— Я впервые имею честь лицезреть вас, прекрасный юноша, — одними губами улыбнулся мужчина, — но, вижу, вы меня узнали.
Адзисава остановился перед Наруаки, и невидимая сила словно вдавила того в кресло. Юнец понял: перед ним человек крайне опасный, который шутить не станет.
— Выходит, меня надули! — поднял голос Наруаки, пытаясь изобразить гнев, но тело охватила противная дрожь.
— Ай, как нехорошо! Кто же вас надул?
— Я… я приехал за письмом, — запинаясь, пробормотал Наруаки.
— Вот оно. — Адзисава показал конверт, который заготовил заранее.
— Дай… дай его сюда!
— Ну непременно. Оно же адресовано тебе, мой мальчик.
Взяв конверт, Наруаки не знал, что с ним делать.
— Ну что же ты не читаешь? Неужели боишься? — словно подбадривая, спросил Адзисава и нагнулся пониже.
— Чего это мне бояться? — огрызнулся парень.
— Ну вот и славно. Читай. Мне тоже интересно послушать, что пишет тебе твой друг Сюндзи.
Наруаки вскрыл конверт. На листе бумаги было написано всего несколько строк. Прочитав их, отпрыск могущественного семейства изменился в лице.
— Что пишет? — поинтересовался Адзисава.
Наруаки не мог совладать со своим голосом.
— Читай! Вслух читай! — придвинулся к нему еще ближе Адзисава. От него дохнуло такой яростью и силой, что парню показалось, будто на него наведено жерло гигантской пушки.
— Это вранье! — храбрясь из последних сил, крикнул Наруаки. — Чушь собачья!
По его лицу сбежала струйка пота.
— Чушь? Что ж ты тогда потом обливаешься? Так будешь читать или нет? Ну хорошо. Давай я прочту.
— Чего ты от меня хочешь? Да ты знаешь, кто я?! Я — Наруаки Ооба!
Наруаки надеялся криком заглушить собственный страх, однако он увидел, что его имя, такое грозное для всех, этого человека не испугало.
— Знаю, знаю, — кивнул Адзисава. — Ты — бешеный сынок нашего мэра. А заодно и убийца Сюндзи Кадзами. Видишь, и в письме это написано.
— Ты все врешь!
— Нет, это правда. А еще ты изнасиловал и убил Томоко Оти.
— Бред сумасшедшего! У тебя что, доказательства есть?
— Сюндзи все мне рассказал.
— Подумаешь — доказательство. Сюндзи мертв.
— Есть и еще кое-что.
— Ничего у тебя нет! А если есть — скажи!
Наруаки был уверен, что никаких других доказательств быть не может, и смотрел на Адзисаву с торжеством.
— Ну-ка, взгляни на это. — Адзисава показал крошечный белый осколок, похожий на камешек. Приглядевшись, Наруаки понял, что это зуб, сломанный у самого корня. Парень непонимающе уставился на грозного обвинителя.
— Запамятовал? Это же твой собственный зуб, мерзавец!
— Мой?!
— Твой, твой. Я тебе напомню. Ты ведь не впервые вместе с Цугавой и Кадзами пытался изнасиловать Томоко. Если бы вам не помешали, вы бы уже тогда своего добились. А помешал-то вам я. Помнишь тот хук справа по твоей мерзкой роже? Я на всякий случай подобрал тогда осколок, думал, пригодится, чтобы отыскать негодяя.
— Это не мой зуб!
— Нет, приятель, тебе не отвертеться. Надеюсь, ты не забыл, кто тебе новый вставлял?
Наруаки замер от ужаса. Зуб теперь казался ему страшной уликой.
— Да, вставлять зуб ты пришел к отцу твоего приятеля Сюндзи. Мы проверяли — осколок совпал с формой. После первой, неудачной, попытки ты не угомонился и в конце концов подстерег Томоко. Сюндзи был важным свидетелем, и его убили. По чьему, спрашивается, приказу? А? Что же ты молчишь?
Наруаки был сломлен. Осколок зуба оказал на него магическое воздействие, хотя, конечно, уликой ни в деле Томоко Оти, ни тем более в деле Кадзами служить он не мог. Охваченный паникой, Наруаки уже ничего не соображал.
В этот момент в гостиную вошли супруги Кадзами, слушавшие разговор из соседней комнаты.
— Значит, все-таки ты, негодяй, убил Сюндзи, — процедил дантист, с ненавистью глядя на Наруаки.
— Убийца!.. — Мать Сюндзи задохнулась от гнева и не могла больше произнести ни слова.
— Ладно, поехали. — Адзисава взял Наруаки одной рукой за ворот и легко поставил на ноги.
— В полицию? — недовольно спросил Кадзами-старший. Он-то прекрасно понимал, что сломанный зуб как улика ничего не стоит.
— Нет, — недобро усмехнулся Адзисава. — У нас есть еще одно дельце.
