На скамейке сидела девушка, одетая по моде «золотой молодежи» и горько плакала. Подобных пустоголовых куриц она яро презирала, как впрочем и большинство нормальных людей, и хотела было тихо уйти, как девица подняла мокрое от слёз лицо и прямо спросила Дили, заваливая потоком слов:
— Скажите хоть вы мне! Что я делаю не так. Я так старалась! Целый месяц училась быть, как все, а на меня смотрят, как на пустое место. Я начинаю заговаривать с кем-нибудь, а собеседник глядит на меня с таким презрением и брезгливостью, словно я дерьмо свежевывалянное прямо посреди королевской площади. И никто не говорит, почему так? Я старательно учила столичные манеры и правила поведения в салонах, которые мне рекомендовали. Покупала эти дурацкие наряды. Я! Сама! Выгнала Вера! А с ним мы дружим с малых лет. Мы вместе играли, вместе купались, вместе, простите, на горшок ходили. Его папа, сержант роты разведки, друг моего отца, учил меня боевому фехтованию, бою без оружия, поведению в лесу. А я выгнала своего друга, его сына, которого сама же едва уговорила заключить со мной контракт и приехать в столицу. Дили присмотрелась к девушке и что-то в ней ее заинтересовало, поэтому она присела рядом и спросила:
— А вы давно в столице?
— Что? Провинциальные манеры так и прут из меня? — горько проговорила незнакомка. — Недавно. Немногим больше месяца.
— Манеры как раз прут столичные, но только не те, что приняты в нормальном обществе. Где вас учили?
Тут незнакомка и рассказала, как приехала в столицу и поселилась в особняке папеньки, привезла с собой личного повара, того самого друга детства, конюха и горничную. Как дворецкий порекомендовал ей несколько салонов, где, по его словам, проводят вечера молодые аристократы и аристократки. Как она стала посещать эти салоны. Там ее приняли сначала с легким презрением, но потом смилостивились и стали учить столичным манерам, моде и образу жизни. Рассказала и о том, как по наущению одного из баронов, по его же странному обвинению, ей пришлось уволить своего фактически единственного в чужом городе настоящего друга. При этом она же не слепая и видела с какой жадностью этот барон подъедает все, что приготовил ее повар, но в тот момент словно наваждение на нее нашло. Теперь даже адепты не из благородных смотрят на нее как на чумную и обходят стороной.
— М-да-а-а, — задумчиво протянула Дили. — Не повезло вам, вэрини, с дворецким. Впрочем, его понять можно. Некоторые благородные тоже принимают эту пену на поверхности чистой воды за сливки, когда на самом деле ничего кроме мусора внутри игривых пузырьков нет и никогда не было. Понимаешь…э-э-э…
— Маликоса В'Алори, дочь графа Клавия В'Алори. Для друзей просто Лика, — представилась незнакомка.
— Димликора вэ Селор, дочь герцога Сонтолесса вэ Селор. Для друзей просто Дили. Так вот, Лика, — сразу перешла на дружеский тон Дили, — в тех салонах, которые ты назвала, отирается в основном так называемая «золотая молодежь». Ничего не умеют, ничего не знают, ничего толком не хотят. Как мотыльки — безмозглые и… яркие. Они прекрасно знают, как к ним относятся по настоящему умные парни и девушки из благородных семей, а если не знают, то догадываются. Потому и ищут компании себе подобных, собираются вместе, придумывают «особые» фасоны платьев, манеры, речь, правила поведения, называя этот набор ужимок истинным аристократизмом. Лишь бы отличаться от всех. Тебя они тоже пытались переделать под себя, а ты, небось, решила, что это и есть столичный лоск? Так ведь? — Лика кивнула, глядя во все глаза на Дили. — Хочешь совет? Будь сама собой. В домах настоящих аристократов по настоящему ценится ум, благородство и деловая хватка. Хотя последнее от девушек не ждут. Теперь ты поняла, почему вдруг к тебе такое отношение? Все решили, что одна из этих стрекозлих случайно попала в академию и скоро все равно вылетит пробкой от шипучки.
Лика, забыв напрочь все выученные ужимки вдруг по простому схватила Дили за руку, да так крепко, что девушка с удивлением подумала про себя: «Ого! Кажется партнера для тренировок я себе уже нашла».
— Дили… можно мне тебя так называть?
— Ну я же уже назвала тебя Ликой…
— Спасибо! Огромное спасибо тебе, Дили! Ты меня буквально спасла! Я словно очнулась от дурного сна! — затем умоляюще глядя на свою спасительницу, попросила: — А ты не могла бы поселиться со мной в одном коттедже? У меня больше никого в этом городе нет. Если у тебя нет денег, я буду платить за весь коттедж.
Дили подумала и решила принять приглашение. Чем-то ей понравилась Лика.
Через несколько дней Дили стало казаться, что она знает подругу много лет. Под безвкусно разукрашенным платьем скрывалась умная, добрая, веселая и смешливая девушка. К тому же прекрасная фехтовальщица, способная, пожалуй, даже наставника Дили побить. Подруги на самом деле не испытывали большой любви к остро заточенному железу. Одной нравились танцы и… математика, другой — вышивка и стихи. Однако обе за много лет занятий привыкли к тренировкам также, как к чистке зубов и ежедневному умыванию. Да и папы что одной, что другой, вероятно, страдая паранойей, упорно настаивали на неустанном совершенствовании в этом виде искусства.
Постепенно девушки узнали друг о дружке почти все, что могли поведать, не раскрывая семейных тайн. Осталась одна, но в этом случае Дили сама виновата. Не надо было говорить подруге о поисках своего парня и данном ему слове. Спохватилась она слишком поздно, когда огонь любопытства в глазах Лики просто так погасить стало нереально. Наоборот, данное подругой слово — не рассказывать о нем никому — не позволяло Дили делиться подробностями, а это в свою очередь еще сильнее возбуждало у Лики желание проникнуть за полог молчания.
То, что сегодня Дили так разоткровенничалась, объяснялось не только полным отсутствием даже намека на результат в поисках парня, но и волнением, называемом «мандраж первака». Вроде приняли, вроде зачислили, даже поселили и форму выдали, а все еще не верится — а вдруг это всего лишь сладкий сон? Проснешься, и все исчезнет. Растает в остатках сонной дымки, которая сама развалится на полупрозрачные клочки и улетит в глубины памяти на склад сказочных фантазий. Лишь первая лекция привнесет полную, кристально чистую, истину и позволит, наконец-то, сказать: «Мы — адепты!».
В последний день испытаний в приемной комиссии академии было тихо и спокойно. Не было давки в дверях, как в первые недели, не змеилась очередь, как в последнюю. Лишь иногда влетали припозднившиеся абитуриенты, задержавшиеся по разным причинам в дороге. Они, соперничая с загнанными лошадьми, задыхаясь, протягивали дрожащими руками документы регистраторам, хватали талоны и скрывались за дверью, где заскучавший маг-проверяющий придирчиво, не торопясь, просматривал ауры претендентов на медальон адепта, затем неторопливо выписывал заключение и отправлял своим маршрутом. На удивление в этот последний день доля одаренных из числа пришедших была наивысшей по сравнению с любым другим днем этого сумасшедшего месяца. Однако такое повторялось из года в год и давно уже никого не наталкивало даже на ленивые, праздные, размышления, предназначенные исключительно для борьбы со скукой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});