хоть и очень плохая.
— У тебя есть я, — выдавливаю я, не совсем понимая, почему эти слова слетают с моих губ.
У мамы загорелись глаза.
— Да?
— Ага. Мы не близки, но я все равно буду рядом, когда понадоблюсь. — Хотя я могла понять, почему она этого не знала, ведь я следила за ней пару недель. С тех пор, как появились новости о Конраде, и она начала звонить мне.
— Жизнь так коротка. — Она покачала головой. — Я думаю обо всех поцелуях, которые не дарила тебе. Обо всех объятиях, которые мы не разделили. Все вечера в кино, походы по магазинам и ссоры, от которых нам хотелось избить друг друга, но мы любили друг друга еще больше. Я думаю обо всех "что-если". Почти. Как они накапливаются в пустой комнате моего банка памяти. И это убивает меня, Арья. Это гораздо больнее, чем то, что происходит с твоим отцом.
Мой пульс гулко стучал по внутренним запястьям. Я думала обо всех моментах, которые я разделила с папой. Драгоценные и маленькие, как шоколадные конфеты в индивидуальной упаковке. Я бы не променяла их ни на что, даже после всего, что произошло. А может, особенно из-за этого.
И Кристиан. Я также думала о Кристиане.
Как сильно я его хотела. Жаждала его. Каждая клеточка моего тела знала, что он разобьет мне сердце. Нелегкий подвиг, учитывая, что со времен Николая Иванова этого не удавалось никому.
— Может быть, мы сможем создать новые воспоминания. — Мягкая улыбка коснулась моих губ.
— Ох. — Ее голос дрожал. — Я бы очень этого хотела.
***
Я, спотыкаясь, вышла из кофейни, нащупывая телефон. Мне потребовалась секунда, чтобы найти его номер, и еще две, чтобы собраться и позвонить ему. Он ответил на первом гудке, его голос был отрывистым.
— Да?
Фоновый шум был красноречив. Перекладывание документов; тихие голоса, обсуждающие EEOC, неправильную характеристику и бремя доказывания. Очевидно, он был на совещании. Почему он взял трубку
— Кристиан? — Спросила я.
— Очевидно.
— Это Арья.
— Я могу чем-нибудь помочь тебе, Арья? — Он звучал не так восторженно, как я думала.
Ожидала ли я, что он упадет на колени и будет умолять меня увидеться? Может быть, и нет, но я не думала, что он будет звучать так… неудивленно.
— Похоже, ты занят.
Было затишье. Может, до меня наконец дошло, что я позвонила.
— О чем ты, Ари?
Ари. Прозвище заставило мое сердце забиться.
— Неважно.
— Я не возражаю.
— Ты явно занимаешься чем-то важным.
— Я бы предпочел заняться кем-то важным, — подчеркнул он, как раз когда я услышала тихий щелчок закрывающейся двери. По крайней мере, он не сказал этого на людях. Я задыхалась. В Манхэттене не хватало свежего воздуха, чтобы я могла нормально дышать. Но мама прекрасно сказала, что жизнь слишком коротка. Если завтра не наступит, я хотела провести сегодняшний день с ним.
— Арья. — Голос Кристиана стал намного теплее. Я поняла, что раньше он звучал немногословно, потому что он был среди людей и имел определенный вид, который нужно поддерживать. — Ты обдумываешь то, о чем я думаю, что ты обдумываешь?
Вот в чем проблема с хорошими юристами. Они вынюхали правду из тебя за много миль.
— Может быть.
— Что изменилось?
— Моя перспектива. — Я закрыла глаза, покачиваясь с пятки на пятку посреди улицы, чувствуя себя совершенно нелепо. — Всю свою жизнь я избегала беспорядка. Но грязь все равно находила меня. Я начинаю понимать, что, возможно, пришло время брать то, что я хочу, учитывая, что некоторые последствия неизбежны.
— Я приеду.
— Ты имеешь в виду прямо сейчас? — Это заставило меня задуматься. События развивались слишком быстро. — Сейчас полдень. Мой график забит до отказа. Я уверена, что и твой тоже.
— Я перенесу дела. — Линия оборвалась — . . . уже еду. — Еще одна реплика — . . .прием. Алло? Ты слышишь меня?
— Ты теряешь связь, — пробормотала я, в оцепенении направляясь к метро. Я действительно прогуливала работу? Это было впервые. Я даже не прогуливала уроки в старшей школе. В последний раз я брала больничный шесть лет назад. Я не делала это спонтанно.
Шумная жизнь Манхэттена просачивалась через линию. Вопят машины скорой помощи, сигналят машины, кричат люди.
— Извини. Я был в лифте. Только что поймал такси. Я уже в пути.
— Ты псих. Это может подождать.
— Нет, не может. О, и Ари?
— Да?
— Твоя чековая книжка должна быть открыта, потому что все те обеды, на которых ты меня подставила, стоили недешево.
***
Когда я подошла к своему порогу, Кристиан уже был там, расхаживая взад-вперед по парадной лестнице. Воздух вокруг него потрескивал от темной энергии.
Он повернулся ко мне лицом, удивив меня, схватив мою руку и прижав ее к своему сердцу.
— Почувствуй это, Ари.
Выражение его лица говорило больше, чем слова. Там было ожидание, смешанное с надеждой, тоской и чем-то еще. Странная хрупкость, которой раньше не было. Это напомнило мне о том времени, несколько десятков лет назад, когда нас с Ники чуть не поймала Руслана.
Я вонзила свои кроваво-красные ногти в ткань его рубашки.
— Рад видеть меня?
— Я буду счастливее, когда увижу всю тебя.
Мы прошли три лестничных пролета по два за раз. Мой адреналин зашкаливал. Когда я открыла дверь, я сказала ему, что возьму стакан воды, и спросила, не хочет ли он.
— Конечно? — Он одарил меня забавным взглядом типа «вот как мы будем играть». Я указала на свою комнату и попросила его устроиться поудобнее. Когда я убедилась, что он ушел, я выпила две пинты воды, а затем засунула голову в морозилку, чтобы попытаться снизить температуру.
Когда я вошла в свою комнату, я поймала его, изучающего мою книжную полку, он повернулся ко мне спиной. Несколько лет назад я наняла плотника, чтобы тот превратил одну из стен моей спальни в библиотеку. Это было экстравагантно и совершенно неоправданно, учитывая, что эта квартира сдается и все такое, но это заставило меня чувствовать себя как дома больше, чем любой другой предмет мебели, который у меня был. Кристиан провел пальцем по корешкам книг, что мне показалось странно эротичным.
— Драгоценное «Искупление» , — протянул он, зная, что я здесь, хотя и не издал ни звука. — Первое издание, твердый переплет.
— Даже не думай об этом. — Я оттолкнулась от дверного косяка и направилась к нему. Я вырвала книгу из его рук, нежно лаская ее.
Он повернулся ко мне, на его лице играла ухмылка.
— Думать о чем?
— Займ.
— Почему нет? — он прошептал. — Это просто слова на бумаге.
— Какая нелепая вещь, чтобы сказать. А смерть — это просто долгий сон