меня встревоженных глаз.
– Это она забрала твой голос? – настойчиво повторил он.
Я покачала головой. Как же я устала. От того, что никому нельзя рассказать правду. От того, что внутри у меня почти не осталось живого места – все заледенело.
«Это ты забрал силу Юли?» – напечатала я и, секунду помедлив, показала ему.
– С чего ты взяла?
«Больше некому».
Тёма молчал так долго, что я обернулась к нему.
«Это ничего», – набрала я.
Пожалуйста. Скажи, что это ты.
«Ты не сделал ничего плохого».
Наконец Тёма едва заметно кивнул.
«Как?» – спросила я одними губами.
– Ты не будешь злиться, если я скажу? – нерешительно спросил он, видимо, по моему взгляду пытаясь понять, хорошо это или плохо.
Я заправила за ухо выбившуюся прядь. Да я тебя расцелую.
«Нет».
– В тот вечер, когда ты вылечила мой ожог, я случайно зажег сигарету без зажигалки. Вообще без ничего. Просто подумал об огне. Но я забрал не все, а только чуть-чуть. А вчера, когда Юля меня наказала, я сделал то же, только… уже намеренно.
Позади нас с визгом затормозила машина – я с первого взгляда узнала микроавтобус.
Кто бы сомневался.
Я приложила палец к губам и потянула Тёму вниз, заставляя пригнуться за спинкой скамейки. Если Антон его увидит, мокрого места не оставит, будь Тёма хоть трижды волшебным. А он мне еще ой как понадобится.
«Дождись меня», – напечатала я и, нажав «отправить», побежала к подъезду.
Сердце почти выскакивало из груди. У меня был шанс. Наконец-то. И план!
Шанс и план. Отличное сочетание.
* * *
Внутри подъезда было сыро, по стенам тянулись ряды ржавых почтовых ящиков. Я успела нырнуть в него за секунду до того, как в кармане завибрировал телефон.
– Вера? – не то сказал, не то спросил Антон, когда я нажала «ответить». – Ты уже у Фроси? – Судя по звукам в трубке, он бежал. – Все в порядке? Я почти там.
Ну, хотя бы он не заметил Тёму. Я успела досчитать до пяти, и Антон ввалился в подъезд, щурясь и выискивая опасность. Я помахала ему рукой.
– Ты тут, – выдохнул он.
В приглушенном свете единственной лампочки его лицо выглядело бледнее обычного, глаза лихорадочно блестели. Я разглядела крошечные красные пятна на его белой футболке – наверное, кровь Леши, – и отстраненно подумала, что еще неделю назад это бы меня испугало.
Я показала пальцем на горло.
– Опять? Ладно… Это полбеды. Ты не видела Тёму?
Я покачала головой.
– Он не звонил?
«Нет».
Антон подошел ко мне и сделал то, чего не делал никогда – бережно взял за руки.
– Послушай, Вера. Если ты его увидишь, и меня не будет рядом, – беги. Поняла? Просто беги. Спрячься. Исчезни. Только не оставайся с ним вдвоем.
Ему пришлось наклониться, чтобы заглянуть мне в глаза. В коридоре было темно, глаза его казались почти черными и оттого более глубокими. Я на автомате провела большим пальцем по тыльной стороне его ладони. Если я ему скажу, он убьет Тёму. Если он убьет Тёму, тот никогда не впитает силу Зимней Девы. Если я потеряю силу Зимней Девы, некому будет замораживать Антону сердце.
До чего же сложно!
Лифт позади нас тяжело вздохнул, заскрежетал и приземлился на первый этаж. Дверь открылась, и из него, опираясь на палочку, вышел дед в белой майке и штанах. Антон выпустил мои руки и придержал ему дверь.
– Спасибо, дети, – пробубнил дед и заковылял дальше.
Мы вошли в лифт едва ли шире платяного шкафа. Антону пришлось встать совсем близко. От него неуловимо пахло выпечкой и зубной пастой. Я уже хотела представить на стене надпись с признанием, но тут лифт с треском остановился.
Мы вышли на этаж.
От стен несло затхлостью, единственная дверь перед нами выглядела хлипкой – наверняка через нее слышно даже, как чихает сосед. Я незаметно нащупала в заднем кармане телефон. Надо выключить его, пока не пришла очередная эсэмэска.
Звонка нигде не было видно.
– Фрося, – хорошо поставленным голосом позвал Антон. – Я от Хельги.
Ничего не произошло.
– Фрося!
Антон постучал. Хлипкая дверь поддалась, и мы вошли.
Квартира была маленькой и уютной. Коридор заканчивался кухней, оттуда лился искусственный белый свет, мягко обволакивая фигуру русоволосой женщины в синем шелковом халате. Под халатом белели босые ступни, поверх шелковой ткани лежали распущенные волосы с вплетенными разноцветными лентами.
– У тебя дверь открыта, – сообщил Антон и сунул большие пальцы за широкий ремень. – Мы виделись однажды. Ты меня, наверное, не помнишь…
Фрося убрала выбившуюся из косы прядь – широкий рукав задрался до локтя, обнажив запястье с выпирающей косточкой. На пальцах сверкнули тонкие серебряные кольца.
– Я тебя помню, – произнесла она тихим мелодичным голосом и двинулась к нам, плавно покачивая бедрами.
Когда она остановилась, я увидела, что кроме халата на ней ничего не было. Совсем ничего.
Антон легонько подтолкнул меня вперед.
– Это Вера. Новая Зимняя Дева.
– Добро пожаловать, Вера, – улыбнулась Фрося.
Улыбка у нее была приятная: красиво очерченные губы переливались розовым блеском. Я положила руку на горло и постаралась улыбнуться в ответ.
– Она без голоса, – объяснил Антон, почти полностью пропадая из моего поля зрения.
– Как жалко, – протянула Фрося, и в ее голосе послышалось искреннее сочувствие.
Где-то в глубине квартиры захныкал ребенок. Фрося встрепенулась. Свечение вокруг нее слегка померкло.
– Кажется, кто-то проголодался, – проворковала она. – Вы пока проходите на кухню. Я сейчас.
Она взмахнула полами халата и скрылась за ближайшей дверью.
На кухне стало понятно, откуда лился странный свет. Окна выходили на застекленный балкон, который вмещал в себя несколько бело-желтых подсвеченных пластин. Кажется, такие используют в кино. В остальном кухня ничем не отличалась от десятков других: вдоль стены тянулась деревянная панель с жестяными баночками из-под чая, у мойки громоздилась гора использованных детских бутылочек. Пахло подгоревшей овсянкой. У стены ютился столик с белой скатертью, вместо стульев вокруг него стояли старомодные табуретки с кожаной обивкой.
Фрося вплыла на кухню, покачивая завернутого в пеленку младенца.
– Хотите чаю? – спросила она своим нежным голосом.
Антон посмотрел на меня – я кивнула.
– Да, пожалуйста, – сказал он.
– И я хочу. Тоша, будь добр, вскипяти чайник. И достань нам пару чашек. – Она кивнула в сторону мойки.
Уложив младенца поудобнее, Фрося устроилась на краешке табуретки, обдав нас запахом молока и фруктового шампуня.
– Садись, – пригласила Фрося, пока Антон неловко выуживал пару чашек из горы у мойки и включал воду. – Рассказывай. Ой, прости. Я забыла.
Я села на ближайший табурет, пристроив сумку на коленях.
– Она рада с тобой познакомиться, –