– Жить с вашими нервами можно. Но "дубом" вы уже не будете.
Он имел в виду мою нервную возбудимость, быструю реакцию на все изменения в окружающей обстановке,
– Да это не так уж плохо! – добавил он.
Дом отдыха был под Ленинградом. Я поехал туда поездом через Хельсинки. Пробыв там меньше недели из назначенных мне 24-х дней, решил попросить начальника дома отдыха отпустить меня на оставшиеся дни домой в Иваново. Он сказал, чтобы я обратился в часть. Еще через неделю я держал в руках разрешение командира полка Петра Андреевича Любимова!
…Почему-то не помню ни своего приезда домой в последних числах апреля, ни первых дней, проведенных в родном Иванове,- они слились в одно радостное мгновение. А может, потому, что отодвинула в сторону все личное другая – огромнейшая, всенародная радость: наступил день Великой Победы – 9 мая 1945 года!
Его приближений ясно чувствовалось с первых минут моего пребывания дома: радио сообщало новые радостные вести – бои шли в Берлине! Вражеские снаряды и пули еще уносили день за днем тысячи жизней. В первых числах мая в боях за Берлин погиб мой двоюродный брат Леонид Розов, ивановец, один из друзей моего детства. Запомнилось единственное – мысли о матери. Увидев ее глазами взрослого человека, я понял, насколько она добра и самоотверженна, почувствовал всю глубину ее любви ко мне. Она готова была отдать все, не требуя взамен ничего, наоборот, радуясь, что чем-то может помочь мне и близким.
Однажды утром она подошла испуганная и спросила:
– Ты не заболел? Ночью во сне ты жутко кричал: "Огонь! Огонь!" – и что-то еще, а потом ругался…
Что я мог ответить? Во сне часто возвращался на фронт и, просыпаясь от тяжких переживаний, благодарил судьбу, что это только снится. Что же касается ругани, то еще с сержантом Комаровым на Северо-Западном фронте договорились: ругаться не будем. Но из этого ничего не вышло. Только на Порккала-Удд удалось избавиться от мата. И вот – ночной рецидив…
Помню также, что в один из дней отец достал письмо от Левы, написанное им под Орлом, то самое, где рассказывается о танковом сражении. Отец хотел, чтобы я прочитал его. Уже с первых строчек мне представился этот бой. Лева, как живой, вставал перед глазами. Стало невыносимо тяжело… Я возвратил отцу письмо недочитанным.
…День Победы! По радио с утра звучал ликующий голос Левитана, играла бодрая музыка, раздавались песни. "Наконец-то, – думал я, – кончилась последняя война человечества!" Так, во всяком случае, мне тогда казалось. В нашей семье этот великий день был радостным и горьким. Отец снова достал письма брата, безмолвно перебирал их. Одно протянул мне.
– Последнее… Леле…
Словами песенки, присланной сестре под Новый, 1944 год, брат словно предчувствовал близкую победу:
Скоро вражья смерть настанет,И вернемся мы тогда домой.В честь победы бал великий справимВ старом доме под родной Москвой!
Дорогой Лева! Как ты радовался бы сейчас вместе с нами! Почувствовав, что скоро не выдержу, я потащил всех в город. Везде на улицах было много народа. Кача-ли на руках военных. Лица людей светились радостью. А глаза были заполнены слезами от счастья, что война кончилась, и от горя по своим родным и близким.
ЭПИЛОГ
Когда отпуск подходил к концу, мне пришлось снова лечь в госпиталь. Стала постоянно болеть голова, нарушился сон, заболела правая верхняя часть груди под раненым плечом. Я пролежал около месяца. Меня выписали с ограничением II степени по состоянию здоровья и направили в запасной офицерский полк, стоявший под Москвой. В августе я был уволен в запас в связи с инвалидностью, полученной на фронте. Мне исполнилось двадцать четыре года. В пенсионной книжке стаж службы в армии был указан равным десяти годам: четыре года, проведенные на фронте, составили восемь лет. Как все демобилизуемые, я получил выходное пособие – около 5000 рублей. Государственные облигации сдал в фонд обороны, уходя из армии.
В Москве на Савеловском вокзале я увидел Суханова, комиссара моего дивизиона в 108-м ГАП. Он узнал меня. За пять минут, которые оставались у него до посадки в поезд, он коротко рассказал о боевом пути полка. За бои под Калинином и на Волге их всех наградили медалями "За оборону Москвы". Он записал мой адрес, сказав, что мне тоже положена медаль. Через месяц мне ее вручили в военкомате. Это была первая награда, которую получил уже после войны. Вторую получил позднее, когда уже ходил в штатском. Мне прислали орден Отечественной войны II степени. Награжден я был за бои под Ригой.
Еще в Иванове я узнал, что в Монине, под Москвой, живет Таня Чебаевская. Почему-то меня потянуло навестить ее. Приехав туда к вечеру, сначала зашел в привокзальный буфет и выпил полстакана водки. Не знаю, зачем я это сделал: предстоящая встреча меня совершенно не волновала, а водку даже на войне почти не пил, отдавал Мартынову. Таня была одна, муж ушел на ночное дежурство. Она угостила меня чаем. Мы вспомнили своих школьных товарищей. Володя Шерстунов не вернулся, ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Вася Москвичев был в плену, бежал, снова воевал, получил медаль "За отвагу". Саша Бекенев погиб. Наш классный руководитель Василий Александрович Немиров, которого мы все очень любили, тоже погиб.
Вернулись Вова Паршин и я. Об остальных мы еще ничего не знали.
Таня очень изменилась – повзрослела. Когда я спросил, какой институт она окончила, то, грустно усмехнувшись, она сняла с этажерки толстую книгу и дала ее мне. На титульном листе была надпись: "Самой способной и самой ленивой студентке". Ниже стояла подпись профессора, написавшего книгу. Таня рассказала, что через год после отъезда из Иванова она поступила в Московский энергетический институт на II курс. Сначала все ей казалось очень простым, и она, как всегда, не занималась. Но так продолжалось до экзаменов. На них она провалилась и ушла из института. Разговор наш не клеился. Я был готов слышать что угодно, но не это. В добавление ко всему заболела голова, как это часто случалось последнее время. Я сказал об этом Тане. Она приготовила мне постель на диване и, пожелав мне спокойной ночи, ушла в другую комнату. Воспоминания о наших одноклассниках, необычность встречи с Таней, с далеким школьным образом которой так много было связано, взбудоражили меня и всю ночь не давали покоя. Голова от полубессонной ночи еще больше отяжелела. Боль становилась нестерпимой. Утром я не стал завтракать, сказал, что спешу. Еще ночью решил, что попрощаюсь с Таней – ведь вчера был последний день моей службы в армии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});