«Эх, ёшки-матрёшки, как Ратмир может столь холодно смотреть на неё и как смеет так небрежно подавать ей руку?!»
Эмма бросила последний взгляд в зеркало, разгладила несуществующие складочки на новом платье, заставила себя быть уверенной, и вышла встречать гостей.
— Госпожа Горчакова, позвольте представить вам леди Ольху и лорда Палеха.
Сердце бешено забилось.
«Что он делает?!»
Насколько Эмма помнила, это её должны были представлять герцогине, ведь только хозяйка дома обладает незыблемой привилегией — ей представляют даже королеву. Зачем он провоцирует герцогиню и ставит всех в неловкое положение, неоправданно возвышая Эмму?!
Но на самом деле первоначально возникшее у Ратмира желание задеть великосветскую красавицу сразу же отошло на второй план. Он ещё произносил заготовленную речь, желая нарочно подчеркнуть статус Эммы и указать нежданной гостье на то, что она здесь нежелательна, а сам, широко раскрыв глаза, смотрел на ту, что была с ним рядом изо дня в день.
Она изменилась.
Из привычной, милой девушки превратилась в красавицу, от которой не отвести глаз! В ней и раньше ему всё было приятно, но сейчас… сейчас она словно скинула приглушающую красоту оболочку и засияла редчайшей драгоценностью.
Его сердце забилось чаще, норовя выпрыгнуть из груди, кровь забурлила — и неожиданно началась трансформация тела. Бойцовские инстинкты сработали раньше, чем поступившая в мозг информация была обработана и сообщила, что богиня, стоящая перед ним, смотрит не на него самого, а на другого мужчину!
Эмма не отрывала взгляда от лорда Палеха!
Это был её типаж. Обаятельный красавчик, неглупый, сильный, привыкший к обожанию всех женщин, но не возгордившийся этим, а приобрётший смешливую снисходительность к ним. Этакая уже привычная для неё няшка, который в меру всем хорош, а попав в руки такой женщины, как Эмма, с годами расцветает, приобретает глубину, благородство и прочие качества уважаемого человека.
Жизненный опыт робко подсказывал ей, что, несмотря на возникающее обоюдное притяжение между Эммой и такими няшками, что-то сбоит, и это не её судьба — быть счастливой с, казалось бы, очевидным выбором.
Почему так подумала, сама не знает.
Уместно ли сомневаться в том, кого судьба вновь посылает ей, ведь она хорошо ощущает возникшую симпатию? Но невольно возникают вопросы, а стоит ли верить первому взгляду? Нужно ли беречь и укреплять мгновенно возникшую между нею и симпатичным лордом Палехом ниточку заинтересованности? А вдруг её ждёт очередной жизненный урок?
Она смотрела на гостя, пытаясь понять, что он за человек, подключила свои способности и успела уловить, что лорд заинтересован ею.
Ей понравилось, как он вопросительно выгнул бровь, укоризненно покачал головой, подмигнул и показал на сверкнувший амулет. Эмма догадалась, что сработала его ментальная защита. Ещё не было произнесено никаких слов приветствий, а они уже общались. Она задорно улыбнулась ему и сделала несколько шагов навстречу.
Леди Ольха держалась с достоинством, несмотря на унизительную для неё встречу. Судья оборотней, как всегда, проявлял высокомерие, и это можно было счесть за игру, в которую они играли наедине, если бы не давешние вопли Арлетт о том, что монстр обнаглел и не только ей когда-то дал от ворот поворот, но и самой светлой леди Ольхе!
Арлетт ненавидела герцогиню и в то же время дружила с нею. Обе вместе учились, соперничали и завидовали друг другу. Одна была условно свободна, как любая голодранка, но со способностями, и рвалась в высшие круги, завидуя прекрасной леди; другая, обременённая великосветской родней, мечтала о том выборе, что был у одиночки Арлетт.
Для леди Ольхи всё было расписано с момента подписания брачного договора, который составили, когда ей исполнилось пять лет. На кого она пойдёт учиться, с кем будет знакомиться, где ей применять свои способности.
