, а потом он сбежал, да еще Хос…
Алтонгирел хмурится.
– Сбежал? – оборачивается к Киру. – Не советую. Из-под земли достанут.
– Уже понял, – ворчит Кир. – Знал бы тогда, не стал бы и пытаться.
– Ну, в этом я сомневаюсь, – хмыкаю. – Ладно, что в прошлом, то в прошлом, и тебя можно понять.
В этот момент раздается стук в дверь, и Тирбиш вкатывает столик с чаем и шоколадом.
– Азамат, хватит психовать, вылезай из угла и иди к нам, – окликаю мужа.
Тирбиш во все глаза таращится на Кира.
– Кир, знакомься, – представляю, – это Тирбиш, он нянчит Алэка. Тирбиш, Кир.
– Здравствуйте, – невыразительно произносит Кир. Ну, хотя бы не злобно, и на том спасибо.
– Привет. – Тирбиш широко улыбается своей самой располагающей улыбкой. – Как тебе круто не повезло, парень!
Кир корчит рожу, но, по-моему, он просто пытается не смеяться. Я сама прыскаю. Азамат наконец подходит к нам и усаживается на диван рядом с ребенком. Тирбиш наливает всем чаю, между тем поглядывая на Кира.
– Как же вам так удалось, Хотон-хон? – спрашивает ненавязчиво. – И потом даже не сказали ничего…
– Подробности будут в новостях, – отвечает вместо меня Алтонгирел. – Не приставай, тут и так сложная ситуация.