Я кивнул, совершенно механически развернулся, вошел, как было велено, в палату и остановился на пороге. Однако, попал. Дверь за мной плотно закрылась и через минуту послышались тяжелые шаги. М-да. И не уйдешь ведь теперь. Путь на выход я знаю только один — через приемный покой, а там... меня явно не выпустят просто так. Доказывать, что никакой не стажер и меня с кем-то спутали, боюсь, бесполезно. Скорее всего, воспримут как попытку отвязаться от порученной работы с соответствующими выводами по ливеру и голове. Не драться же с женщиной?
Палата, наверняка, была двухместной, но в нее поместили еще одну кровать. Было тесновато, но не для обитателей помещения — вставать они не могут, следовательно, и места много им не требуется. То есть не было тумбочек для личных вещей, стола и стульев для больных, как в палате Рыбака. Очень похоже, что эта палата предназначена для самых тяжелых больных. Тех, которые практически на грани, поскольку на отдельном столике стояли склянки с жидкостями, специальная посуда для кормления лежачих и некоторые приспособления для экстренной помощи, чего как раз и не было у Рыбака. Видимо, здесь не опасались любопытства больных, способных испортить что-нибудь из приспособлений или даже попробовать зелья на вкус. Бывали же такие «умники», считавшие будто эффективность лечения напрямую зависит от количества выпитых зелий.
Вздохнув я подошел к койкам. Итак, понятно, что совесть мне не позволит уйти и не помочь раненым. Все прочие рассуждения — не более чем отговорки.
Лекрасия лежала на койке в полном сознании, что ее отнюдь не радовало. Лучше уж беспамятство — так во всяком случае не придется терпеть эту выматывающую боль. Хотя она и оставалось единственным напоминанием, что тело еще живо. Не прибавляло оптимизма и осознание утекающей, слово вода сквозь пальцы, жизни. То, что ей не долго осталось, девушка понимала со всей отчетливостью. Ей удалось еще во время боя с засадой бросить взгляд на свой живот, куда прилетел ледяной снаряд сорокарского мага. Кольчуга и остатки щита немного сдержали удар, но последствия все равно оказались страшными. Увидев подобное, на ком-то из своих ребят, не удержала бы в желудке скудный завтрак. А на себе, так вроде и ничего. Дикая боль и не на такое заставит смотреть без содрогания. Куда уж содрогаться, когда каждый вздох — подвиг, достойный монумента в центре города.
Девушка сквозь полуприкрытые веки смотрела в потолок палаты и ждала, когда, наконец, придет мрак забвения, унося с собой и эту боль, и мечты о семейном счастье с командиром, и о мире, в котором и не пожила толком.
Вдруг за дверью послышался голос старшей помощницы лекаря. Через минуту в палату неуверенно вошел совсем молодой парень в одежде адепта академии. На нем была не парадная мантия, конечно, а тот костюм который используется на тренировках по развитию тела и боевых навыков, но адепты обычно ходили в ней постоянно. Кроме алхимиков, у которых была специальная защитная мантия и шапочка, защищающие кожу от вредного воздействия ядовитых ингредиентов. Лекрасия об этом прекрасно знала, поскольку сама отучилась два курса в столичной академии. Бросила после того как погостила у родни здесь, в Западном, и встретила командира отряда разведчиков. Интерес молодых людей оказался взаимным и девушка вступила в армию штатным магом, чтобы быть поближе к любимому. Ох, как ее жених кричал, ругался, запрещал. Очень уж переживал за нее и, как теперь выяснилось небезосновательно. Однако девушка умела настоять на своем, и под отчетливый скрип мужских зубов была зачислена в отряд.
Стажер, поняла Лекрасия. Ну что ж? Только и остается послужить наглядным пособием смерти от ран будущему светилу лекарского дела. Хоть не без пользы придется оставить этот мир. И хорошо, что на глазах незнакомого паренька. Очень трудно было бы умирать на руках любимого. Исстрадается ведь.
Стажер между тем подошел к соседним койкам, немного наклонился, чтобы достать до обеих, положил руки на плечи ребят, одному и второму, затем прикрыл глаза и застыл в таком положении. Лекрасия с удивлением наблюдала за действиями парня. Очень похоже на магический транс. Минут через пять парень медленно убрал руки и подошел к ее койке. Положил руку на лоб и снова прикрыл глаза. Девушка ощутила воздействие магии. Что она делала разведчица не поняла, поскольку училась на факультете воды, а не лекарском. За два года учебы на боевой кафедре их успели обучить только несложным кровоостанавливающим сплетениям, которые им приходилось не раз применять на себе. Боевая кафедра почему-то не может обходится без травм адептов. Однако, здесь ничего похожего не ощущалось. Вскоре Лекрасия с удивлением поняла, что не чувствует боли. Точнее, вообще не чувствует ничего ниже грудной клетки. Стажер открыл глаза и медленно пошел в сторону стола с зельями. Такое впечатление, что он продолжает оставаться в состоянии транса и не собирается из него выходить. По крайней мере в ближайшее время.
Подойдя к столу, стажер перебрал флакончики, удовлетворенно хмыкнул и отставил некоторые в сторону. Остальные, явно ему не нужные небрежно сдвинул в сторону и... присел на столешницу. Девушка обратила внимание, стульев в палате не было ни одного.
В палате установилась тишина. Парень сидел на столе, отрешенно глядя в пространство, друзья-разведчики тихо посапывали, а Лекрасия почувствовала вдруг прилив сил. Она не удержалась и сформировала сплетение магического зрения. Если она умирает, то заботиться о магическом резерве смысла уже нет — продлевать агонию с помощью магии она не собирается. Единственное, что ей удалось разглядеть — какие-то слегка светящиеся нити, три штуки, шедшие от парня к койкам, в том числе и к ней. Что за нити, разглядеть невозможно — слишком уж тонкие. Девушка о таких даже не слышала, да и увидеть смогла, скорее всего, только потому, что ее организм, в данный момент активно подпитывался магической энергией. Вероятнее всего, именно по этим нитям-каналам.
Прошло примерно три часа. За это время никто в палату не заходил и раненых не тревожил. Стажер все также сидел на столе и медитировал. Ну так, во всяком случае, показалось разведчице - что медитировал. Вдруг Лекрасия на мгновение почувствовала тянущее томление внизу живота. Такое у нее возникала, когда она самозабвенно целовалась с любимым. Но это было на порядок сильнее. Оно тянулось-тяну-у-у-улось и закономерно разродилось сильнейшим оргазмом. Будь у девушки силы, она бы не сдержала крика восторга. Но сил не было и к лучшему. Жар пламенем охватил ее щеки и она прямо не знала, куда деваться от смущения. А главное, от непонимания — почему и от чего такое с ней случилось?