class="p1">Молодой человек испугался и покраснел, потому что ему пришло в голову, как он тогда при старике порицал шейха и говорил, что на его месте велел бы рассказывать себе или читать вслух из книг. В эту минуту он очень рассердился на болтливого старика, который, наверно, всё передал шейху, бросил на него злой взгляд и затем сказал:
— Господин! Правда, что касается меня, я не знаю более приятного занятия, как проводить день таким образом. Это образует ум и занимает время. Но каждый на свой образец, и поэтому я, конечно, никого не порицаю, кто не…
— Хорошо, хорошо! — смеясь прервал его шейх и кивнул подойти второму юноше. — Кто же ты? — спросил он его.
— Господин, по своему занятию я помощник врача и уже сам вылечил нескольких больных.
— Так, — проговорил шейх, — и вы также тот, который любит весёлую жизнь! Вам иногда очень хотелось бы пообедать с добрыми друзьями и повеселиться! Не правда ли, я угадал это?
Молодой человек был сконфужен. Он почувствовал, что его выдали и что, должно быть, старик рассказал шейху и про него. Однако он собрался с духом и отвечал:
— О да, господин, возможность повеселиться иногда с добрыми друзьями я причисляю к блаженствам жизни. Хотя теперь моего кошелька хватает не больше, как на угощение друзей арбузами или подобными же дешёвыми вещами, но мы рады и этому, и можно думать, что нам было бы ещё значительно веселее, если бы у меня было больше денег.
Шейху понравился этот смелый ответ, и он не смог удержаться от смеха над ним.
— Который же молодой купец? — спросил он дальше.
Молодой купец непринуждённо поклонился шейху, потому что был человеком хорошего воспитания.
Шейх же сказал:
— А вы? У вас любовь к музыке и танцам? Вы любите слушать, когда хорошие артисты играют и поют что-нибудь, и любите смотреть, как танцоры исполняют искусные танцы?
Молодой купец отвечал:
— Я хорошо вижу, господин, что тот старец, чтобы позабавить вас, передал все наши глупости. Если этим ему удалось развеселить вас, то мне было приятно служить для вашей забавы. Что же касается музыки и танцев, то я признаюсь, что нет почти ничего, что так услаждало бы моё сердце. Но не думайте, что поэтому я порицаю вас, господин, если вы не точно так же…
— Довольно, не надо дальше! — воскликнул шейх, с улыбкой отмахиваясь рукой. — Вы хотите сказать, что каждый на свой образец. Но там стоит ведь ещё один; это, вероятно, тот, который так хотел бы путешествовать. Кто же вы, молодой человек?
— Я живописец, господин, — отвечал молодой человек. — Я пишу виды природы отчасти на стенах зал, отчасти на полотне. Видеть чужие края составляет, конечно, моё желание. Ведь там видишь разные красивые местности, которые можно нарисовать, а что видишь и срисовываешь, то обыкновенно ведь всегда лучше того, что только сам выдумываешь.
В эту минуту шейх посмотрел на прекрасных молодых людей, и его взор сделался угрюм и мрачен.
— Когда-то у меня был тоже милый сын, — сказал он, — и теперь он должен бы быть таким же взрослым, как вы. Тогда вы были бы его товарищами и спутниками, и каждое из ваших желаний удовлетворилось бы само собой. С тем он читал бы, с этим слушал бы музыку, с другим приглашал бы добрых друзей, радовался бы и веселился, а с живописцем я отпускал бы его уезжать в красивые местности и тогда был бы уверен, что он всегда опять вернётся ко мне. Но Аллах не захотел так, и я без ропота покоряюсь его воле. Однако в моей власти исполнить, несмотря на это, ваши желания, и вы должны идти от Али Бану с радостным сердцем.
Вы, мой учёный друг, — продолжал он, обращаясь к писателю, — живите с этих пор в моем доме и заведуйте моими книгами. Вы можете ещё приобретать к ним, что пожелаете и найдёте хорошим, и пусть вашей единственной обязанностью будет рассказывать мне, если вы прочтёте что-нибудь действительно прекрасное.
Вы любите хороший обед среди друзей — вы будете распорядителем моих увеселений. Хотя сам я живу одиноко и без радостей, но я обязан приглашать иногда много гостей, так как этого требует моё положение. Тогда вы вместо меня будете всё устраивать и можете приглашать из своих друзей, кого только пожелаете; приглашать, разумеется, на что-нибудь лучшее арбузов.
Того молодого купца я, конечно, не могу отвлекать от его дела, которое приносит ему деньги и честь. Но каждый вечер к вашим услугам, мой молодой друг, танцоры, певцы и музыканты сколько вы пожелаете. Играйте и танцуйте сколько душе угодно.
А вы, — сказал он живописцу, — вы увидите чужие края и опытом разовьёте свой глаз. Для первого путешествия, которое вы можете предпринять завтра, мой казначей вручит вам тысячу золотых вместе с двумя лошадьми и рабом. Отправляйтесь, куда вас влечёт сердце, и если увидите что-нибудь прекрасное, то нарисуйте для меня.
Молодые люди были вне себя от изумления и онемели от переполнявшей их радости и благодарности. Они хотели было целовать пол у ног доброго человека, но он не допустил этого.
— Если кого вы должны благодарить, — сказал он, — так вот этого мудрого человека, который рассказал мне о вас. Этим он и мне доставил удовольствие познакомиться с четырьмя такими весёлыми молодыми людьми из вашей братии.
Но дервиш Мустафа тоже отклонил благодарность юношей.
— Видите, — сказал он, — как никогда не следует судить очень поспешно! Разве я слишком много сказал вам об этом благородном человеке?
— Теперь давайте слушать рассказ ещё последнего из моих рабов, которые сегодня будут свободны, — прервал его Али Бану, и юноши отправились на свои прежние места.
Тогда встал тот молодой раб, который своим ростом, красотой и смелым взглядом так сильно привлёк к себе внимание всех, поклонился шейху и благозвучным голосом начал говорить так…
Рассказ Альмансора
Господин! Люди, говорившие до меня, рассказывали разные чудесные повести, которые они слышали в чужих краях. Я со стыдом должен сознаться, что не знаю ни одного рассказа, достойного вашего внимания. Но если вам не будет скучно, я расскажу вам удивительные приключения одного моего друга.
На том алжирском капере, с которого меня освободила ваша милостивая рука, был молодой человек моих лет, рождённый, казалось мне, не для одежды раба, которую он носил. Остальные несчастные на корабле были или грубыми людьми, с которыми я не мог жить, или людьми, языка которых я не понимал. Поэтому в то время, когда