Сейчас их забавное соперничество осталось позади. Все заняли положенные места, и когда судья предпочёл сменить чернявую Арлетт, выбрав благосклонно взирающую на него ледяную красавицу Ольху, то боевой магичке даже нечего было возразить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но когда он же продемонстрировал абсолютно иное отношение к неизвестно откуда взявшейся соплячке, этого Арлетт не могла простить. Монстр не только всячески покровительствовал невыразительной дохлятине, но ещё возился с её пасынком больше, чем со своим родным сыном! Её трясло от негодования и потрясения.
Обиду Арлетт подогревал тот факт, что недавно она решилась родить, но некий лорд, с ума сходивший от страсти к ней, не признал новорождённого своим дитём.
Она не показала, что задета, лишь презрительно и гордо наплевала на него, так как способна сама обеспечить сына! Но став свидетельницей отношения высокомерного судьи к чужому зверёнышу только потому, что тот был усыновлён понравившейся ему замухрышкой, взбесилась.
Она отказывалась принять очевидное, так просто не могло быть!
Если поверить этому, то придётся признать, что ни для одного своего партнёра она не была любимой, ею не дорожили, а всего лишь умело оплетали словесными кружевами, пользовались и создавали обстоятельства, чтобы после пылких ночей любви расстаться. А она каждый раз верила, что её благосклонность бесценна, что у неё появился шанс перестать быть мотающейся по всему королевству одиночкой и только злая судьба мешает этому.
Нет! Никаких сил не хватит признать, что сама каждый раз лезла в ловушку иллюзорных чувств, позволяла себя обманывать! Это нечестно!
Она прошла такой путь, столько вытерпела, так боролась за своё место среди аристократии и вдруг осознала свою ничтожность из-за никчёмной, невыразительной слабачки!
Как судья мог позариться на неё? Почему он так себя вёл?! Её тошнит от того, как он сюсюкал со зверёнышем, лишь бы угодить мелкой мыши!
Твари! Какие же они все козлы и твари! И она рванула к заклятой подружке. Та её поймёт как никто!
Леди Ольха, как всегда, посмеялась над Арлетт, но поняла её гнев, и на всякий случай решила навестить своего ручного монстрика.
Он же не может променять её благосклонность?
Он же понимает, как она его возвысила, поделившись своими тайными желаниями?
Она дарит себя только королям, иногда канцлерам… и только перед ним позволила себе раскрыться, склониться, потому что он — животное, и в его природе быть грубым, подавляющим! На кого он посмел смотреть?!
И она убедилась. Он смотрит.
Назвал какую-то девицу хозяйкой и не отрывает от неё глаз, как будто впервые увидел. Что там можно разглядывать?! Даже дура Арлетт красивее этой приблуды!
Ольха насмешливо оценила элегантное, но простоватое платье. Стоит ей встать рядом — и все преимущества простого кроя превратятся в признаки бедности. Никакой вышивки, кружев, драгоценных камней, только силуэт.
И всё же что-то цепляло даже её. Взгляд притягивали умело подкрашенные глаза, нежнейшая сияющая кожа, интересная причёска и насыщенный каштановый цвет волос.
Должно быть, мужчинам приятна её мягкая улыбка и походка. Леди Ольха не могла догадаться, что Эмма надела туфли на грубоватых, но высоких каблуках, которые смастерили ей оборотни, и благодаря этому в её движениях появилась необыкновенная грация.
Ольха правильно оценила соперницу и, в отличие от Арлетт, понимала, что идеальной красоте, которой обладали они с подругой, можно многое противопоставить. Тем приятнее и интереснее будет раздавить нахалку, посмевшую приехать сюда. Судья должен получить наглядный урок и наказание. Такими женщинами, как Ольха, не пренебрегают!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Герцогиня с лёгкой улыбкой наблюдала, как расчудесная хозяйка замка заглотила наживку в виде лорда Палеха. Удовлетворение было немного неполным, потому что карманный лорд неприлично долго пялился на новую знакомую, но скорее всего это просто оценка поля деятельности. Любимец многих женщин не может всерьёз заинтересоваться этой… ЭТОЙ!
Ольха чуть сильнее приподняла уголки губ, изображая искреннюю радость знакомству, не сомневаясь в душе, что приблуда ответит ей за каждую секунду сегодняшних унижений.