что мое сердце может сжаться в себе.
Его палец перешел к следующему кругу.
— Эта принесет тебе тепло. Поможет разжечь огонь. Опять же, ограничено, но… — Он сделал паузу, издав неловкий, шаркающий смешок. — Я подумал, может быть, если ты будешь путешествовать по всему Трелл, тебе может понадобиться такая вещь.
Я кивнула, не веря себе, что могу говорить.
Наступила долгая пауза. Рука Макса зависла.
— Как насчет этой? — сказала я наконец, указывая на третью стратаграмму.
Макс выпрямился. Когда он снова заговорил, голос его стал ниже, грубее, как будто он что-то привязывал.
— Эта приведет тебя сюда. — Он сделал паузу, прочистил горло. — Если… если ты когда-нибудь захочешь вернуться. Это сработает только в радиусе нескольких миль, но…
Его голос умолк и не возобновлялся.
Боги.
Я сразу поняла. Дело было не в ожерелье, красивом и искусно сделанном. Он не стал дарить мне еще одну красивую безделушку. Нет, Макс — Макс, человек, который так тщательно выкроил свой собственный уединенный уголок мира, — давал мне то, чего у меня никогда не было.
Настоящим подарком было не ожерелье. Подарок был домом, в который можно вернуться.
— Только… если захочешь, — сказал он тихо, неловко.
Мои глаза горели.
Я хотела сказать, конечно, я хочу вернуться. Я хотела сказать, я даже не хочу уходить.
Но я даже не улыбнулась, потому что не знала, что вылетит из моего рта, если я его открою. Вместо этого я сунула ожерелье Максу в руку, затем подняла волосы, подставляя шею. Когда он застегивал его вокруг моего горла, каждое прикосновение его пальцев оставляло на моей коже маленькие огненные дорожки, горящие, когда они парили там, на затылке.
— Спасибо, — наконец пробормотал я. — Это замечательно.
Я позволила своим волосам упасть. Его пальцы соскользнули с моих плеч.
— Я подумал, что у тебя должно быть что-то красивое и функциональное, как ты.
Он сказал это так быстро, что почти не заметила. Я повернула голову, чтобы посмотреть на него.
— Макс, — выдохнула я, с преувеличенным трепетом прикасаясь к сердцу, — ты думаешь, я функциональная?
В его глазах мелькнула танцующая улыбка.
— Я думаю, — сказал он, — что ты потрясающе функциональна.
Мои пальцы коснулись этих крылышек бабочки, когда я окинула его взглядом — по подергивающимся мышцам его горла, по изгибу уголков рта, по непослушной волне пряди волос, падающей на его лоб.
Честно? Я тоже думала, что он потрясающе функционален. Он был самой умопомрачительно функциональной вещью, которую я когда-либо видела.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Я не могла вытянуть шею назад настолько, чтобы увидеть вершину башен Ордена. Они поднимались, поднимались и поднимались, как две стены из золота и серебра, исчезающие в туманных облаках. Я была почти без сознания, когда в последний раз стояла у входа в башни. Определенно не настолько в сознании, чтобы быть пораженной ошеломляющей высотой, ошеломляющим присутствием, ошеломляющим всем. Я никогда в жизни не чувствовала себя меньше.
Почти как нервный тик, мои пальцы очерчивали круг на ладонях, словно пытаясь поймать стратаграммы, которые все еще ускользали от меня.
Мы вчетвером — я, Макс, Саммерин и Мот — стояли в их тени, между нами повисла тревожная энергия.
— Я очень давно не заходил в эти двери, — пробормотал Макс, глядя на них. Потом на Мота. — Нервничаешь?
Мот заерзал.
— Ну, — сказал он с притворной уверенностью, — это потребовало некоторой работы, но я думаю, что наконец-то получил правильное искажение энергии. Так что я думаю, что у меня точно не будет никаких аварий.
Макс и Саммерин обменялись взглядами, одним из тех молчаливых взглядов, которые обмениваются невысказанными словами.
— Мот провел целую неделю, не уничтожив ни одной вещи, — сказал Саммерин. — Мы все очень гордимся им.
— За исключением кувшина, — добавил Мот, — но это не моя вина.
Саммерин вздрогнул.
— Кроме кувшина.
— К счастью, я не думаю, что у них будут кувшины на тестах, так что ты должен быть там в чистоте. — Макс посмотрел на меня. — А ты?
— Нормально. — Мой голос не выдавал моего беспокойства, но я уверена, что он знал, как я нервничаю. Обычно я находила Мота бесконечно забавным, но сегодня я не могла даже улыбнуться его забывчивым выходкам. По крайней мере, для Мота это была только однин из шести ежегодных тестов, которые ему давали. Если он потерпит неудачу в этом, он может искупить ее в следующем году. У меня не было такой роскоши.
Саммерин и Мот начали пробираться к дверям, и я пошла за ними, но Макс мягко схватил меня за запястье.
Я обернулась.
— Я хочу, чтобы ты знала, Тисана, что я полностью и безоговорочно верю в твою способность сделать это, — сказал он. — А теперь давай покажем этим ублюдкам, на что ты способна.
Хотя я так нервничала, что дрожала, улыбка натянула мои щеки.
— Да, — согласилась я. — Мне нравится этот план.
И с этим мы открыли двери.
***
Если бы я так не нервничала, первый этап оценок был бы просто забавным.
Макс и я не могли бы выделиться больше. Макс был там единственным Солари, одним беспорядочным пятном цвета среди длинного ряда бледнолицых седовласых учителей Вальтейнов. И если одной исключительной особенности Солари, тренирующего Вальтейна, было недостаточно, его репутация превратила то, что могло быть слегка неуклюжим, в откровенно забавное. Казалось, никто не знал, что с ним делать. Каждое взаимодействие представляло собой череду неловких рукопожатий, смущенно поднятых бровей и нерешительных, удивленных приветствий. Во время моего личного фаворита из этих взаимодействий один Вальтейн сказал ему:
— Я думал, что ты больше этого не делаешь. — Когда Макс безапелляционно заявил:
— Что, чушь Ордена? — Вальтейн покачал головой, слабо размахивал руками и сказал:
— Я имел в виду, ну… мир.
Я хихикала над всем этим, благодарная за то, что хотя бы один маленький кусочек моего мозга был занят тем, что наслаждался ярко выраженным, очень забавным