Хорошей новостью явилось то, что австралийская пара в конце концов приняла решение приехать. Руководство согласилось предоставить супругам отпуск на год.
«Будем конце ноября Энди и Гоу-Гоу Гэлвин», — говорилось в полученной от них телеграмме. Лично мне тоже улыбнулась удача. В библиотеке корабля, помимо всех необходимых справочников по навигации, Библии, молитвенника, отчетов об антарктических экспедициях и десятка полтора книжек в потертых мягких переплетах, нашлось несколько пособий, и одно из них по снастям и парусам. Оно было написано еще в те времена, когда ветер был основной движущей силой в мировом судоходстве, и, таким образом, хотя формально оно и устарело, в нем содержались бесценные сведения, связанные с моими обязанностями, особенно касающиеся сплеснивания стальных тросов. Если мы перевернемся и придется подручными средствами восстанавливать мачты, эти умения могут спасти нам жизнь.
Переоснащение корабля для похода в Антарктику всего за неделю, после того как он простоял более года в бездействии, являлось задачей практически невыполнимой. По моим прикидкам, после того как я во всем разобрался, нужен был месяц как минимум. Все мы работали, выкладываясь на полную, и единственный перерыв случился во второе воскресенье, когда «Айсвик» был на стапеле и судоремонтная верфь была закрыта. Синоптики обещали на тот день на редкость хорошую погоду. Мы взяли полужесткую резиновую лодку, направились к югу в сторону острова Досон и в конце концов пристали к берегу в маленькой бухточке с черным песком и галькой на полуострове Брансуик перед тем местом, где пролив, делая крутой поворот, отклоняется на северо-запад и сквозь многие мили узких каналов выводит в Тихий океан. Округлыми холмами высилась морена. Мы пошли по поросшим травой кочкам вглубь полуострова и забрались достаточно высоко по осыпающимся склонам, где расположились для пикника в месте с чудесным видом на Магелланов пролив, протоки и острова далее к западу. Солнце ослепительно сияло над темно-синей водой, а воздух был таким кристально чистым, что, казалось, протяни руку — и дотронешься до сияющей заснеженной вершины Сармьенто, возвышающейся далеко на юго-востоке Огненной Земли.
Мы условились не затрагивать относящихся к ремонту тем и лежали на солнце, попивая из бутылки, которую Айан притащил в своем рюкзаке. Поедая бутерброды с сыром и рыбой, прихваченные Айрис, я смотрел на мир, теперь казавшийся добрым и спокойным, совсем другими глазами.
А потом она вдруг сказала:
— Карлос приезжает в пятницу.
Перед этим Айан рассказывал нам о том, как десять или пятнадцать тысяч лет назад древние люди проникли из Монголии на Аляску по цепочке Алеутских вулканических островов и потом на протяжении пяти тысяч лет шли через Северную и Южную Америку, пока в итоге не достигли Огненной Земли, зимуя практически нагишом, согреваемые лишь своим естественным волосяным покровом. Он поведал о Роберте Фицрое, морском офицере, первым детально исследовавшем воды, на которые мы сейчас глядели, о Дарвине, присоединившемся к Фицрою во второй его экспедиции на «Бигле», в ходе которой исследование берегов было завершено. О длинном пути домой через Галапагосские и другие острова, в том числе и Новую Зеландию.
— На это у них ушло пять лет. Первые два года из них они провели в этих водах, и я полагаю, что впервые его идея о происхождении видов оформилась именно здесь.
Меня не переставала удивлять эрудированность Айана, к тому же он обладал редкостной способностью запоминать прочитанное, чтобы потом рассказать другим. И вдруг Айрис этим своим не вытекающим из предыдущего разговора объявлением предстоящего приезда Карлоса продемонстрировала, что она его совсем не слушала, а ее мысли были сосредоточены на походе и том, что нас ожидало впереди.
— Зачем?
Она, надо полагать, ранее сообщила Айану какие-то общие сведения о парне, поскольку он не стал спрашивать ее, кто он такой. Ограничился этим отрывистым вопросом.
— Зачем?
— Зачем? Я не знаю зачем.
Положив голову на поросший мхом камень, как на подушку, она раскинулась, глядя в бездонную синеву неба.
— У меня только это сообщение. — Она выудила из кармана куртки измятый листок и передала Айану.
— «Приезжаю Пунта-Аренас 1700 27 ноября Карлос Боргалини».
Прочитав вслух, он вернул ей телеграмму, и я подумал, какая досада, что приходится думать об этом несчастном мальчишке в единственный хороший денек со времени нашего приезда сюда. Все равно она не могла сообщить нам о нем более того, что мы уже знали.
— Вы точно знаете, что он родственник Гомеса?
Рот Айана был набит бутербродом с сыром, в который он перед этим вгрызался, поэтому, думаю, она могла и не разобрать, о чем он спросил. Проглотив, он повторил вопрос и прибавил:
— Вы уверены в этом?
— Вам будет достаточно один раз на него взглянуть, чтобы понять, что между ними есть какое-то родство, — ответила она резко.
— Боргалини. Кто это?
— Я не знаю.
Она сказала это слишком поспешно, и он возразил, глядя на нее:
— Думаю, что знаете. Он тесно связан с той женщиной вашего отца, Розали Габриэлли. Правда, если верить словам Родригеса. Так почему вы утверждаете, что он родственник?
Айрис ничего не ответила.
— Он родственник? Или нечто большее?
Она замотала головой.
— Он родственник Ангела, не мой. Это все, что мне известно.
— А Ангел вам не брат?
Нахмурившись, она молчала.
— Вы это сказали Питу, когда были вдвоем в гасиенде.
— Правда? Я не помню.
Какое-то время он молчал, жонглируя двумя белоснежными, как кубики сахара, камешками. Наконец он пробормотал:
— Что-то здесь не так.
— Не так? Что не так? Не понимаю.
— Мои сведения…
Наступившую тишину нарушал лишь стук похожих на кварц угловатых камней.
— Передайте бутылку, — сказал он, протянув руку.
Она отдала ее ему, едва ли не зачарованным взглядом наблюдая, как он приложился к ней губами.
— Что это за сведения?
Он обернулся к ней лицом, опираясь на свою неполноценную руку. Рукав его куртки был пуст, а стальной протез нелепо торчал из рюкзака.
— Давайте, Айрис, поговорим начистоту.
Левой рукой он ухватил ее за плечо так, что ее лицо оказалось рядом с его.
— Имя вашего отца от рождения было Хуан Роберто Гомес. После расторжения брака с Розали Габриэлли он уехал в Ирландию и женился там на вашей матери, Шейле Коннор. Тогда он к своей прибавил и ее фамилию через черточку и стал зваться Хуаном Роберто Коннор-Гомесом. Правильно я говорю?