Читать интересную книгу Конец цепи - Фредрик Олссон

А потом он заговорил спокойно и деловито, но довольно резко и с ударением на каждой гласной.

– Вы же знали, что нас ждет, – произнес он обвиняющим тоном. – Знали, что трагедия стоит за углом, видели по всем признакам ее приближение и забрали меня сюда. Надеялись, что я найду решение для вас. Я ошибаюсь?

Коннорс не понимал точно, куда он клонит.

Ответил осторожно. Как можно спокойнее.

– Мы изо всех сил старались избежать такого развития событий.

Вот как, говорили глаза Вильяма.

– Объясни тогда мне, – сказал он, вплотную приблизившись к Коннорсу, чтобы тот мог почувствовать его теплое дыхание на своем лице. – Объясни мне, как я, черт возьми, смог бы разобраться с твоим шифром, вычислить ключ, в основе которого лежит все содержание, переплетающееся неизвестно каким образом, как я сумел бы сделать это, имея только отдельные части? Как?

Ответом ему стала тишина.

– Если это все, что у меня есть, как мне тогда найти структуру?

По-прежнему ничего в ответ.

Вильям подошел к стене, положил руку на одну из бумаг со стихами, теми самыми, которую Жанин перевела как чуму, почти самую крайнюю справа. И показал на угол. Угол, где стена заканчивалась.

Спросил, делая ударение на каждом слове:

– Что. Произойдет. Потом?

Прошло две секунды.

И Вильям, собственно, был готов ко всем возможным ответам.

Кроме одного.

Когда Коннорс наконец заговорил, казалось, мозг отказывается воспринимать его слова. Вильям слушал, но не понимал суть, и в комнате стало очень тихо. Он знал, что должен как-то отреагировать, но если он действительно услышал все правильно, это в принципе не играло роли.

Хотя, возможно, его подвел слух.

Может, все дело в этом.

– Извини, – сказал Вильям наконец. – Извини, повтори, пожалуйста.

И Коннорс сказал это снова.

– Ничего, – произнес он медленно. – Ничего не случится потом.

Пауза.

Он покачал головой.

– Ты получил все имеющиеся шифрованные сообщения.

Так он сказал.

Не сводил глаз с Вильяма, ждал, когда смысл его слов дойдет до него.

А потом это произошло.

Во всяком случае, если судить по осанке, взгляду, по тому, как обмякли плечи. И Вильям потянулся, словно ему не хватало воздуха, но он не смог получить его, посмотрел на Коннорса, в то время как его тело дрожало от недоверия и страха и от понимания того, что ему сказали все совершенно серьезно, пусть это и выглядело полностью невозможным.

– Ты лжешь, – сказал Вильям.

– Хотел бы я, чтобы это было так, – ответил Коннорс.

Жанин подошла на шаг ближе, словно легче все понять, если расстояние уменьшится.

Теперь они знали это все вместе. То, что другие старательно скрывали от них. Сейчас они знали, что ни о какой ошибке нет и речи.

И все равно им требовалось сказать это для полной уверенности.

И первой заговорила Жанин.

– Что касается чумы, она уже пришла, – просто сказала она. Не показав ни на стену, ни на лист бумаги почти в самом конце справа всех предсказаний. В этом не было необходимости, все знали, о чем идет речь.

Вильям переводил взгляд с одного на другого, он понимал, что они знали ответ на логично вытекающий следующий вопрос, который он не хотел задавать, поскольку угадал ответ, но все равно он висел в воздухе, и его требовалось произнести вслух.

– И что будет потом? – спросил он.

Жанин посмотрела на Коннорса.

Словно в надежде, что у него есть более хороший ответ, чем у нее, и она ошибается. Но он только кивнул, как бы подтверждая ее правоту.

И Жанин отвела глаза.

– Потом остается лишь одно предсказание.

Так сказала она и отпустила взгляд странствовать по комнате, по каменным стенам, конторским принадлежностям, валявшимся на полу. Словно вещи вокруг нее приобрели какую-то ценность, словно она хотела сохранить их для себя и не потерять. Знала, что ей надо говорить, но предпочитала сделать это только в том случае, когда кто-нибудь вынудит ее правильным вопросом.

Он пришел от Вильяма:

– Что оно гласит?

Она не осмелилась встретиться с ним взглядом.

Смотрела в сторону от него, рядом с ним, пыталась отыскать глазами какой-то предмет с целью сосредоточиться на нем, словно это освободило бы ее от необходимости поделиться тем, что ей известно.

