К счастью или к несчастью (в зависимости от точки зрения), младший сотрудник банка, случайно обнаружив нецелевое расходование средств, безрассудно захлопнул ящик кассы, сильно прищемив пальцы Банни. Преисполненный юношеского негодования, клерк, вместо того чтобы попросить свою долю, как поступил бы зрелый человек, отправился к региональному управляющему, который, хотя и зарезервировал себе место в раю, не мог не отказаться от дальнейших услуг шустрого малого.
Смущенный, но не слишком пристыженный, Банни решил не возвращаться домой и осел в Хониаре. После непродолжительного периода ночевок на полу на складах разных вантоков он приступил к ознакомлению с новомодной теорией бизнеса. И вскоре ему тоже захотелось купить что-нибудь по одной цене, а продать по неизмеримо более высокой. Прошло совсем немного времени, и он приобрел дом и обзавелся семьей, что оказалось исключительно обременительным с материальной точки зрения. И по мере того как количество проблем на Гуадалканале увеличивалось, а возможности заработка таяли, он задумывался о возвращении в родную деревню.
Он вернулся на Рождество и был встречен с распростертыми объятиями друзьями и родственниками, поскольку эти доверчивые люди никогда всерьез не верили, что Банни мог совершить какое-то преступление. Мало-помалу он убедил родственников в прибыльности своей новой авантюры. По его указке они выкапывали в лагуне ямы и собирали оттуда гигантских лангустов, за которых в Хониаре давали огромные деньги. После получения независимости в 1978 году на островах как грибы стали расти гостиницы, в которых размещались полчища работников соцобеспечения, стремившихся удовлетворить свою страсть к морским продуктам и свое чувство превосходства.
После того как лангусты перекладывались льдом, он лично отправлялся с ними на «Юминао» и следил за продажей. Получив деньги, что происходило весьма быстро, Банни отсылал их своей семье в качестве вознаграждения за проделанную работу. Сумма получалась очень даже приличная.
Воодушевленные Бани, многие юноши и девушки горели желанием сесть в каноэ и заняться этой довольно тяжелой и опасной работой. С лангустами в тот год было хорошо, и за два дня ловцы заполняли несколько больших контейнеров, которые стояли на причале. Все шло согласно плану, и Банни продавал свой товар по максимально возможной цене.
— Банни — он дает! — гордо соглашались все, провожая его с грузом в море.
А затем, столкнувшись с целым рядом впечатляющих препятствий, мешавших ему вернуться в Мендали, Банни застрял в центре на несколько дней, а потом на несколько месяцев. Затем прошел год, но от него по-прежнему не было ни слуху ни духу, а главное — никто не получил за свои труды ни цента.
В это время в Мендали появился я. И стоило мне начать осваиваться и знакомиться с местными торговцами и бизнесменами, как я был удивлен тем, что каждый из них интересовался местонахождением Банни и тем, когда тот вернется. Похоже, о нем хотели знать все.
— Так, может, мы вместе займемся каким-нибудь бизнесом?
Банни по-прежнему держит меня за руку.
— Ну… не знаю… дело в том, что… возможно… — произношу я, заикаясь.
— Ты купишь цыплят, я куплю цыплят… — И он сам указывает мне на путь отступления.
— Но я не имею никакого отношения к цыплятам. Они принадлежат жителям деревни, и все доходы будут направлены на повышение ее благосостояния.
— Да, но мы с тобой… Может, ты купишь несколько цыплят, сколько-нибудь куплю я…
За отсутствием других аргументов я повторяю только что сказанное.
— Да, конечно, я понимаю, — вздыхает он.
— Правда?
— С белыми так всегда. Думаю, ты приехал сюда для того, чтобы обобрать жителей, — бормочет он, кивая в сторону моря и оглядываясь по сторонам, словно убеждаясь, что нас никто не слышит.
— Что?! Вы э-э… я нет.. ха-ха… что?!
— Да-да. Теперь я все понимаю. Ты считаешь, что можешь приехать сюда и начать обирать бедных людей. Ты, наверное, считаешь их идиотами? Но тебе это не удастся.
Уж кому, как не ему, было это знать.
Широким жестом он снимает с глаз очки, встает с видом защитника народа, к которому себя причисляет, и смачно сплевывает. И только тут я замечаю, что Банни страдает несомненным косоглазием. Сначала мне кажется, это обычный трюк второсортного актера, желающего напугать детей и в то же время заставить их смеяться. Да и сам я уже готов спасаться бегством.
— Теперь я все понял! — торжествующе восклицает он с видом обличающего следователя в финальной сцене детектива.
— Да нет же. Возможно, вы правы, и у нас получится заняться каким-нибудь общим бизнесом. Это прекрасная мысль… — весело, но без особой убежденности добавляю я.
Не зная, как с ним справиться, я решаю, что дальнейшая полемика бессмысленна, и пытаюсь его утихомирить.
— Ну посмотрим, — с мрачным видом заявляет он и удаляется, топая своими белыми туфлями.
Я остаюсь потрясенным этой размолвкой. Впервые за все время пребывания на Соломоновых островах мне пришлось столкнуться с неприязнью со стороны местного жителя. Отправляюсь на поиски своего друга Кисточки и спрашиваю его, что он думает по этому поводу.
— Не волнуйся, — расплывается он в уже знакомой мне улыбке.
Кисточка откидывает голову назад и, собрав волосы на макушке, разражается смехом, однако я чувствую, что он ведет себя более напряженно, чем обычно. Смол Том более жизнеутверждающ:
— Он очень завистливый. Он хочет получить наших цыплят. — (Для меня это звучит как гром среди ясного неба — мне и в голову не приходило, что кто-то может пожелать наших цыплят.) — Он хочет растить цыплят для себя, но ты и я начали это раньше. И теперь он счур завидует.
— И как ты думаешь, что он может сделать? — с тревогой спрашиваю я.
Вид у Смол Тома становится непривычно серьезным. И впервые с момента нашего знакомства его вечно жизнерадостное лицо мрачнеет. (Второй раз такое выражение лица появилось у него, когда он случайно выдернул один из побегов фасоли, которые выращивала Эллен, и я предупредил, что она этого так не оставит.)
— Простите мистер Уилл, но он неправильный человек. Проблема — у него сильное образование, но у него нет здравого смысла. Может, его остановить? Ты да я?
Но, на мой взгляд, пока следовало подождать и осмотреться. К тому же Банни жил не в самой деревне, а где-то дальше на берегу, в доме одного из вантоков своей жены, так что его постоянное присутствие нам не грозило.
Однако оказалось, Банни после разговора исчез надолго, и происшедшая неприятная сцена вскоре исчезла в потоке прекрасных дней, которые безмятежно протекали, как облака над вершинами горы Рив на Рандуву. Прибывавших и отбывавших цыплят становилось все больше, и постепенно деревня начала процветать.