Читать интересную книгу Угроза вторжения - Олег Маркеев

— Слышите? — Максимов кивнул на окно. На улице еще во всю орала разноголосица сигнализаций, забиваемая матом выскочивших под дождь хозяев машин. — Рядом бомбу рванули.

Журавлев пожевал толстыми губами, пристально посмотрел в глаза Максимову.

— Сам видел? — спросил он.

— Только слышал.

— И я слышал. А почему говоришь — бомба?

— Да бросьте вы, Кирилл Алексеевич, в ЧК играть! Что я, первый день родился? Как спец говорю, на двести грамм тротила, минимум. — Максимов придвинулся ближе. — Уходить надо. Сейчас менты по домам побегут: кто что видел, кто что слышал. Нам это надо?

Журавлев понимающе кивнул.

— А что такой мокрый? Такой сильный дождь?

— Нет, сильный ветер! — огрызнулся Максимов, по наитию вспомнив анекдот о выходившем до ветра поручике Ржевском.

— Хм, — покачал головой Журавлев. — В ларек бегал без спроса?

— За печеньем, блин, — Максимов, играя нетерпение, нервно перебрал ногами. — Сейчас менты нагрянут. Мне что — валить их по одному, да? Пока вы с Кротовым крышами уходить будете.

Попал в точку. Журавлев невольно покосился на дверь. Светить Кротова он явно не хотел.

— Леночка, есть что к чаю? — Он заглянул в комнатушку, отведенную для секретаря.

— Печенье. Максим только что принес, — раздался голосок из-за перегородки. — И еще коньяк к кофе, — добавила она после секундной паузы.

«Ну, блин, стервоза!» — закатил глаза Максимов.

— Не скучаешь, а? — ткнул его пальцем в живот Журавлев. Попал в кобуру и сразу же стал серьезным: — Живо буди Стаса, пусть заводит машину. Потом поднимайся сюда, звони оперативному Гаврилова. Пусть даст «дорожку».

«Дорожкой» они называли маршрут, на котором в условленных точках можно было пересесть в другие машины. Стас отправлялся по своему контрольному маршруту, а они кружили по городу, время от времени пересаживаясь из машины в машину. Достаточно было качественно провести две-три пересадки, чтобы сбить со следа чужих. Машины шли по заранее отработанным маршрутам, проходя невидимые для чужих контрольные посты. Через некоторое время данные контрнаблюдения обобщались, и с центрального поста в офисе Гаврилова шла команда: «Домой». Тогда они прямиком ехали на Можайское шоссе, где у спорткомплекса «Крылья Советов» их поджидал так же проверенный до стерильности Стас. На его «Волге» и возвращались на дачу.

«Если бы ты знал, что мне рассказал этот жлоб, — подумал Максимов, спускаясь по стершимся от времени ступенькам. — Ты бы не „дорожку“, а бункер себе заказал! ЧеКа, на фиг! Привез на пошушу Крота, а обеспечение по улице не раскидал. Или Гаврилов зажал? Этот мог, тот еще жук!»

Олаф уходил последним. В полумраке коридора никто не обратил внимание, что он сжал до щелчка маленький цилиндрик и подбросил его под дверь комнаты, где без сознания лежал связанный рэкетир. На двери заранее нацарапал знак. Те, кто придет сюда, запеленговав сигнал, сумеют его понять.

Через семнадцать минут после их отъезда в «крысятник» вошел мужчина с «дипломатом» в руке. Еще через пятнадцать минут к дому подъехал пикап. Из него вышли пять человек в рабочих спецовках. Через три минуты они вынесли из подъезда и положили в пикап два больших мешка. Никто не обратил на них внимания. В этом муравейнике все были озабочены лишь одним — деланием денег. А вахтер так и продолжал спать.

* * *

Экстренная связь

Печоре

На месте выхода в эфир мною обнаружен неизвестный, по всем признакам подвергнутый допросу максимальной степени воздействия. Принял решение зачистить место выхода в эфир и эвакуировать задержанного на объект «Лазурь». Снял первичные показания.

Со слов задержанного, он является членом устойчивой преступной группы, организационно подчиненной некоему Давиду, человеку из ближайшего окружения Осташвили. Давид дал команду «наехать на Журавлева». Задержанный имел только словесный портрет и адрес офиса фирмы «Рус-Ин». Кто дал наводку на Журавлева, он не знает, т. к. с Давидом общался старший группы — некто Черныш.

Согласно плану, задержанный должен был войти в офис и завязать с Журавлевым разговор, оказывая на него психологическое давление. После десяти минут «развода» (термин, употребленный задержанным) он по мобильному телефону должен был вызвать остальных участников группы. Далее планировалось действовать по обстановке: при благоприятных условиях — вывести Журавлева из здания и «увести на природу для последнего базара», при осложнении ситуации — ликвидировать Журавлева на месте, остальных блокировать в офисе или ликвидировать.