Но ничего такого не находилось.

И она посмотрела на Вильяма снова и произнесла еле слышно:

– Огонь. Адский огонь, который положит всему конец.

Никто из них не произнес больше ни звука. Прошли минуты в тишине, прежде чем Коннорс развернулся и вышел из комнаты. Он не мог помочь им позаботиться о том, что они теперь знали. Какой от него здесь был толк, когда он не мог разобраться с этим сам?

Жанин сделала шаг к Вильяму.

Ничего не сказала, но он все равно кивнул.

Держал ее. Долго.

Обнимал, как хотел бы обнимать свою дочь.

Менее двух недель назад он сам пытался лишить себя жизни.

Теперь все выглядело так, что скоро никому не понадобится делать этого.

Часть третья

Нулевой сценарий

Нельзя быть готовым ко всему заранее.

А как же иначе?

Когда ты не знаешь, что тебя ждет?

Никто не знает будущего. Даже время.

Даже оно понятия не имеет, внезапно просто приходит, и что-то случается, а ты оказываешься перед фактом и пытаешься всю жизнь понять почему, но не можешь. Почему со мной? Почему сейчас?

Потому что как ведь ты можешь понять?

Нет же никаких правил.

Нельзя сказать, что случится в следующий момент. Ну, приедет грузовик слева, вот и все, а дальнейшее и представить трудно, и никто не может знать заранее.

И приготовиться тоже.

Сейчас они говорят, что я не прав.

Что время знает, куда оно движется.

И есть отмеченная вехами дорога.

И даже если это правда, подобное ведь ничего не меняет.

Вечер, среда, двадцать шестое ноября. Если верить им, миру приходит конец. А я по-прежнему не готов.

33

Церемония состоялась в капелле и закончилась менее чем через четыре минуты.

Гроб заменял мешок с молнией, венки – полки из нержавеющей стали, а в качестве самых близких выступали Коннорс, Вильям и еще несколько мужчин в военной форме, которые, естественно, имели свои имена и все прочее, как у нормальных людей, но казались неодушевленными машинами, если смотреть на них со стороны.

И Жанин. Она стояла очень близко к стеклу и даже, несмотря на его толщину, могла чувствовать тепло от огня. Смотрела на мешок, который мог содержать что угодно, но не сейчас. И единственная из всех плакала.

С другой стороны окна было ужасно жарко, там за стеной находился небольшой приватный крематорий, и языки пламени освещали все пространство за стеклом и серьезные лица снаружи, с нетерпением ожидавшие, когда же все закончится. А голос Франкена звучал не умолкая, произнося все обязательное в таких случаях, не в силу желания, просто это входило в его обязанности.

Когда же у него закончились слова, за дело взялся механический подъемник и, наклонив длинный желоб, опрокинул саван с Дженифер Уоткинс на ролики, и они, вращаясь, медленно повлекли ее навстречу голубому огню. А когда мешок достиг своей цели, прошли лишь секунды, прежде чем все запылало.

И тогда пространство внутри засверкало разными цветами в такт с тем, как самые разные химические элементы оказывались во власти высокой температуры, испарялись и исчезали.

Потом дверца за ней закрылась.

И когда несколько часов спустя собрали пепел, уже больше ничего не осталось от Дженифер Уоткинс и вируса, который она носила в себе. И теперь встал вопрос о том, чего им ждать в ближайшем будущем.

– Если нам повезло, – сказал Коннорс и сделал паузу.

Он всегда в такой манере начинал встречу.

Стоял молча далеко впереди в Синем зале ратуши и смотрел на сидевших за большим круглым столом мужчин в военной форме. Перед каждым из них лежали ручка и блокнот и стояли бутылки с минеральной водой, словно речь шла о самой обычной выездной конференции.

Но это было не так.

Не прошло еще и часа с тех пор, как они попрощались с Уоткинс. Менее суток назад самолет превратил часть большого города в руины и выжженное поле, и воспоминание о больнице, которую они сами взорвали, еще нестерпимо давило на них и мешало думать трезво.

И никто не верил ему.

Никто не верил, что им повезло.

И он знал это, уже когда говорил, закрыл глаза, прежде чем продолжил, но взял старт снова и повторился. В его работу входило быть оптимистом.

– Если нам повезло, – сказал Коннорс снова, – то мы увидели конец эпидемии.

Никаких комментариев. Только молчаливый скепсис, пронизывавший всю атмосферу в зале, подобно присутствию учителя на письменной контрольной работе, который ничем не выражает себя, но все знают, что он здесь.