Впрочем, не везло «жидо-масонам». Масонов стали сажать сразу же. «Жидов» отлучил от власти Сталин.[24] Несколько десятилетий в Советском Союзе в той или иной форме, с той или иной степенью жесткости проводилась политика государственного антисемитизма. Но, во-первых, в этом никогда не признавались — антисемитизм всенародно осуждался. А, во-вторых, была проведена своеобразная «черта оседлости» — евреи могли более-менее свободно «селиться» в областях культуры и науки.
Перестройка покончила с антисемитизмом, который насаждался сверху. И одновременно создала условия (свобода!) для пробуждения, реанимации наглого, шумного антисемитизма, так сказать, «низового», характерного для люмпенизированной, маргинальной части общества, а также для части политиков, чей умственный потолок не может подняться выше «заговора» — не важно, заговора ЦРУ, заговора Мосада или того же «жидо-масонского». Слышу возглас: «А Шафаревич?» Отвечаю: Шафаревич — постыдное для русской, российской, советской интеллигенции исключение. Для любого порядочного человека.
Поводом для многочисленных антисемитских упражнений служит заметное появление евреев на вершинах бизнеса, во власти и рядом с властью. Такой повод, действительно, существует, но его обсуждение выходит за рамки моих заметок. Мне бы хотелось подчеркнуть другое: указанный повод мог сработать, вызвать беспокойство и пересуды, стать источником политических призывов и действий только потому, что он накладывается на прочные, глубинные антисемитские традиции. А они, к сожалению, продолжают отравлять атмосферу и в России, и во всем мире.
«Антисемитизм невозможно объяснить с помощью обычной человеческой логики», — утверждал Жан-Поль Сартр. И все-таки, поскольку другой, не человеческой логики просто нет, приходится ею пользоваться.
Скорее всего, Сартр хотел сказать, что антисемитизм часто иррационален: «Не люблю жидов, и все тут!». Трудно спорить — Однако за этой внешней, лежащей на поверхности иррациональностью скрываются мощные и вполне рациональные глубинные слои, в которых спрессованы предрассудки десятков поколений.
Антисемитизм возник в древности. Возник как реакция на непохожесть евреев. В языческом мире, в мире многобожия они исповедовали веру в одного Бога, в Бога, которого нельзя изобразить — нарисовать или изваять. Евреи были «чужими», они были не такими, как все, и не хотели быть как все. «Все, что мы почитаем, они отвергают, зато все, что у нас считается нечистым, им разрешено», — четко сформулировал Тацит.
Евреи породили христианство. И вместе с ним — в лице христианской Церкви — своего векового врага и гонителя. Христианский антисемитизм, — всячески затуманивая тот факт, что первые христиане были своего рода диссидентами иудаизма, что и Иисус, и апостолы были евреями, что Библия написана евреями, — закрепил в сознании миллионов образ еврея как богоубийцы. «Евреи распяли Христа!», и посему этот богомерзкий народ сам обрек себя на страдания и унижения. Понадобилось почти два тысячелетия, чтобы Ватикан отказался от теологического антисемитизма.[25] Русской Православной Церкви это еще предстоит сделать… В средние века над христианским фундаментом антисемитизма надстраивается антисемитизм экономический. Еврейская диаспора, опираясь на свой опыт, активно вторгается в торговлю и финансы. Фигура ростовщика становится, как теперь говорят, знаковой. Шекспировский Шейлок — знамение тех времен. Или, точнее, знамение того, как христианский мир воспринимал тогда евреев. И не только тогда. Становление капитализма закрепило миф о евреях как безжалостных дельцах. Шейлока сменил Ротшильд. Но изменилось и мироощущение эпохи. Послушаем знаменитого русского философа В.С.Соловьева: «Беда не в евреях и не в деньгах, а в господстве, всевластии денег, а это всевластие денег создано не евреями. Не евреи поставили целью своей экономической деятельности — наживу и обогащение, не евреи отделили экономическую область от религиозно-нравственной. Просвещенная Европа установила в социальной экономии безбожные и бесчеловечные принципы, а потом пеняет на евреев за то, что они следуют этим принципам. Дела евреев не хуже наших дел и не нам обвинять их».
Новое время, с одной стороны, создавало условия для выхода евреев из всевозможных гетто, для их равноправного участия в гражданской жизни, а с другой, — вызвало к жизни расовые теории, которые отнесли евреев (негров, славян, цыган и т. п., и т. д.) к низшим расам. Антисемитизм на расовой основе культивировался в фашистской Германии[26] и завершился Катастрофой европейского еврейства, уничтожением 6 миллионов евреев.
Разумеется, вышесказанное — лишь приблизительная, примитивная схема. Реальная история антисемитизма гораздо сложнее, многограннее, запутаннее. Она меняется не только от эпохи к эпохе, но и от страны к стране.
Россия не отставала от «цивилизованного мира». В 1563 году, когда Иван Грозный взял Полоцк, местные купцы стали жаловаться царю на конкуренцию купцов еврейских. Царь был крут: «евреев на мост собрать и в воду метать, и утопить». Но в полном объеме Россия получила «еврейский вопрос» вместе с Польшей и правобережной Украиной. Российским ответом на этот вопрос стала «черта оседлости», вне которой евреям, по общему правилу, жить не дозволялось. Государственный антисемитизм, то есть зачисление евреев в разряд подданных второго сорта, был официальной политикой царской власти. К.П.Победоносцев (обер-прокурор Синода, нечто вроде Суслова при Александре III), оправдывая погромы, защищая курс на притеснение евреев, видел его смысл в том, что треть евреев уедет из России, треть крестится и треть вымрет. И «еврейский вопрос» будет решен.
Власть и тогда позорила Россию. Честь России спасала интеллигенция. Заслуживают внимания две аксиомы Владимира Галактионовича Короленко:
1. «Ни один человек не должен отвечать за то, что он родился от тех, а не от других родителей».
2. «Никто не должен нести наказание за свою веру, потому что верность религии, пока человек не убежден в ее ошибочности, есть достоинство, а не порок».
А вот мысль Льва Толстого: «…Нравственное учение евреев и практика их жизни стоят без сравнения выше нравственного учения и практики жизни нашего quasi-христианского общества». Евреи, добавлял Толстой, делают лучше то, что хотелось бы делать quasi-христианам, и поэтому quasi-христиане завидуют им и ненавидят их.
Рассказывают, что в 1903 году Теодор Герцль, лидер мирового сионизма, приехал в Петербург знакомить царских министров с тем, что такое сионизм. Долго беседовал с министром финансов С.Ю.Витте. Герцль просил, чтобы правительство оказывало «некоторое поощрение» евреям. «Но мы поощряем евреев, — ответствовал Витте. — Поощряем эмигрировать. Пинком ноги в зад, например».