бы какой.
А может бросить все и сломать им все планы? До своих скал я и один доберусь, без всяких дирижаблей. То, что нужно для похода к эпицентру аномалии или куплю или у эллинов отберу. Только вот есть одно «но» — небольшое, и в то же время очень существенное. Сапиенсы — зверушки социальные. Прожить жизнь одному не получится. Крыша съедет. Она у меня и так-то не на месте. Хотя я даже уже и не знаю человек ли я, или еще какая тварь неведомая, после стольки-то перерождений. Вон Хель намекала, что я, вроде как, уже к ним ближе. А вот это ну его на хрен! Может я именно поэтому и цепляюсь за человечность, творя вроде как правильные, но совершенно бессмысленные вещи, что не хочу однажды стать сверхсущностью с извращенным разумом и полным отсутствием морали? А еще… А еще у меня появилась надежда однажды вернуться домой.
Ведь, если то, что мне привиделось в шатре у Мункэ-тэнгри правда… Теоретически-то возможно, если принять гипотезу, что с каждым перерождением меня переносит в совершенно другой пространственно-временной континуум. Но как это понять и доказать? Я пытался. И с точки зрения магической науки, и с точки зрения технической. Теория струн, теория бозонных струн, М-теория, теория «слоеного пирога» магистра Фармера, что я только не изучал, с чем только не работал и всегда упирался в тупик. Параллельные континуумы возможны, даже более того, математически доказано, что они существуют! Но связь между ними невозможна, потому как объем энергии, требуемой для такой связи, стремится к бесконечности! Но ведь мы с мамой видели друг друга. И я откуда-то точно знаю, что это не бред. Значит, связь возможна⁈ Как меня раздражает эта стена. Снова одно и то же ощущение. Будто разгадка где-то рядом, стоит только протянуть руку, только я ее не вижу. Или вижу, но не могу понять, что это разгадка.
Взвизгнув тормозами, мой красный крокодил остановился у центрального входа в парк на Княжьем острове. Тут уже стояли еще два автомобиля, такие же огромные и роскошные, но не такие кричащие-пошлые, как мой. Я важно ступил сияющими под зимним солнцем сапогами, ладно обтягивающими ноги в шерстяных галифе тесно-синего, практически черного цвета, на вычищенную от снега и наледи брусчатку. В стекле хлопнувшей дверцы авто отразился юный франт, в приталенном двубортном мундире с золотой вышивкой по воротнику-стойке и с золотом же вышитым гербом на груди в виде коронованного дракона с мечом в когтистых лапах. На плечи небрежно, чтобы не скрывать роскошь мундира, накинута шуба густого серебристого меха. Я уже забыл, как называются зверки, которых беспощадно уничтожили, чтобы сшить эту красоту. Весь наряд, что сегодня на мне из старых графских и дографских запасов. При воспоминании о том, как в немом восхищении замерли мои гости, увидев меня при полном параде, губы искривились в ироничной усмешке. Да ладно гости. Пигалицы с парнями — дети степей, Герда — жена рыбака, что они видели в жизни? Но реакция Лодброка-младшего ведь была примерно такой же.
Олег, восторженно поцокав языком, и отвесив несколько соленых шуточек, еще раз попросил от имени отца и от себя лично постараться обойтись без кровопролития. Пообещал. Правда, уточнил, что только в том случае, если и со стороны жрецов будет стремление к диалогу. Терпеть беспредел я не намерен. Может тут жрецы и сила, но мне они никто. Да и среди «вольных» особого почитания Богов и их служителей я не замечал. Оглядывались, конечно, на высшие силы, уважали, иногда молились, приносили дары, но больше все же полагались на себя и свою воинскую удачу. А Боги, что Боги? У них свои дела.
А симпатичный парк. Надо будет как-нибудь сюда мелких сводить. Летом тут, наверное, и вовсе благодать. Да и сейчас красиво. Особенно впечатляют ледяные, сверкающие на солнце скульптуры: пирующие Боги, сражающиеся воины, летящие валькирии, а вон вырубленный из огромной глыбы драккар борется с бурными волнами. Удивительно, как мастеру удалось передать напряжение и вызов, брошенный стихии гребцами. Устремленные вдаль суровые взгляды, напряженные, перевитые мышцами тела, стиснутые зубы. И все это из самого обычного льда. Хотя, вряд ли тут обошлось без магии. Слишком реалистично выглядит композиция.
А вот и ритуальный круг для поединков. Как и полагается на перекрестке трех дорог. Опять статуи Богов, только уже каменные, смотрят на ристалище. Ну-ну, что же вы не увидели откровенные махинации своих служителей? Самая широкая центральная аллея должна вести к Храму. А вот и он сам. Впечатляет! Минимум красоты и максимум подавляющей мощи. Сложенное из серых, покрытых бурым мхом огромных каменных глыб, здание в форме круга, вздымающееся вверх на несколько ярусов. Чем-то оно напомнило мне пагоду. Массивные в два человеческих роста ворота, расписанные рунами и символами Богов. Рядом с воротами небольшая избушка, откуда, завидев меня, важно вышли два паренька, ровесники моего нынешнего тела. Один сжимал в руках топор, судя по узорам на рубящей части, носящий больше церемониальные функции, нежели боевые. У второго такой же вычурный, совершенно не пригодный для боя меч. А ребятишки явно из аристократов. Слишком нахальные, высокомерные взгляды и выдающая принадлежность к знати осанка:
— Стой! Куда? — остановил меня тот, что с мечом.
— С каких пор в храм стала пропускать стража?
— С тех пор, как в боярское сословие стали записывать всякое быдло, — брезгливо скривился второй.
А меня тут знают. И совсем не уважают. И вот как с такими людьми можно спокойно разговаривать?
— Еще одно слово в подобном тоне и я прибью твои кишки к этим воротам, — пришлось придавить наглецов ментально, чтобы не доводить до серьезного обострения. Плохой тон — начинать разговор с кровопролития.
— Не горячись, боярин, — побледнев, вмешался второй, — Храм сегодня не работает. Жреческий суд.
— Именно по этому поводу я и прибыл. Доложите обо мне Радомиру. Как я понимаю, представляться мне не надо, — и я доброжелательно улыбнулся, отчего парочка побледнела еще сильней, потеряв весь свой лоск. Но тем не менее духу возразить мне, у того что с мечом, хватило.
— Боюсь, это ничего не даст. Сегодня на территорию Храма могут войти только жрецы и Великий князь, как гость.
— Боюсь, я зайду туда в любом случае, — продолжал