воскликнула Матильда, хлопнув в ладоши. – Я тоже об этом читала! А еще один хотел назвать свою дочь «Гавайскую хулу танцует Талула».
Я покачал головой:
– Ну уж это ты точно выдумываешь.
– А вот и нет! – Она стукнула ладонью по столу и расхохоталась. – Я и сама сперва не поверила.
Долю секунды мы с Матильдой с улыбкой смотрели друг на друга, и Лора сжала мое колено. Краем глаза я видел Сэла, который смотрел на нас со странным, восторженным выражением на лице. Словно пес, выпрашивающий объедки. И в моих силах было устроить ему настоящий пир.
– Тилли, – начал я, протянув ей меню с напитками, – это, наверное, совсем уж стереотипный вопрос, и все же, может, порекомендуешь нам какое-нибудь вино?
Она взяла меню, и ее губы тронула лукавая улыбка.
– Сперва надо выбрать, что мы будем есть. Я возьму лосося. А ты, Лора?
– Пасту с курицей, – ответила Лора. Это блюдо она выбрала сразу же, как мы сюда пришли.
Матильда помахала официанту и заказала бутылку пино-нуар, заверив нас, что это вино отлично подойдет к курице и рыбе. Я вопросительно посмотрел на Сэла, который заказал себе стейк, но он только покачал головой и сказал, что лучше возьмет пива.
Матильда встала и набросила на плечи куртку.
– Пойду покурю.
– Я с тобой, – вызвался я.
Я придержал ей дверь, и мы вышли в тихий субботний вечер. По мостовой разливался яркий свет бистро на другой стороне улицы, а вдалеке, на кольцевой дороге, ритмично шумел поток машин. Матильда села на низкий подоконник и стала крутить самокрутку. Я отвернулся, прикрыв огонек зажигалки от ветра, и увидел в окно, что Сэл с Лорой оживленно беседуют.
– Прохладно сегодня, – сказал я, поводя плечами.
Матильда лизнула край бумаги, заклеила самокрутку, зажала в зубах и стала рыться в сумочке в поисках зажигалки. Я еще не успел убрать свою и потому зажег ее и вытянул руку. Матильда уставилась на огонек, а потом склонилась к нему, будто хотела поцеловать пламя. Ворот ее блузки приоткрылся, я увидел черную кружевную полоску. И быстро отвел взгляд.
– Ну и как впечатления? – спросила она, снова усевшись на подоконник и прислонившись спиной к окну.
Я нахмурился:
– От чего?
Она затянулась и только потом ответила:
– От «налаживания отношений». Ты ведь так это назвал?
Я криво усмехнулся. Значит, он ей обо всем рассказал. Ну конечно.
– У нас с Сальваторе нет друг от друга секретов.
– Вижу.
Матильда склонила голову набок и посмотрела на меня. Я отвел глаза, но почувствовал, как по мне скользит ее взгляд: сперва по лицу, потом по плечам, потом опускается до самых ног и взмывает обратно. Она сканировала меня всего, как рентген. Хотелось бы знать, какие выводы она сделала.
– Я тебе не нравлюсь, а, Николя?
Я легонько пнул камешек, выбившийся из мостовой, медленно выдохнул и посмотрел на нее сквозь дымную завесу.
– А хоть бы и так. Тебе разве есть до этого дело?
Мой ответ ее впечатлил.
– Нет, конечно.
– Ненавидеть девушку моего брата вовсе не в моих планах.
– Так, значит, планы все-таки есть, – заключила она, скрестив ноги. – А то я уже начала задаваться вопросами.
– Какими еще вопросами?
– Такое чувство, будто ты просто плывешь по течению.
Я переступил с ноги на ногу.
– Да неужели?
Она легонько пожала плечами:
– Это лишь мое мнение, Николя. Не злись. Хотя вот Сальваторе со мной согласен. Говорит, ты всегда таким был.
Я немного помолчал, задержав дым где-то у самой глотки.
– Рад вас потешить.
Матильда нахмурилась:
– В том, чтобы растрачивать свою жизнь попусту, нет ничего потешного.
– Растрачивать свою жи… Это все потому, что ты считаешь, что я тебя недолюбливаю, да?
Она смерила меня долгим взглядом, сделав несколько коротких затяжек, а потом отвела глаза, а на ее губах заиграла легкая улыбка.
– Я не хотела тебя расстроить. Pardon[14]. Все-все, умолкаю. – Она поджала губы, а потом сделала вид, будто запирает их на невидимый ключик, и выкинула его в сторону.
Минуту-другую мы простояли молча, а я наблюдал за мужчиной в бистро, который нарезал на полоски студенистого вида мясо и выкладывал его на пенопластовый поднос. Напротив него, опершись о прилавок, стояла женщина – явно нетрезвая, с набрякшими веками, – и ждала своего заказа.
– У меня нет к тебе неприязни, – наконец сказал я. – Просто иногда мне трудно смириться с твоим отношением к Сэлу, но таков уж удел старшего брата. Привыкаешь пропускать других вперед.
Она обхватила себя за талию одной рукой и оперла о нее локоть другой. Так подносить сигарету к губам стало куда удобнее.
– Сальваторе знает, что я к нему испытываю, – сказала она. – Но мне абсолютно плевать, знаешь ли об этих чувствах ты. Так к чему весь этот цирк?
Сэл мне рассказывал, что отец Матильды ушел из семьи, когда ей было пять лет. Просто переступил порог их парижской квартиры однажды утром и не вернулся, а переселился в Канны со своей молоденькой ассистенткой. Раньше отец и дочь были очень близки и ходили в парк есть мороженое, пока мама обедала с друзьями, и после своего ухода он первое время звонил каждую неделю и спрашивал, как у нее дела в школе. Но чем крепче он укоренялся на юге, тем реже и бессистемнее становились звонки – и наконец стали раздаваться только на день рождения или на Рождество.
Когда Матильда была рядом, я старался об этом не забывать.
– Рад, что он обо всем знает, – сказал я. – Это самое главное.
– А Лора в курсе?
– Прошу прощения?
Матильда посмотрела на меня:
– Лора в курсе твоих чувств к ней?
Я сразу почувствовал, что она нарочно меня подначивает, и, бросив окурок на землю, спрятал руки в карманы.
– Еду, наверное, уже принесли.
Матильда не шелохнулась.
– Знаешь, Николя, иногда мне кажется, что мы с тобой очень похожи.
Я не сдержал смеха:
– И как ты до этого додумалась?
Она стояла на своих острых каблуках и приглаживала юбку.
– Я видела, как ты наблюдаешь за нами с Сальваторе, и узнала твой взгляд, – проговорила она и выпустила из пальцев окурок. – У нас обоих в сердце грохочет гром. Но разница в том, что я к своему прислушиваюсь. И не пытаюсь его раздавить, как букашку.
Она развернулась и исчезла за дверью. Я пошел следом. Лора налила мне воды из графина. Ее губы двигались, произнося какие-то фразы, но слова тонули в шуме, гремевшем у меня в голове.
Во время всех наших прошлых разговоров с Матильдой я считал себя наблюдателем, а теперь оказалось, что она, будто луч лазера, пробилась сквозь переполнявшую