– Наконец-то. – Я увидел на экране имя электронщика.
– Семен, ты как себя чувствуешь?
– Нормально, куда вы все запропастились?
– Людмила в тяжелом состоянии. Мы с Лерой в больнице. – Он назвал адрес.
– Что случилось?!
– Подрезали ее сильно. Большая кровопотеря…
– Ждите, я сейчас приеду.
– Что там? – заволновался майор.
– Людмила в больнице. – Резко поднялся с кресла, но был вынужден застыть на пару секунд – в глазах потемнело.
– Я с тобой.
– Возражать не буду.
Через полчаса мы бежали по больничному коридору. Перед реанимационной палатой увидели Илью с Лерой, а рядом мужчину в белом халате. Виноватое выражение его лица мне сразу не понравилось.
– Что с ней?
– Состояние крайне тяжелое.
– Она выживет?!
– Шансов очень мало. – Врач начал перечислять повреждения.
Я мало что смыслю в медицине, да и в анатомии мои познания крайне далеки от среднестатистических. Поэтому термины доктора пропустил мимо ушей. Мысли заработали совершенно в ином направлении, а когда хирург закончил свою путаную речь словами: «Она неумолимо увядает, как срезанный цветок», – решение было принято.
– Мне нужно зеркало и два человека в помощь.
– Вы куда? – остановил врач.
– К ней.
– Поверьте, вы ей ничем не поможете…
– Нет уж, поверьте мне вы! – я гаркнул так, что стал центром внимания всех, кто находился возле палаты реанимации. – Если сами спасти человека не можете, не мешайте другим! Где у вас зеркало?
Опешивший медик кивнул мне за спину.
– Илья, снимай – и за мной.
– Господа, я вызову охрану, – попытался вразумить нас хирург.
– Не стоит. – Майор предъявил удостоверение.
– В таком случае, снимаю с себя всю ответственность.
«Интересно, о какой ответственности могла идти речь, если он фактически подписал девушке смертный приговор?»
– Без проблем! – Я открыл дверь и направился к кровати.
Минута на определение места. Расположился на полу справа. Установил Илью с Лерой, указал, под каким углом держать зеркало.
– Постарайтесь его не дергать.
Доктор оказался прав. Ее цветок действительно увядал. Рыжие, как и ее волосы, лепестки медленно скручивались от краев к центру. И опять в моих ладонях не возникло покалывания.
«Ну, уж нет, милая, тебя я смерти не отдам, хоть она дерись. Я Виктору обещал за тобой приглядывать. И нечего тебе к нему спешить. Держись!»
Работа оказалась каторжной. Стоило выпрямить один лепесток и взяться за соседний, как исправленный скручивался снова. Руки начали накаляться уже после первого круга, а я снова возвращался к началу пути. Метод себя не оправдывал, нужно было придумывать что-то иное, ведь моя энергия не бесконечна.
«Только не паниковать! Способ есть, и я должен его отыскать!»
Выпрямив лепесток, решил заняться его шлифовкой. Только бы успеть! Руки буквально горели. В суставах появилась ломота. И все-таки он засиял! Ярким, ослепительным до рези в глазах светом, который не только приостановил процесс увядания цветка, но и благотворно сказался на состоянии соседних лепестков. Они медленно начали выпрямляться.
У меня открылось второе дыхание. Казалось, свет заставил ладони наполниться энергией, они в зеркальном отражении также загорелись золотым блеском, и мне больше не приходилось отвлекаться на построение защитной оболочки. Вскоре новый спасенный лепесток принялся за восстановление соседей на противоположном краю цветка.
– Семен, достаточно! Твои руки! – Голос Ильи донесся сквозь туман.
– Степаныч, найди врача, – так же гулко прозвучали слова Леры.
Они убрали зеркало, когда я заставил сиять третий лепесток. Прибежавший врач сначала взглянул на показания приборов:
– Что он сделал?!
– Доктор, у него руки обожжены.
– Поднимайте больного.
И только сейчас в поле моего зрения попали… «Ни-чего себе!!!» Кожа на пальцах вздулась волдырями, словно их продержали несколько секунд в кипятке, боль ураганом пронзила все тело. Крик, раздавшийся в больничном коридоре, мало походил на человеческий. Бешено заколотилось сердце. Стало казаться, что я отъезжаю, причем точно знал – мне туда не надо. Почувствовал дрожь во всем теле.
– Доктор, ешь твою медь! Что с ним?!
– Болевой шок. Сейчас снимем.
Мне сделали два укола. Обработали ожоги, наложили повязку, потом куда-то повезли на тележке. Больше всего я боялся потерять сознание. Думал – если не удержусь, обратно могу и не вернуться. К счастью, обошлось. Меня наконец перестало трясти, боль заметно ослабла, и барабаны сердечного ритма уменьшили частоту и громкость.
– Ты как? – спросил бледный как мел Илья.
– Уже лучше, – прохрипел я.
– Господа и дамы, прошу освободить палату и дать пациенту отдых. Приходите завтра.
– Я останусь здесь, – заявил Грунев.
– Как Люда?
– Теперь нормально. Ты лучше закрой рот и молчи, а то последние силы через глотку уйдут.
Я решил не спорить, покорно закрыл не только рот, но и глаза. И провалился в забытье.
Когда изо дня в день снится один и тот же сон, это у любого человека вызовет подозрения. Поневоле начнешь искать объяснение, и самое распространенное «съел чего-нибудь на ночь глядя» уже перестанет удовлетворять. Мои видения почти каждый раз были связаны с зеленым шестигранником. Точнее, зелеными являлись основания плиты, а боковые грани… Сначала они все имели серый цвет. Потом одна за другой теряли невзрачные наряды. Красный, синий, оранжевый, золотой – такими сейчас выглядели четыре из шести граней.
Сегодня плита предстала в буйстве огня. Не знаю, кому понадобилось обжигать камень, но плита вращалась над огромным костром и языки пламени то и дело касались ее поверхности. Неожиданно монолит застыл, подставив одну из серых граней на растерзание огню. Я почувствовал нестерпимый жар, когда увидел обожженную до черноты предпоследнюю серую поверхность. Именно этой гранью плита начала надвигаться на меня, заслоняя собой все обозримое пространство. Жар резко сменился пронзительным холодом, заставившим меня проснуться.
– Ты чего? – рядом сидел заспанный Илья.
– Кошмары замучили, – просипел я не своим голосом. – Тут водички не будет?
– Сейчас сообразим.
За окном светило солнце. Синее небо радовало глаз, но на сердце продолжала давить тревога. Стакан воды убрал сухость во рту. Говорить стало намного легче.
– Как Людмила?
– Пришла в себя, даже вставать пыталась, но врачи не дают. Тебе, кстати, тоже не рекомендовали. Ты как вчера умудрился руки обжечь?