Читать интересную книгу Внутренний порок - Томас Пинчон

— Привет, Док.

Чего, разумеется, обычно только и требовалось — и, само собой, поглядите-ка только. Учтиво разместив «Книжное обозрение» поверх коленей, он ухмыльнулся как можно искреннее.

— Слыхал, ты вернулась. Открытку получил, спасибо.

Эдак озадаченно нахмурившись — гримаску ещё в детском садике, надо думать, отрепетировала.

— Открытку?

Ну, это, наверное, тоже важно, подумал он, и лучше-ка я запишу, не то забуду. Опять работа шутников с уиджей, без сомнения.

— Показалось, почерк твой, должно быть, кто-то другой писал… ну! где пропадала?

— На север надо было съездить? Дела семейные? — Пожав плечами. — А тут что-нибудь творится?

Заговорить про Мики? Не заговаривать про Мики?

— Твой… друг в строительстве…

— О, с этим покончено. — Похоже, не слишком она-то и грустит. И не сильно радуется.

— Может, я что-то пропустил в новостях — он не… вернулся ли часом?

Она улыбнулась и покачала головой.

— Меня тут не было. — На шее у неё, на кожаном шнурке болталась ракушка, может, даже привезённая с далёкого острова в Тихом океане, а форма и отметины на ней напомнили Доку какой-то зупол на ныне брошенной стройке Мики в пустыне.

Зашёл Энсенадский Дылда.

— Здаров, Шаста. Эгей, Док, тебя Йети искал.

— Охъёпть. Давно?

— Только что в «Мозг» его проводил. На чём-то он, похоже, сильно залип.

— Вы кто-нибудь хотите доесть? — Док выполз через чёрный ход — и тут же наткнулся на Йети, который со своеобразной улыбочкой тусовался в переулке.

— Да ты так не нервничай. Я не собираюсь наносить увечий, хотя и хотелось бы. Признак этой клятой хипповской эпохи и её размытых мужских ценностей, полагаю. Уайетт Эрп бы уже на твоей башке кувалдой тренировался.

— Эй, а кстати — сумка у меня, я в сумку залезть собираюсь, ничего? двумя пальчиками? медленно? — Док выудил антикварную кофейную кружку, которую нашёл в Вегасе.

— Хотя на полицейской работе черствеешь, — сказал Йети, — временами восприимчивости бросается глубокий вызов. Что это… вот… такое может быть?

— Это личная кружка Уайетта Эрпа для усов, чувак. Видишь, его имя тут написано, все дела?

— Могу ли я, не желая нанести оскорбление, поинтересоваться происхождением этого… — Йети умолк, словно бы с трудом подбирая нужное понятие.

— Торговец антиквариатом из Вегаса по имени Делвын Кротък. Выглядел вполне респектабельно.

Йети покивал огорчённо и длительно.

— Очевидно, ты не подписан на «Набат собирателя Тумстоунской меморабилии». Брат Кротък позирует там для центрального разворота по меньшей мере раз в пару месяцев. Это имя — олицетворение поддельной Эрпианы.

— Ниччёссе. — А что ещё хуже, значит ли это, что галстук Либерачи — тоже липовый?

— Есть мыслишка, нет, — сказал Йети. — Слушай, — и точно в том же ритме, что и Док, оба произнесли одно и то же:

— Извини за вчерашний вечер. — Паузы они сделали на равное число биений пульса, и оба сказали в унисон: — Ты? Чего тебе извиняться? — Такое могло длиться весь день, но Док затем произнёс:

— Дичь, — а Йети:

— Необычайно, — и чары развеялись. В молчании оба зашаркали по переулку, пока Йети не вымолвил:

— Даже не знаю, как тебе это сказать.

— Ох, блядь. Кто на сей раз?

— Леонард Жермен Вольномясс, которого ты можешь помнить как некрупного торговца героином из Венеции. Топляк. Нашли в одном канале.

— Ле-Драно. Сбытчик Дика Харлингена.

— Да.

— Забавное совпадение.

— Определи «забавное». — Док уловил что-то у него в голосе и посмотрел — и на секунду вдруг решил, что Йети наконец-то дошёл до собственного сильно запоздалого нервного срыва с легавой спецификой. Губа у него дрожала, глаза увлажнились. Он перехватил и задержал взгляд Дока. В конце концов:

— Док, ты не хочешь с этим ебаться.

Шайб Бобертон выдал ему такой же бесплатный совет.

* * *

Что не помешало Доку тем вечером съездить в Венецию поглядеть, что там можно разглядеть. Леонард жил в бунгало у канала, к маленькому пирсу на заднем дворе привязана гребная шлюпка. Время от времени проходила драга, и можно было наблюдать, как все торчки, затыривавшие свою шану в канале, накануне вечером бегали, как подорванные, пытались вспомнить, кто куда в точности что положил. Доку случилось прибыть в разгар как раз таких учений. В мягкой и банной ночи из открытых окон и раздвижных стеклянных дверей одновременно играло с полдюжины проигрывателей. Низковольтные садовые фонарики светились в ночной листве, вдоль дорожек и во дворах. Соседи бродили с пивными бутылками или косяками в руках — или расслаблялись на мостиках и озирали суматоху.

