для того, чтобы его никогда не открыли. Поэтому этот… архитектор и не сильно продумывал наполнение для этого Храма.
— В любом случае, что нам сейчас делать? — спросил Йегерос, — Кинжалов у нас больше нет, заплатить за проход нечем. Получается, мы здесь застряли?
— Не… — я запнулся от страха, — не факт, что платить придётся Кинжалами.
Я снова подошёл к факелам и глубоко вздохнул, успокаивась. Как получить подсказку, нам уже известно. Следовательно, надо было просто повторить то же самое.
Протянув руки, я зачерпнул радужное пламя и, удерживая его, подошёл к стенам. Мы увидели новые картинки из жизни вимрано. Вот они сидят полукругом, явно о чём-то совещаясь. Вот сценка, где они излечивают раненого сородича. Но сородич был намного крупнее, возможно, что это был шинрано или генрано. Я догадался, что это уже сцены из истории десятилетней войны, где вимрано, не могущие оказать сородичам должной помощи в непосредственно бою, тем не менее, делали всё, чтобы обеспечить им помощь в тылу. И вот, когда мы обошли почти всю комнату, то увидели…
Да, это была именно та сцена, которую подсознательно ожидали увидеть все мы трое. Пусть и простое, но схематически очень похожее выполнение гравюры, которую я когда-то увидел в музее истории Корроско. Кто-то крупный, явно генрано ногой придавливал беспомощную жертву-вимрано к земле, а руками проворачивал в её теле клинок. Мало того: вокруг стояла толпа, которой неведомый художник несколькими удивительно точными движениями передал алчность в глазах при виде этой картины. Они потрясали руками, смеялись, тыкали в умирающего пальцем — и все получали невероятное наслаждение от происходящего.
— На это даже просто смотреть противно, — прошипел я, — не могу поверить, что когда-то всё это происходило на самом деле!
При этих словах радужное пламя в моих руках дрогнуло. А потом, как и в предыдущей комнате, потянулось к картинке на стене. В итоге в моих руках пламя погасло, зато теперь на стене ярко сиял умирающий вимрано, в тело которого вогнали клинок.
— Это… это то, о чём я думаю? — с ужасом просипел Фартхарос.
— Вероятно, — так же тихо ответил я, — когда я говорил, что Храм может потребовать чью-то жизнь — то вовсе не шутил.
— Тогда, — ещё тише сказал Фартхарос, — кто-то из нас должен…
— Это буду я! — вызвался Йегерос, — ты должен жить, Харо, у тебя есть семья, ты должен к ней вернуться. А я… а я, может, даже Агера ещё догнать успею, — совсем тихо закончил он.
Фартхарос не стал спорить. Хотя, судя по его глазам, ему нелегко давалось это решение. Но Йегерос был прав. Если у тебя в этом мире есть близкие, которых ты любишь и за которых отвечаешь — то должен был сильным. Даже если эта сила порой означает такое отвратительное и невыносимое бездействие.
Йегерос подошёл к постаменту и, забравшись на него, сбросил сандалии и улёгся, так, чтобы его живот оказался точно в центре сияющего круга. И всё это происходило так спокойно и обыденно, что от этого кровь стыла в жилах. Расстаться с Кинжалом Порядка для них было невыносимо. Но при этом пожертвовать собственной жизнью оказалось для них какой-то дикой обыденностью. Даже больше: судя по горящим странным огнём чёрным глазам Йегероса, он, кажется, был даже рад тому, что наконец-то представилась такая возможность.
Несколько секунд ничего не происходило. А потом Йегероса словно что-то ударило снизу, и он охнул от боли.
— Что с тобой брат? — тут же подскочил к нему Фартхарос, — что такое?
— Да ничего, — слабо улыбаясь, пробормотал Йегерос, — просто в спину вонзился какой-то клинок… или игла. Не страшно, не страшно. Я уж боялся, что сейчас появится какая-нибудь призрачная лапа и будет мне брюхо сдавливать и каким-нибудь клинком кишки перебирать. Ну… чтобы всё было так, как на картинке. А так оно… даже и не страшно совсем. Только… последняя просьба у меня.
— Говори, — я подошёл к Йегеросу с другой стороны и взял его за руку, — если мы выживем…
— Передайте Аламейко, — слабо шептал Йегерос, — чтобы он наделил полномочиями власти моих учеников. У меня их было трое, он знает, о ком я говорю. Только, — в этот момент Йегерос сжал мою ладонь чуть сильнее, — пусть он проследит, чтобы они получили власти поровну, хорошо? Пусть в Кастильве будет так же, как и в Корроско.
Голос Йегероса слабел, и мы понимали, что Храм хоть и медленно, но методично вытягивает из него жизнь. Этот процесс уже нельзя было обернуть вспять.
— Сейчас, когда смерть уже близко, — из последних сил хрипел Йегерос, — я понимаю, что был не самым плохим правителем… но всё равно сделал много ошибок. А их можно было бы избежать, если бы кто-то равный вовремя меня остановил. Так пусть они попробуют вместе, втроём. Может… может, так действительно будет лучше…
Его голос затих окончательно. А в следующее мгновение глаза его закрылись, а рука — выпала из моей ладони. После чего его тело начало медленно сереть и иссыхать. Стоило отдать Храму должное: он избегал лишних унижений и лишней показухи. Приняв жертву, он позволял ей просто отправиться в небытие. И мёртвое тело Йегероса становилось всё тоньше и прозрачнее. Пока, в конце концов, оно не иссохлось окончательно и стало горстью пыли, которую тут же разметал невесть откуда взявшийся ветер.
Гулко сглотнув, Фартхарос подошёл к постаменту, на котором осталась одежда Йегероса. Он бережно взял его штаны и аккуратно сложил их. После этого собрал ремни с флягами и подсумками, которыми тот был опоясан, и аккуратно положил их сверху. Наконец, он подобрал сандалии Йегероса и разместил их рядом. После чего встал на одно колено и, закрыв глаза и сцепив перед собой руки, принялся шептать молитву. И — удивительно — ровно в тот самый момент, когда он закончил, по левую сторону от нас открылась дверь, которая вела в темноту…
— Скорее Дэмиен, — гулко пробормотал он, — пошли отсюда скорее, прошу тебя…
* * *
В принципе, мы с Фартхаросом не сильно удивились, когда спустя минуту блужданий по беспросветному коридору вышли в точно