Правильно! У нее-то руки свободны... Вот только как добраться до цепи, чтобы бабка не заметила?
Тем временем Орешек неловко ткнулся головой в сторону старухиных колен, упал, перевернулся на бок и, не вставая, заорал во весь голос:
— Грымза! Актриса с большой дороги! Корова старая! В ромашках она восседала! А принц через нее кувыркался!
Под эти крики Ингила подвинулась к соседнему кольцу. Это осталось незамеченным для бабки, которая продолжала упрямо возражать:
— Сам дурак! Говорю тебе — он на лютню...
Старуха недоговорила. Два крайних звена цепи аккуратно хлестнули ее по макушке. Всхлипнув, старуха осела к ногам Ингилы.
Когда вредная карга очнулась, она была уже опутана веревкой, а рот ее был завязан полосой от подола юбки. Разбойница завозилась и свирепо замычала, но не устрашила этим пленников, которые уже освободились от цепей.
— Пошли! — скомандовал Ралидж, отшвыривая ненужную уже связку ключей и набрасывая на голые плечи свой плащ с меховой оторочкой.
— Ты, бабушка, не сердись, — почти виновато сказала Ингила. — Ты хорошо роль сыграла, правда-правда-правда! Я чуть не разревелась!
— Еще извинись за то, что она тебе к горлу нож приставила! — бормотнул Орешек.
Бывшие пленники покинули было поляну, как вдруг Орешек хлопнул себя по лбу — мол, забыл! Поспешно вернулся к дверям сарая, нагнулся над связанной старухой и произнес серьезно, с глубоким чувством:
Тебе лишь кажется, что я свободен.Да, руки не в цепях... но разум, сердцеВсегда к тебе одной стремиться будут,И этого уже не изменить.Моя душа с тобою остается.Прощай, моя последняя любовь!
И в несколько прыжков догнал негодующую Ингилу.
— Зачем моему господину понадобилось издеваться над старухой?
— И не думал издеваться! — удивился Орешек. — Просто не хотелось оставлять сцену скомканной. Уверен, бабка меня поняла правильно.
— А для кого было стараться? Зрителей-то нет...
— Зрители есть всегда. Они смотрят на нас каждое мгновение — до погребального костра. Только мы об этом все время забываем... Да, а куда мы идем? Меня-то без сознания сюда приволокли...
— Ничего, я запомнила дорогу. По пути прихватим одежду, чтоб не в таком позорном виде на постоялый двор заявиться... — Циркачка, чуть склонив головку набок, бросила на спутника задорный взгляд и спросила с лукавым намеком: — А может, заодно... искупаемся? Очень бы не помешало после всех этих приключений, а?
Орешек ухмыльнулся и, не ответив озорнице, весело запел:
Угощала курочкаЯстреба пшеном.Радовалась, дурочка,Что они вдвоем.Рассыпала зернышки...Ну а поутру —Беленькие перышкиПо всему двору...
Ингила отвела в сторону загадочный, многообещающий взгляд — мол, там видно будет! — и перевела разговор на другое:
— Мой господин так красиво читал стихи... Если б я не знала, что имею дело с Сыном Клана, и впрямь бы поверила, что он играл главную роль в «Принце-изгнаннике»... на сцене аршмирского театра...
Прикусила язычок, быстро глянула в лицо спутнику: не рассердился ли за дерзкие слова? И увидела: Сокол улыбается мягко, задумчиво.
— Ну что ты... такая роль!.. Я мечтал, но не довелось... В этой пьесе я играл слугу. У меня были целых три строчки:
Мой господин, пора! На горизонтеУже зари сиянье разлилось,И кони бьют копытом в нетерпеньи...
Ингила округлила глаза, отшатнулась. Да кто же он, этот человек?
23
Дракон снижался, черный и тяжелый, как грозовое облако. Удары широких крыльев поднимали ветер, от которого задрожала листва на дереве.
Стая завыла, кинулась врассыпную. Но крылатый хищник оказался невероятно проворным. Скользнув над самой землей, он выбросил вперед лапы с длинными когтями, подцепил извивающееся бурое тело, перехватил пастью, встряхнул в воздухе... Верещание стало пронзительным, перешло в визг — и оборвалось.
— Прижмись к ветвям! — крикнул Керумик. — Он плохо видит!
Арлина распласталась на толстой ветке, боясь пошевелиться.
Может, дракон и плохо видел, но со слухом у него явно все было в порядке. Прервал погоню... резким, сильным движением развернулся... в два взмаха крыльев очутился под деревом... встал на четыре крепкие лапы, вглядываясь в листву...
Люди затаили дыхание. Они были уверены, что жуткий хищник слышит удары их обезумевших сердец.
Дракон поднял в воздух переднюю пару лап, вытянул вверх тяжелое тело, а затем начал подниматься на хвосте, как змея. Даже в эту ужасную минуту Арлина не могла не удивляться силе плоского хвоста, удерживающего в воздухе грузную тушу.
А потом изумление перешло какую-то запредельную грань и превратилось в ледяное спокойствие. Потому что дракон приоткрыл пасть и заговорил — внятно, выразительно, даже красиво:
— Мое зрение и впрямь оставляет желать лучшего, но я не понимаю, почему мой физический недостаток нужно обсуждать вслух, да еще в присутствии дамы?
Вытянутая клыкастая морда не шевелилась, словно кто-то другой говорил изнутри, из драконьего чрева. Громадный зеленовато-черный глаз в упор глянул на женщину.
— Но кого я вижу! Отважная Дочь Клана вновь посетила наши края! Какая честь для Подгорного Мира! Но почему — на дереве... и в столь несолидной позе?.. Как я догадываюсь, это Керумик затащил Волчицу на верхотуру? Прости его, высокородная госпожа, он глуп и вряд ли когда-нибудь поумнеет!
«Я сошла с ума, — равнодушно, словно не о себе, подумала Арлина. — На самом деле никто со мной не разговаривает, драконы вообще не разговаривают. Сейчас он меня слопает».
Дракон опустился лапами на землю, поднял вверх хвост, бережно обвил его гибким концом плечи закаменевшей, несопротивляющейся женщины. Арлина не успела вдохнуть воздух, чтобы заорать, как очутилась на земле. Мягкая хватка тут же разжалась.
— А тебе, молокососу, придется слезть самому, — адресовался дракон наверх. — Я с тобой возиться не намерен.
Раздался треск ветвей — и на землю обрушился Керумик. То ли неудачно пытался спуститься, то ли просто от потрясения сверзился с дерева.
— Цел? — поинтересовался дракон небрежно. — А по-человечески слезть было нельзя? — Громадная голова повернулась к женщине. — Не скажет ли моя госпожа, почему она взяла в проводники этого безнадежного недотепу?
— Я... а... м-на... — «вразумительно» отозвалась Арлина, потому что от нее явно ждали ответа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});