— Что? Ты опять забыл положить во что-нибудь водонепроницаемое?

— Ой.

Адрес Ле-Драно у Дока был из допросной карточки Йети. Едва он собрался постучать, дверь открыл жирный парняга в толстых очках и с малюсенькими усиками — он держал кий, симпатично инкрустированный перламутром, и натирал его мелом.

— Как, без съёмочной группы?

— Вообще-то я тут представляю СЭПОГ, это Спецбригада Эмансипации Пользователей Героина? действуем из Сакраменто, по сути мы в ассамблее штата лоббируем гражданские права торчков? Могу я выразить соболезнования в связи с вашей потерей?

— Здаров, я Пепе, и торчки, фактически — заширенные шкварки вообще, — это заразные отбросы человечества, которые не сообразили бы, что делать с гражданскими правами, если б даже те подошли и цапнули их за жопу, не то чтобы гражданские права так поступали, поймите меня правильно, ой заходите, кстати, вы случаем чёрный шар не катаете?

Стены внутри были из фибролита и выкрашены в Тюремно-Розовый — оттенок, как считалось в те дни, способный успокаивать упечённых. В каждой комнате стояло по бильярдному столу, в ванных и на кухне — маленькие, барные. И почти столько же телевизоров. Пепе, которому, судя по всему, не с кем было поговорить — по крайней мере, после кончины Ле-Драно, — вёл монолог, в который Док то и дело пытался вправить вопрос.

— … не то чтоб я денег ему жалел, которые он у меня занимал или даже бывал мне должен, ибо я неизменно бывал лучше в смысле бильярда, но в натуре раздражали меня асмодеи и те громилы, которых они раньше подсылали, если всё сводилось к деньгам под высокие проценты, ну, тут-то, наверно, какая-то своя цельность и была б, но они ж ещё болью и прощением торгуют — своим прощением! — да ещё и в сговоре с агентствами командования и контроля, которые рано или поздно предадут все свои договорённости, потому что среди незримых сил не бывает ни доверия, ни уважения.

Он кратко задержался у одного телевизора переключить канал. Док воспользовался случаем спросить:

— Вы считаете, Леонарда мог убить кто-то из этих асмодеев?

— Вот только всё это уже в прошлом. Впервые за всё время, что мы с ним знакомы, Ленни был свободен от долгов. У меня такое впечатление, что наверху, на каком-то уровне кто-то решил простить всё, что он был должен. Но потом мало того — каждый месяц ему по почте стали приходить чеки. Раз-другой мне удалось подсмотреть сумму. Серьёзные деньги, друг мой, — как, ещё раз, вас зовут?

— Лэрри. Здрасьте. Деньги эти — думаете, они от клиента?

— Я спрашивал, естественно, и он иногда говорил, что это на эксплуатационные расходы, а иногда называл «предварительным гонораром», но вот однажды ночью — употреблять ему не стоило, но тогда были рождественские каникулы — он в таком настроении был, со всеми любезный, в чеки лишнего докладывал — часа в три у него начинает чердак течь, вот тогда-то он и упомянул «кровавые деньги», а я потом у него спросил, так он сделал вид, что не помнит, но я-то его лицо к тому времени хорошенько изучил, до мельчайшей поры, и всё он нормально так помнил. Его изнутри что-то разъедало. С первого взгляда и не скажешь, но совесть у него была. На прошлой неделе пришёл один такой чек, и Ленни — обычно сразу в банк их класть, а этот оставил лежать, очень его что-то расстраивало… во, глядите, вот он как раз, мне-то без надобности, у меня и доверенности-то никогда не было.

Чек выписал ссудно-сберегательный банк «Арболада» в Охае — один из Мики-Волкманновых, припомнил Док, он также обслуживал институт «Хрискилодон», — и подписал его фининспектор, чью фамилию ни Док, ни Пепе не разобрали.

— Хуже липовой чекухи, — сказал последний.

— Тут целая горка мелочи, Пепе. Должен быть какой-то способ эти деньги снять.

— Может, я просто их пожертвую вашей организации — от имени Леонарда, конечно.

— Я не собираюсь на вас никак нажимать, хотя это, разумеется, поможет нашей новой программе «Спаси рок-н-ролльщика». Знаете, сколько музыкантов передознулось за последние годы, просто эпидемия какая-то. Я это особенно в своей области заметил, в сёрф-музыке. Так вышло, что я преданный поклонник «Досок» — на самом деле, именно через них я и стал лично заниматься предотвращением передоз, после того, как скончался один из их саксофонистов… Помните Дика Харлингена?