ради Малинки. Она может испугаться, если я отпряну от ее отца как от чумного. Но на самом деле глубоко в душе я снова скатываюсь в самообман, урываю это мгновение, которое дарит глупую уверенность в себе, наивную значимость.
Будто я действительно ему нужна. Не просто как мама его ребёнка, а как женщина. И пусть я знаю, что это не правда, все равно позволяю хотя бы на несколько секунд окунуться в это заблуждение и с какой-то щемящей тоской понимаю, что оно мне нравится. Будто сбылась та самая мечта, где он мой потерянный принц. Не просто потерянный. Принц, который все семь лет страдал без меня, вспоминал и точно так же как я смаковал воспоминания.
Понимаю, что это неправда и все равно верю. Рада обманываться его горящим глазам с яркими искорками. В них сейчас будто плещется вся надежда мира. На то, что не оттолкну, что сделаю вид, что верю. Потому что так будет легче. По крайней мере Горский так, кажется, считает.
Я же считаю, что я достойна большего.
Быть не “приятным бонусом”, а целостной личностью. Чтобы кто-то полюбил меня не из-за дочери, а как раз вопреки. Наплевав на все эти предрассудки про пресловутый “прицеп” и мать-одиночку.
Поэтому я позволяю себе еще несколько секунд этой близости и наконец выныриваю из-под его руки. Делаю это плавно, с улыбкой, памятуя о том, что у нас есть маленький свидетель, но это не мешает Горскому смотреть на меня так, будто я все-таки плюнула ему в лицо.
— Я подумаю над твоим предложением, — обещаю. — Уже успела отправить резюме в несколько компаний и если кто-то из них сделает мне более выгодный оффер, то увы…
На самом деле резюме я, конечно, не то что не отправила, но даже не составила. И несмотря на то, что все внутри кричит о том, что нужно соглашаться, я хочу дать себе время подумать. Работу я свою люблю, с коллегами прекрасно лажу, да и насчет наших встреч Максим прав. Нам так или иначе придется часто видеться. Но тем не менее, этих аргументов недостаточно для того, чтобы я сходу приняла его предложение. Что-то мне подсказывает, что это будет опасно. Сегодняшний вечер, как впрочем и последние несколько дней, прямое тому доказательство. Между нами все еще искрит. А если прибавить к этому долгое нахождение в закрытом пространстве — рано или поздно рванет. И я снова разлечусь на осколки.
— А когда вы елку будете ставить? — интересуется Горский, запихивая в рот половинку зефирки, которой с ним любезно поделилась дочь.
— Наверное, завтра нарядим, — пожимаю плечами, пытаясь вспомнить куда в прошлом году сложила игрушки.
— Хочешь вместе выбрать? — подмигивает он Малинке. — Я знаю толк в елках, найдем самую огромную.
— Выше меня? — ее глаза моментально загораются азартным блеском.
— Даже выше меня, — авторитетно заявляет он.
— В этом нет необходимости, — замечаю осторожно, осознавая, что снова ломаю им весь кайф. В последнее время я постоянно оказываюсь в роли той самой бабы Яги почему-то. — У нас есть небольшая искусственная елочка. Мы обычно ее наряжаем.
— Искусственная — это не то, — отмахивается Максим. — Во-первых, елка должна пахнуть хвоей. Какой же новый год без этого? А во-вторых, она должна быть достаточно большой, чтобы под ней уместились все подарки.
— Мы свою обычно на стол ставим, так что подарки можно под ним и сложить. Да, солнышко?
Малинка согласно кивает, но Максим продолжает гнуть свою линию.
— Во сколько ты просыпаешься? А заеду прямо с утра и поедем выбирать самую огромную и пышную елку во всей Москве!
— И куда ты ее поставишь? — осторожно интересуюсь. — Если ты не заметил, то у нас всего одна комната и она… как бы так сказать, забита под завязку.
Вчера к нашему обычному дивану и раскладной “малютке” Алины присоединилась раскладушка, на которую временно перекочевала я, уступив маме свое место.
— Если мы впихнем туда и елку, то нам останется только летать по комнате.
Я жду, что Максим рассмеется моей шутке, но вместо этого он мрачнеет и цедит:
— Прости, я полный кретин.
— Ничего страшного, ты же хотел как лучше, я понимаю.
— Хотел как лучше, а получилось как всегда, — выдыхает он, устало потирая виски. — Господи, что ж я лажаю так знатно-то?
— Не драматизируй, — я все еще не оставляю попытки свести все к шутке. — Это всего лишь елка.
— Если бы… дело ведь не только в елке, — его глаза находят мои и я буквально проваливаюсь в его отчаяние. — Я честно стараюсь, девочки. Но мне нужна ваша помощь. Мне очень нужно чтобы вы мне подсказали… как вас правильно любить?
Глава 57
— Дочь? — Артур давится палочкой гриссини, которую грыз в ожидании нашего заказа и начинает громко откашливаться. — Вот это я понимаю ты неплохо в Дубае оторвался! И шнец, и жнец, и на дуде игрец! Офигеть просто! И контракт с арабами заключил, и с помощницей своей оторвался. Юлий Цезарь просто курит в сторонке, мать твою! Хотя нет, Цезарь прославился тем, что одновременно тремя делами сразу занимался, а ты, я надеюсь, ребенка все-таки не при арабах делал…
— Высказался? — мрачно интересуюсь.
— Да. Нет… не знаю, — продолжает он глумиться. — Столько всего на языке вертится.
— Может, все-таки заткнешься и выслушаешь?
— Ладно, так и быть, — добродушно вздыхает он и тут же снова хмурится: — Погоди, а чего сразу дочь? Разве на таком сроке уже понятно? Я думал пол ребенка чуть позже определяется.
— Потому что ей уже шесть лет, кретин, — закатываю глаза до затылка.
— Шесть лет?! — Трабер разражается очередным приступом кашля, а парочка за соседним столиком требовательно поглядывают на официанта, намекая, что пора бы выставить этого туберкулезника из элитного ресторана.
— Да, представь себе, шесть!
— Блин, Горский, ну так бы сразу и сказал, что удочерить ее ребенка решил! Я ж реально грешным делом подумал, что это твоя!
— Да моя она, моя! — Взрываюсь, вызвав очередную волну недовольства у парочки. — В том-то и дело, что шесть лет назад Ярослава родила от меня.
На этот раз Артур даже не кашляет. Молча открывает и тут же снова закрывает рот, пытаясь осмыслить мои слова.
— И все это время она скрывала от тебе ребенка? Нафига? Ты мужик видный! Наверняка на тебя хоть пару раз пытались и чужих повесить, а тут… где логика?
— Она пыталась мне рассказать, — цежу обреченно. — Но она не знала как меня найти.
— Оу…, — моментально улюлюкает друг. — Это была интрижка на одну ночь? Что ж ты не