Увидев эту улыбку, не предвещавшую ему ничего хорошего, Наруаки похолодел. Но мысль о сопротивлении у него не возникала — такой ужас внушал ему Адзисава. Безропотно и безвольно, как кукла за кукловодом, последовал он за своим врагом. Когда они оказались возле роскошного «GТ», Адзисава показал жестом, чтобы Наруаки садился за руль.
— Куда ты хочешь меня отвезти?! — стуча зубами, выговорил пленник.
— Хочу угостить тебя баклажанами, — неожиданно ответил Адзисава.
— К-какими баклажанами?
— Поехали. Ну! — прикрикнул Адзисава, и Наруаки поспешно повернул ключ зажигания.
7
Такэмура, бывший начальник уголовного розыска Хасиро, постоянно пребывал в наисквернейшем расположении духа. После того как был обнаружен труп Акэми Идзаки, комиссара с позором выгнали со службы по подозрению в сговоре с убийцей. Следствие, правда, пришло к выводу, что преступного умысла со стороны Такэмуры не было, но связь с Тэруо Идзаки очень сильно скомпрометировала комиссара, со службой в криминальной полиции пришлось распрощаться навсегда.
Начальник управления Манива сказал, что Такэмура должен принять удар на себя, дабы спасти престиж городской полиции, и что Иссэй Ооба не забудет его жертвы. Однако с тех пор прошло уже три месяца, а от хозяина города не было ни слуху ни духу. Такэмура, понимая, что его сделали козлом отпущения, мрачнел день ото дня.
Бывшие коллеги обходили его стороной. Прежде, бывало, шефа уголовной полиции всюду встречали как желанного гостя, все трепетали перед ним, теперь же, когда он был уволен — причем со скандалом, — земляки моментально утратили интерес к комиссару.
Такэмура ругал злодейку судьбу, проклинал неблагодарных сограждан, но уехать из Хасиро ему было некуда. Он долго служил семье Ооба, как верный цепной пес, и теперь не мог отказаться от надежды хоть на какое-то вознаграждение. О том, что свой жирный кусок пирога он отхватил еще в бытность начальником уголовного розыска, Такэмура уже не помнил.
Покинь он Хасиро, и с чем останется? Былые заслуги перед Ообой на новом месте ничего значить не будут, а грязное пятно в послужном списке все равно не отмыть. Здесь по крайней мере никто не осмелится бросить в него камень.
Только лишившись должности, Такэмура осознал, как много давал ему полицейский мундир. Сидеть дома с утра до вечера было невыносимо, и Такэмура без конца слонялся по торговым улицам Портняжного квартала, часами просиживал в салонах патинко.8 Кто бы мог подумать, что еще совсем недавно от одного имени этого унылого господина трепетал весь город?
Раньше, бывало, зайдет он в патинко, нажмет на рычажок — блестящие шарики так сами и посыплются из автомата — это кто-то из служителей нажал на специальные кнопки, угождая важному гостю…
Теперь же и здесь ему не было удачи: проклятый автомат съедал все монетки. Как-то раз, шаря по полу в поисках укатившегося шарика, Такэмура вдруг словно увидел себя со стороны, и на душе у него стало так тошно — хоть волком вой. Шарик тем не менее он нашел и подобрал.
В этот день он торчал в патинко, сколько хватило терпения. Потом вышел на улицу, но домой идти не спешил — не очень-то хотелось любоваться на кислую физиономию жены. Такэмура бесцельно шагал мимо витрин магазинов. Может, встречу кого-нибудь из ребят Накато, займу денег, думал он. Идея ему понравилась, но люди Накато, похоже, тоже старались избегать своего бывшего покровителя — ни один гангстер, даже самый распоследний, так и не встретился на пути.
Больше заняться было нечем, и Такэмура, мрачнее тучи, собрался все же домой. В этот миг в толпе мелькнуло знакомое лицо. Приглядевшись, Такэмура узнал Горо Уракаву, бывшего заведующего отделом местной хроники «Вестника Хасиро», того самого, которого выгнали из газеты после попытки нанести удар по хозяевам города. Раньше этот человек был для комиссара врагом, теперь же оба они оказались за бортом, и Такэмура даже почувствовал нечто вроде солидарности с журналистом — ведь того тоже принесли в жертву повелителям Хасиро.
Бывший комиссар хотел даже окликнуть Уракаву, но передумал: уж больно уверенно для безработного неудачника шагал тот по тротуару. Так торопился, что даже не заметил стоявшего в двух шагах Такэмуру. «Куда это он так решительно? — подумал бывший сыщик, испытывая чисто профессиональное любопытство. — Тут не знаешь, куда от тоски деваться, а этот, похоже, не скучает, даром что такой же бедолага, как я».
Такэмура ощутил нечто вроде зависти и вдруг — от нечего делать — решил проследить, куда направляется старый знакомец. Искусством слежки комиссар владел в совершенстве, Уракава ничего не заметил. Журналист миновал Портняжный квартал, потом Ремесленный, потом Храмовый, стал подниматься в гору. Впереди были Средний Город и Верхний Город, где жила местная знать.