Неизвестный напал на задержанного и, применив меры физического воздействия, снял аналогичные вышеприведенным сведения.

Обращаю Ваше внимание, что на соседней улице взрывом полностью уничтожен автомобиль джип-«Чероки». Имеются человеческие жертвы.

На двери комнаты, где был блокирован задержанный, мною считан знак связи «Нагалас».

Иртыш *

Норду

Олафом оставлен знак «Нагалас» — «силы разрушения». Письменного сообщения нет.

Предполагаю, что Олаф решил предпринять активные действия по срыву операции противника. Им ликвидирована преступная группа в составе пяти человек. Информация, снятая с задержанного, оставленного Олафом на точке связи, заставляет предположить, что проводящими операцию допущена утечка информации о группе, в которую внедрен Олаф. Разрабатываю версию о существовании устойчивой связи одного из участников операции с окружением Осташвили.

Печора *

Печоре

Примите меры по прикрытию действий Олафа. Задержанного ликвидировать.

Норд

Глава девятнадцатая. Меньше знаешь — крепче спишь

Неприкасаемые

По крыше барабанил дождь. На краю поселка завыла, набирая ход, электричка. Потом опять нахлынула тишина, вязкая и осязаемая, такая бывает только осенним дождливым вечером.

Кротов лежал, боясь пошевелиться. Сердце неожиданно стало тяжелым, оно мучительно медленно, как раненый зверь в душной норе, ворочалось в груди. Он набрал полные легкие воздуха, пытаясь согнать эту невыносимую тяжесть, но стало еще хуже. Сердце дрогнуло и на мгновение замерло. Он тихо застонал, почувствовав, как жгучей змейкой скользнула из уголка глаза горячая капелька.

Из темноты выплыло и склонилось над ним лицо жены. Глаз он не видел, только огромные темные круги. Они затягивали в себя, как два водоворота в ночной реке, неудержимо и безвозвратно. Сердце зашлось от острой, щемящей боли. Лицо жены приблизилось, расплылось мутным пятном, только темное облако волос, только черные водовороты глаз.

— Не сейчас, Маргарита, только не сейчас, — через силу, борясь с накатывающим забытьем, прошептал Кротов. — Я еще не готов.

Ее губы что-то беззвучно шепнули, и лицо исчезло, растворилось в призрачном свете сумерек.

— Спасибо тебе, Марго, — прошептал он вслух. Сил бороться с мучительной пустотой и холодом там, где должно быть сердце, уже не осталось, и он заплакал. Беззвучно, закусив губы. Беспомощно моргая веками, ставшими тяжелыми и непослушными. Горячие ручейки жгли виски, капельки одна за другой, как раскаленные шарики, скользили вниз, он почувствовал, каким мокрым и режущим сделался воротник рубашки.

Инга пробормотала что-то во сне, повернулась, горячая рука легла ему на грудь. Кротов осторожно убрал с себя ее руку, выскользнул из-под одеяла. По телу сразу же пробежали мурашки, в комнате было холодно. Но сердце забилось зло и быстро, как зверек, копающий выход из заваленной норки. В висках застучали злые молоточки, разгоняя предательскую слабость.

Он пошатываясь прошел к окну, прижался горячим лбом к холодным черным стеклам.

«Не сейчас, только не сейчас, — сказал он сам себе. — Только расслабься — и ты погиб. А ты должен жить. Ради Маргариты и детей. Когда-нибудь мы опять будем вместе. Но только не сейчас».

Он осторожно, боясь еще больше растревожить сердце, опустился в кресло. Из приоткрытого окна врывался пахнущий грибной сыростью и прелой листвой ветер. Кротов подставил лицо под струю холодного воздуха и закрыл глаза.

«Я все делал правильно. Меня не в чем упрекнуть. Меня можно предать, как и всякого, но сам я не предавал никогда. И это они знают. Неужели они меня предали?»

Старые дела

Москва, июнь 1989 года. Конспиративная квартира «Конкур»

Окна выходили на ипподром. Это Кротову сразу не понравилось.

Одно время взял за правило раз в неделю обедать в ресторане при ипподроме. Привлекало сочетание покоя и размеренности круга избранных, отделенных от взмыленной в азарте толпы лишь толстыми стеклами окон. Он любил контрасты, а здесь они были настолько явными, что жизнь казалась необратимо расколотой на тех, кто мечтает и жаждет, и тех, кто уже получил, знает цену и никогда не поставит на кон свое, с таким трудом, силой или хитростью, отнятое у тех, орущих за окнами.