город и подчинялась его декадентским принципам.
Женщина в доме смотрела телесериалы не каждый день. К моему удивлению, она еще и читала книги из библиотеки критика. Она подтаскивала стул, дотягивалась до верхней полки книжного шкафа, доставала книгу, потом усаживалась на диван так же сосредоточенно, как когда смотрела телевизор. Очевидно, она всегда действовала именно так: очень методично и всегда делая одно дело за раз. Читая, она редко отрывала взгляд от книги, казалось, текст ее гипнотизирует. Забавно замечать, что многие люди, включая меня, забыли, как читать сосредоточенно. Может, надо быть кем-то вроде этой женщины, чтобы так читать: наивно отдаваясь тексту, каким бы он ни был. Иногда казалось, что она морщит лоб, но она никогда не отводила глаз от книги. Стоя под сосной, я думал, что отдал бы свою правую руку за то, чтобы узнать, что это за книга. Она явно была из личной библиотеки критика, а такие библиотеки обычно могут немало и с самых разных точек зрения поведать и о человеке, и о миропорядке. Я безуспешно пытался разглядеть название или обложку книги. Потом мне пришло в голову, что я могу прихватить с собой свой театральный бинокль, и на следующий день я смог рассмотреть в него, что женщина читала Мишеля Уэльбека. Мишеля Уэльбека! Я не верил своим глазам. Представь себе человека, который никогда ничего не читает (а по этой женщине сразу было видно, что она практически никогда ничего не читала), – и вот этот человек сидит и читает Мишеля Уэльбека! Должно быть, так чувствует себя не умеющий плавать человек, которого вдруг швырнули в Ла-Манш или в какую-то другую абсолютно неприветливую по отношению к роду человеческому воду. Я громко рассмеялся прямо там, под сосной. Придя домой, я сразу же позвонил бывшей жене и рассказал обо всем. Она тоже очень развеселилась. Мы вместе посмеялись, а потом она сказала, что мне следовало бы разбить окно, ворваться внутрь и спасти бедную женщину. Я пообещал взвесить за и против, и мы похихикали. Но я рассказал жене еще кое-что. Я попытался ей объяснить, что я никогда не видел, чтобы женщина делала свои дела так, как та незнакомка в доме. Быстрая, как белка, но не без странной изысканности. Тогда моя жена сказала: «Дело в том, Макс, что ты в принципе никогда не видел, как какая-нибудь женщина занимается своими делами». Я спросил, что она имеет в виду. «Ты никогда никого не видел, – ответила она. – Ты видел только себя самого, а твои женщины были всего лишь зеркалами, в которых ты мог видеть опять-таки себя». Моя жена, несомненно, умеет схватить меня за все нервы сразу, а потом дернуть. Права ли она? Если да, то правда эта довольно неприглядна.
Я продолжал бдеть около дома. Я знал, в котором часу критик обычно возвращается домой, и старался за час-другой до этого исчезнуть. Но однажды он пришел раньше обычного, и я быстро спрятался за кустом на краю участка. Я видел, как они ходили по дому, каждый занятый своим делом. Через какое-то время они начали целоваться, но тут я отвел взгляд и пошел к машине. Даже шпионя, надо уважать неприкосновенность личности. Если женщина раздевается перед мужчиной, это должна быть ее инициатива, и к этому нечего добавить (даже если… впрочем, неважно).
В машине я всю дорогу домой улыбался. Я чувствовал мягкую, теплую радость, радость, которую я мог объяснить только одним образом, потому что она была такой же очевидной, как отдающиеся в ушах удары сердца или биение крови в висках, когда та женщина появлялась у окна. Я напрочь забывал о рукописи надолго. Возможно, моя жена была права. Я впервые наблюдал за женщиной, не пытаясь увидеть собственное желание или эффект, производимый моими словами. Это как читать чей-нибудь блог, сказала жена. Если достаточно долго читать чей-нибудь блог, автор в конце концов начинает нравиться. Не знаю, могу ли я с этим согласиться, потому что я читаю довольно много блогов людей, про которых я понимаю, что они правы во всем, что говорят, но все равно не могу им симпатизировать. «А ты меняешься, – сказала моя жена. – Как будто что-то мертвое тебя покидает, а под ним есть чему расти. Уверена, что в конце концов все будет хорошо, Макс». Меня очень тронули ее слова. Человек не знает, с кем вступает в брак, но знает, с кем разводится, потому что при таких обстоятельствах проявляется все худшее. «Таких, как ты, нынче уже не сыщешь, – сказал я. – Ты совершенно уникальна. И часть меня всегда будет любить тебя». Откашлявшись, жена сказала, что она очень хочет, чтобы мы остались друзьями, но будет мне благодарна, если впредь я воздержусь от высокопарных фраз. Я спросил, что она может мне посоветовать. Постучись в дверь, сказала она мне. Постучись и скажи все как есть. Скажи, что ты написал роман, рукопись которого должна быть где-то в доме, и что ты пришел за ней. «Ну, не знаю, – ответил я. – Мне кажется, я не готов». «Скоро весна, – сказала жена. – Вечера станут светлее. Ты что, будешь красться вокруг дома по ночам?» Тогда я объяснил ей, что мне это необходимо – видеть, как та невзрачная женщина читает свою кошмарную французскую книгу, как она смотрит сериалы и документальные фильмы. Я не мог представить себе более важного занятия, на которое я мог бы потратить свое время. «Ого, – удивилась жена. – Может, ты влюбился?» Но я же ее совсем не знаю, возразил я. Разыщи рукопись, посоветовала жена. Постучись в дверь, скажи все как есть. Я обещал подумать и несколько дней просидел дома, размышляя. Но ни до чего не додумался, и на третий день снова привычно поехал к дому. Но ситуация начала сама по себе развиваться в направлении кульминации. На следующий день, когда я стоял в темноте, критик вошел в калитку. Я снова быстро спрятался за кустом. Критик зашел в дом, и там они заговорили друг с другом. Женщина выглядела расстроенной, и я бы отдал что угодно за возможность узнать, что он ей сказал, от чего она так расстроилась. Вдруг через пару минут дверь открылась, и критик вышел из дома, прошел к калитке и направился в поселок. Я стоял посреди сада совершенно неподвижно, и по какой-то загадочной причине он меня не заметил. Когда критик исчез за пригорком, я подошел ближе к дому, чтобы лучше рассмотреть женщину. Недели подглядывания добавили мне дерзости, и я оказался всего