В тот момент ему отчего-то вспомнился Севастополь. Он сам тогда учился в выпускном классе и начал с друзьями, строившими из себя крутых парней, ходить на дискотеки, расплодившиеся в городе, как комары весною. На одной из таких дискотек, в какой-то школе, они сцепились с такой же компанией. С чего уж там началось, даже тогда понять было невозможно, но, выйдя на улицу, они оказались друг напротив друга: их компания и чужаки. Хотя никто не давал никакой команды, на пустыре за школой они встали двумя полукругами, будто очертив невидимую арену. Драка пока не начиналась, всё ограничивалось выкриками и угрозами. Как вдруг по рядам пробежали брошенные непонятно кем слова: «Один на один». Как Олег оказался в центре арены, он так и не понял. Драться он не любил, хотя, конечно, приходилось. Спецназовцы-аквалангисты обучили его не только подводному плаванию, но и некоторым приёмам рукопашного боя, поэтому драк он не боялся, испытывая уверенность в собственной способности постоять за себя. Хотя, если был выбор: драться или смыться, предпочитал последнее. Сейчас, напротив него шагах в десяти, появился крепко сбитый, в широких тренировочных штанах противник. На несколько секунд они замерли, оценивая друг друга, а над пустырём повисло молчание. Вот в этот-то момент Олег впервые и ощутил давящее перекрестье взглядов, в которых смешались надежда и ненависть, одобрение и страх.
Драка тогда закончилась, едва начавшись, разогнанная подъехавшей милицией, но Олег ещё долго вспоминал возникшее у него чувство, что ни убежать, ни даже отступить невозможно, что можно только или победить, или свалиться избитым, прямо тут, в грязь заплёванного пустыря.
Концерт удался. Сценка, которую готовил Олег, шла в самом конце, и он с удовольствием посмотрел выступления малышей, трогательно исполнявших английские народные танцы, пятиклассников, читающих стишок про маленькую мышку, но потом заволновался и пошел за сцену, в комнатку, где ребята готовились к выходу на сцену. Там было шумно и суетно: кто повторял текст, кто надевал костюмы, кто, глубоко вздохнув, выходил к публике, их место сразу же занимали другие. Подошли и дети, готовившие с Олегом «Пигмалион», комнатка постепенно пустела — их выступление было завершающим. Олег шутил с детьми, старался их успокоить, с удивлением отметив, что и сам волнуется. Но вот настал их черёд. Занавес закрылся, и ребята бросились расставлять немудрёные декорации. Только Таня Малышева, одетая в немного нелепое белое платье, сильно смахивающее на свадебный наряд, продолжала стоять в углу, то нервно переплетая пальцы, то сжимая их в кулачки.
— Ну, Танюша, а ты что?
— Я боюсь, — тихо прошептала девушка.
Олег внимательно посмотрел на неё и понял, что она не кокетничает и не шутит, ей действительно было очень страшно: огромные, широко раскрытые глаза на побледневшем лице смотрели на него с надеждой и страхом.
— Я не пойду!
— Не глупи, как же ты не пойдёшь? Ты же — главное действующее лицо, на тебе всё держится, ты ребят подведёшь!
— Не пойду! Не пойду! — как в бреду повторила девушка. — Да нет, я пойду, конечно, — она снова нервно сжала пальцы, — только, Олег Дмитриевич, поцелуйте меня на удачу! Ну пожалуйста, — добавила она неуверенно, увидав его вздёрнутые в удивлении брови.
Олег смотрел в это, совсем ещё детское лицо, в эти распахнутые навстречу ему глаза, в тёмной глубине которых плескался страх, восторг отчаяния, немая мольба и понял, что отказать просто не имеет права.
— Ну конечно, поцелую, Танюша, — сказал он и потянулся, чтобы либо по-братски, либо по-отечески поцеловать её в лоб. Но Таня в последний момент вскинула навстречу ему своё лицо, вытянула шею и даже привстала на цыпочки, чтобы неловко дотянуться своими губами до его губ. Вот тогда-то, коснувшись этих полудетских губ, Олег, как ему показалось, и уловил этот поразительный запах свежего молока.
Поцелуй был недолгим. Олег, правда, попав вместо лба в губы, в первую минуту опешил от неожиданности, потом он нежно, но настойчиво взял её за плечи и отстранил от себя. Плечи были тонкие, хрупкие под ажурной кисеёй белого платья.
Таня взглянула на него, глаза её сверкнули каким-то сумасшедшим блеском, и она, повернувшись на каблуке, умчалась на сцену, подхватив одной рукой оборки своего наряда. Олег взглянул ей вслед, задумчиво коснулся пальцами своих губ и повернулся к входной двери. Там, в глубине коридорчика, стояла, прислонясь к стене и чуть кривя губы в ироничной улыбке, Татьяна Ивановна.
— Вот ведь, понимаете, как получается, — Олег понимал, что несёт бред, но придумать лучше ничего не мог, — да, вот, полезла целоваться…
— Бывает, бывает, — закивала Татьяна Ивановна. — Знаете, девочки-старшеклассницы часто влюбляются в молодых учителей. Потом это проходит, — она продолжала иронично кривить губы.
— Да, конечно, я надеюсь, — Олег продолжал путаться в словах, — я в зал пойду, мне пора, — он ждал, что Татьяна освободит проход.
— Конечно, конечно, — она даже не посторонилась, — надо, безусловно, посмотреть.
Олег аккуратно обошёл её, стараясь не коснуться, хотя, она, кажется, даже выпятила грудь, но он удачно проскользнул и, не оглядываясь, ринулся в зрительный зал.
«Вот чёрт! — на ходу думал он, облизывая кончиком языка губы, всё ещё хранящие молочный привкус. — Вот попал!»
Знал ли он, что Таня в него влюблена? Ну, конечно, знал. С чем ещё можно спутать этот настойчивый взгляд, эти, словно нечаянные встречи на перемене, волнующую розовость щёк, нервную суету пальцев…
С первого дня работы в школе Олег ощущал на себе пристальное внимание девушек-старшеклассниц, воспринявших его отнюдь не только как учителя. Они словно тренировались на нём, оттачивая такое необходимое им в дальнейшем женское оружие обольщения. Стрельба глазами, бурно вздымающаяся грудь, юбки, чуть шире кожаного пояса, всё это было брошено в бой, но не дало никакого результата. Олег никогда женским вниманием обделён не был, уловки знал, иллюзий не строил, и задурить ему голову было школьницам не по зубам. Но то была игра. В Тане же он почувствовал нечто совсем иное. Глазки она ему не строила, она была влюблена. Это приятно тешило его самолюбие, но не более. К чувству её он относился снисходительно, чуть свысока. Пройдёт, считал он, стараясь не давать ей никакого повода для глупых надежд и ненужных объяснений. А тут вдруг попал в такое нелепое положение.
«Вот чёрт!» — снова подумал он, проведя по губам языком.
В тот вечер у него дома Ольга была как-то растеряна и особенно нежна. Через неделю прилетали его родители, и Ольга, наплевав на всё, решила прожить у Олега все выходные.