ты уверен, и отвечаю так, будто решился на прыжок в пропасть.
— Везите к ней!
Внешне стараюсь не показывать, но, конечно же, я не уверен! После того как мы расстались тогда на берегу, я не видел Иргиль ни разу. Поначалу тяжко было, но я крепился как мог. Дела, дела и еще раз дела! Загружал себя работой, чтобы не думать о ней. Вроде бы поутихло все! Опят же у меня дочери уже два года, Евпраксия снова беременна.
«Да нет, все уже в прошлом!» — Словно бы убедив самого себя, бросаю взгляд на все еще стоящего в нерешительности Калиду и жестко повторяю.
— Я сказал, к ней везите!
* * *
Я лежу на жесткой деревяной лавке и смотрю на точеный профиль Иргиль. За эти два года она ничуть не изменилась. Все те же жесткие скулы, обрезанные под мальчика волосы и черные не отражающие света глаза.
Меня привезли прямо к ней в дом. В последний момент я решил, что так будет лучше. За поселком и любопытных глаз меньше, и Иргиль сподручнее работать в домашних условиях.
Она давно уже переехала из острога на окраину ремесленной слободы, что у самой кромки леса. Я помню, что Ярема говорил мне что-то об этом, и я еще ему строгий наказ давал, мол помоги ей новый дом поставить, да и вообще следи, чтобы она ни в чем нужды не знала.
Здесь у нее я ни разу не был, но едва подъехали, увидел сразу. Ярема наказ мой блюдет. Изба у Иргиль справная. Ровненький свежий пятистенок: резное крыльцо, на черепичной крыше печная труба. Как сказали бы в моем времени, жилье со всеми удобствами.
Стучать не пришлось, ведьма все знает заранее. Вышла на крыльцо, молча распахнула дверь и, не глядя на меня, кивнула Калиде.
— Заноси!
Как только Калида с Куранбасой внесли меня в избу и уложили на лавку, она так же безапелляционно отрезала.
— А теперь проваливайте! Вы здесь больше не нужны.
Мужики глянули на меня, и я лишь подтверждающе кивнул, мол идите, не спорьте.
Они ушли, а я остался лежать. Иргиль закрыла дверь и, не сказав мне ни слова, отошла к своему столу с сушеными травами и всевозможными посудинами.
Вот с того момента я и лежу на жесткой деревяге и пялюсь на свою ведьму, а она делает вид, что не видит этого и продолжает к чему-то готовиться.
Наконец, оторвавшись от стола, она подошла ко мне и, ничего ни говоря, стащила с меня штаны. Я не сопротивляюсь и не спорю. Позволяю ей делать все, что она сочтет нужным.
Ее прикосновения вызывают улыбку, как и сама ее близость, но ровно до тех пор, пока она не сжимает мое колено.
Искры сыпятся из моих глаз, и не сдержавшись, я вскрикиваю от боли. В ответ получаю невозмутимый взгляд черных глаз и ее жесткий голос.
— Терпи, будет еще больнее!
«Ничего себе, успокоила! — Пытаюсь расслабиться, но получается с трудом. — Что значит больнее будет?! Я же знаю, она любую боль может снять, сам видел, как она раненых на живую резала, а они лишь блаженно улыбались».
Напряженно слежу за Иргиль, а она, накидав в горшок горящих углей, засунула в него тонкую спицу. Затем, прихватив еще пару склянок с мазями и моток тряпок, поставила все это рядом со мной.
Взяв одну из своих посудин, она поднесла к моему рту.
— Выпей, будет не так больно!
Отвожу ее руку и спрашиваю, глядя ей прямо в глаза.
— А ты не хочешь заговорить боль?! Ты же можешь, я знаю! Или ты таким образом хочешь отомстить мне?!
— Не за что мне мстить тебе! — Ее глаза ожгли меня взглядом. — Я сама свою долю выбрала! А заговорить не могу… — Она чуть замялась и произнесла уже еле слышно. — Для заговора нужно холодное сердце иметь.
Не отрывая от нее глаз, пытаюсь осмыслить ее последнюю фразу.
«Если перевести на понятный язык, то получается, что она только что сказала — я все еще люблю тебя, и это не позволяет мне использовать свою силу в полную мощь. Это что же, наказание мне такое свыше за желания мои грешные?!»
Мысленно усмехнувшись, решительно притягиваю ее руку с плошкой и выпиваю все содержимое.
Горький, до отвращения вкус переворачивает нутро, но я сдерживаю эмоции и откидываюсь на свое «прокрустово ложе».
— Давай! Я готов! — Выдохнув, вцепляюсь пальцами в деревянные края лавки, а Иргиль, потеплев глазами, подала мне короткую отполированную палку.
— На! Сожми зубами!
Просто открываю рот, и она вкладывает в него свой «чудо-анальгетик». Стискиваю его зубами и готовлюсь.
Закрываю глаза с мыслью, что не буду смотреть, но ждать в темноте еще невыносимей. Веки вновь поднимаются, и я вижу, как Иргиль достает раскаленную спицу и аккуратно протыкает опухоль прямо над коленом.
Зубы и ногти впиваются в дерево до судороги, вонь горелой плоти забивает ноздри, и мне кажется, что мои глаза сейчас выскочат из орбит вместе с моим безумным мычанием.
Чуть отпускает, но это далеко не конец пытки. Ладони Иргиль сжимают мою ногу, выдавливая наружу застоявшуюся кровь, и мое тело вновь выгибается от непереносимой боли. Она проделывает это еще раз, и мне кажется, что сейчас я перекушу палку или сломаю зубы. Затем еще раз, и я вою, стуча затылком о лавку.
— Ну все, все! Не вопи!
Где-то надо мной звучит ее грудной голос, но у меня перед глазами только мутные круги. Чувствую, как на мою раскаленную ногу ложится что-то холодно-успокаивающее, как ловкие, жесткие руки заматывают ее и накладывают шину.
Боль понемногу уходит, и я уже различаю склоненное на мной лицо.
— Ну, ты как, живой?!
Слышу ее голос и вижу, как в глубине ее черных глаз прячется тревога.
Еле ворочая языком, пытаюсь растянуть пересохшие губы в бодрую улыбку.
— Живой! — Нащупываю ее ладонь и мягко сжимаю. — Даст бог, еще всех врагов своих переживу!
— Переживешь, переживешь! — Глаза Иргиль улыбнулись мне в ответ, и она попыталась подняться, но я удержал ее.
— Подожди! Посиди со мной, не уходи!
Она вновь садится на край лавки. Мы молча смотрим друг на друга так, будто не можем оторваться, и я чувствую, что сейчас в ее сознании звучат те же безответные вопросы, что и в моем.
«Ну почему с нами так?! Зачем мы мучаем себя?! Ведь мы же любим друг друга, но никогда, никогда не будем вместе! Почему?!»
Так же молча, повинуясь какому-то шестому чувству притягиваю ее к себе, и она не сопротивляется. Ее губы