Дэллоуэй на Бонд-стрит». Если же скажут, что вымысел неуместен, я отвечу:
«А как же “Мисс Ормерод”, фантазия?». Если скажут, что им
«и дела нет до этих персонажей», я отвечу:
«Читайте тогда мою критику». Интересно, как они воспримут «Джейкоба». Назовут безумием, я полагаю, или бессвязной рапсодией; ну не знаю. Я поделюсь своим мнением о книге, когда прочту ее во второй раз. «О повторном чтении романов» – название очень трудоемкой, но довольно удачной статьи для ЛПТ[814]. Леонард, кстати, собирается зарабатывать £3000 в год с помощью мистера и миссис Холт[815] – невероятной пары, которая провела с нами чудесным день в Монкс-хаусе.
«Он продаст что угодно – меня он продаст следующей», – весьма игриво сказала она.
Мистер Холт подмигнул и склонил голову набок.
– Малышка, малышка, – сказал он.
– Он самый прямолинейный мальчик на свете, – не без эмоций ответила миссис Холт. – Нет, книга совсем не идет. Генри даже не хочет, чтобы я пыталась. Сегодня утром он заработал £30 за час работы. Генри содержит свою мать, вдову-сестру и ее ребенка в двухквартирном доме с двумя горничными. Дела идут как нельзя лучше.
Мистер Холт смотрел Л. прямо в глаза; говорил о делах с глазу на глаз; слишком щедро нахваливал дом и сад. Он вел себя как успешнейший продавец. Абсолютно фальшивый, сентиментальный и, как по мне, не такой уж и прямолинейный человек, как утверждает миссис Холт.
17 июля, понедельник.
Вернулась из Гарсингтона и слишком расстроена, чтобы писать, то есть читать, – хотела сказать я; ведение дневника не считается писательством. Для меня это все равно что почесаться или, когда проблем нет, принять ванну, чего в Гарсингтоне я, разумеется, сделать не смогла. А сегодня за завтраком Джулиан[816] сказала, что мечтает быть богатой ради горячих ванн. Филипп ответил, что они как раз устанавливают водопровод. Тогда Джулиан заявила, что хотела бы добавлять в воду молоко, если это сохранит ее цвет лица. Она не против быть прекрасной леди. Она хотела бы поехать в Лондон, но «мамочка ездит только на операции и всякие ужасные процедуры. Однажды я гостила у Бретт, но больше меня не отпустят». Оттолин и Филипп стояли в стороне, уткнувшись своими длинными холодными носами в письма.
Но это были последние 10 минут моего пребывания там. Не помню, чтобы какой-нибудь инцидент мог пережить такой долгий холодный ветреный день. Мне понравились рассказы старика Биррелла. Он как хорошо выдержанный купаж: бочка круглая, плотная и мягкая, а вино внутри яркое и сладкое, с интересным привкусом. По крайней мере, он очень точно обозначил суть характеров Логана («мерзкий») и леди Коулфакс («зануда»): «Я предпочитаю сэра Артура[817], который зарабатывает все деньги мира. Когда в дом приходят старые толстые джентльмены вроде меня, эти плутоватые дети Ситуэлл[818] высовываются из окна напротив и кричат в мегафон: “Посол из Швеции”…». Его рассказ об обществе, в которое Логан [Пирсолл Смит] ввел меня на днях, был весьма не радужным. Всеобщее недоверие, скрытая сатира, поедание фуа-гра, неподобающее поведение и нескончаемый поток знаменитостей. Биррелл принимает все это и ходит туда, я полагаю, чтобы отвлечься, а за чай платит разговорами. У Оттолин есть ее маленькая зеленая библиотека с позолоченными колоннами, набитая красивыми желтыми книгами. Там я и грелась в кресле у камина, пока мы разговаривали, ведя себя настороженно и, пожалуй, немного беззубо. Она сказала, что сильно разочарована, но теперь уже безразлична к разочарованиям. Итак, мы обсуждали довольно неприятный инцидент с Олдосом Хаксли, который написал: «Простые марионетки – не вы вовсе; просто марионетки; зачем простым марионеткам разрушать давнюю и заветную дружбу? Искренне ваш, Олдос Хаксли»[819]. Но они ее все же разрушили. А вот Марри ради оксфордских почестей ноет и умоляет, чтобы его пригласили в Бэйлифф-хаус[820], – как проницательно заметил Биррелл. Но говорили мы спокойно – не Оттолин ли перенесла операцию на мочевом пузыре за два дня до этого? Однако энергия пронизывала ее, будто электрический провод. За чаем была долгая и бессвязная беседа – я сидела рядом с миссис Селигман [неизвестная] и погрузилась в ее скрытую трагедию: мальчик недоразвит; девочка умерла. Ее бедное и несчастное лицо загнанного зайца осветило тайны. У мальчика, уверена она, незаурядный ум, вот только в свои 11 лет он не умеет читать. Шеппард сидел там подавленный, в обнимку со своими сверкающими томами Гомера[821], а Оттолин пыталась поднять ему настроение, называя его счастливейшим из людей.
Сегодня утром Филипп отвез меня в Оксфорд; на платформе стояла мисс Марджессон[822]. Это возвращает меня к прошлой неделе, к приемам у Логана, у Мэри, у Сквайров[823]. Кстати, я видела миссис Коулфакс и сравнила ее с твердыми красными вишенками на дешевой черной шляпе. Там была и леди Льюис[824], которая знала мою мать еще до свадьбы [1878] с отцом и считала ее самой красивой и восхитительной женщиной на свете. «Вы тоже очень хороши собой, но не так, как она».
Такие ситуации льстят и подстегивают, и я даже поймала себя на том, что думаю о славе и представляю, как передо мной открываются двери, но на следующий день мне было слишком страшно идти в Кент-хаус[825] и встречаться там с княгиней де Полиньяк[826], Литтоном Стрэйчи и остальными. Но однажды я это непременно сделаю. Заставить людей полюбить литературу – вот выход. Я позорно пропустила вечеринку, а теперь клянусь переплести себе новую тетрадь и начать все заново в Родмелле.
Клуб «1917» открыл свои новые помещения[827] и кишит Мэйрами и Хасси (которая написала книгу[828] в стиле Литтона).
Леонарду предложили место Брэйлсфорда в «Nation», и он согласился на все, кроме написания заметок. В январе он увольняется из «Contemporary Review»[829].
Филипп[830] вернулся и обосновался в Уоддесдоне.
Я заканчиваю «Комнату Джейкоба».
Теперь у нас есть Гризель [собака].
Я видела Хоуп [Мирллиз], Логана, леди Кромер, Хасси, Дункана и бог знает кого еще на прошлой неделе, но ни о ком не написала.
Мы ужинаем в гостиной; столовая оккупирована печатным станком и Ральфом (он сильно раздражает нас обоих). Моя температура, как обычно, не в порядке, и доктор Хэмилл[831] подозревает, что дело, возможно, в правом легком. Фергюссон не согласен. Боюсь, придется посетить и Сэйнсбери, чтобы разобраться с этим.
19 июля, среда.
Хочу воспользоваться возможностью и отдать дань дневнику, поскольку чай допит, Ральф уехал, а Л. пишет письма. Надо рассказать о Мэри. Как-то раз, одним очень холодным промозглым вечером на