– Буду! – Владимир почти рыдал. По его виску потекла кровь.
– Молодец. Тем более что нам есть о чем поговорить.
Николай кивнул, и Серега надел на Владимира тот самый мешок, в котором я пролежала в свое время все эти долгие часы, думая о нашей семейной жизни. Стоило ли выходить замуж за Николая? Можно ли было прожить эти годы как-то иначе? Ушла бы я от Николая, если бы этого всего не было? Осталась бы я с ним или все равно нашла бы кого-то еще? Столько вопросов «если бы?», на которые никто и никогда не даст ответа.
– Оля, тебе лучше уйти, – прорычал Николай. – Сейчас тебе лучше уйти.
– Что ты сделаешь с ним? – спросила я.
– Тебе его жаль? – Муж посмотрел на меня пристально, и в глазах его заплескалась ярость.
– Мне жаль тебя. И себя. И всех нас. Что ты сделаешь с ним?
– Уходи, – только и сказал он.
Он приказал ребятам «проводить» меня. Я вышла из комнаты в сопровождении высокого круглолицего парня, который старался на меня не смотреть. Он довел меня до дома и остановился на пороге в нерешительности, не зная, что делать дальше – оставаться со мной или уходить. Недостаточно четкая команда привела к небольшому системному сбою. Трудное это дело – принимать решения.
– Ну что, чайку попьешь? – спросила я паренька с горькой улыбкой.
– Извините. Я просто посижу, – ответил он.
Я вздохнула. Что ж, я не свободна. А я когда-нибудь вообще была свободна?
– Сиди! – Я пожала плечами и прошла внутрь. Это было восхитительно – оказаться в собственном доме, в собственной ванной комнате, под струями обжигающе горячей воды. Я подумала, что, пожалуй, как ни странно, хочу и дальше жить именно здесь. Мне больше не хотелось бежать от своего прошлого. Я намылила мочалку и долго терла плечи и руки, стараясь не думать о том, что происходит сейчас там, всего в нескольких десятках метров от меня. Закрыла глаза и почувствовала, как же невыносимо у меня болит голова и все тело. Я больна, мне нужно время, я хочу отдохнуть – ни о чем не думать, ничего не делать. Но для начала мне нужно решить проблему, которая сидела за моей дверью. Я посмотрела на свое обнаженное тело, отраженное в запотевшем зеркале ванной комнаты. Я все еще ничего, да? Пожала плечами и вышла из ванной как есть, в чем мать родила.
– Ты все еще тут? – спросила я у моего сторожа, глядя на него как ни в чем не бывало. Парень сидел на нашей кровати, ожидал меня, скучал, листал журнал с пистолетами – Колин, конечно же. Увидев меня, он на секунду задохнулся, потом отвернулся, потом против собственной воли снова скользнул по мне взглядом, словно пытаясь проверить, не подвели ли его глаза.
– Нравится?
– Вы зачем?! – Он вскочил и, не глядя, набросил на меня покрывало.
Тяжелая дорогая ткань скользнула по моим плечам и упала на пол. Я стояла и улыбалась.
– Ну что, теперь только осталось сказать мужу, что ты подсматривал за мной после душа.
– Я… вы не… Я не… – паренек принялся заикаться, старательно заматывая меня в простыню.
– Как же вы все меня достали! – воскликнула я. Одним движением рук я скинула это все. – Не прикасайся ко мне. Убирайся из моей спальни. Ты уволен, ты понял? Как тебя зовут? Как фамилия?
– Я должен… я должен был остаться… – бормотал он.
– Я сейчас буду спать, а ты делай что хочешь. – Я легко повернулась и села на кровать. Потом я легла, раскинув руки, и рассмеялась. – Или, хочешь, присоединяйся.
Парень вылетел из комнаты как пуля. Неплохой эффект я произвожу на подрастающее поколение. Секс-бомба? Это вряд ли. Я покачала головой, встала и закрыла дверь на щеколду, порадовавшись тому, что она у нас есть. Парень услышал, подошел и дернул ручку двери.
– Не получится! – рассмеялась я. – Придется выламывать.
– Ну, пожалуйста, – парень чуть не плакал.
– Я просто буду спать. Могу я побыть одна? – строго произнесла я.
Он помолчал, а потом уныло согласился. Я посмотрела на свое отражение в зеркале дверцы нашего большого гардероба – бледная, усталая, все еще красивая женщина с хитрой улыбкой на губах, с темными кругами, с блеском в глазах, с живыми быстрыми движениями. Я нравилась себе, до последней морщины, до последнего шрама от операции. Вся моя жизнь расписана на моем теле, как карта. Я включила тихую музыку природы в стереосистеме – ненавижу эти звуки из колонок, но Коля всегда их держит под рукой. Он любит засыпать под какой-нибудь шум, и если уж я должна выбирать между звуками бесконечных новостей по телевизору или шумом воды и фальшивым чириканьем – предпочитаю чириканье. Прислушалась, потом открыла дверь и выглянула в коридор. Парень сидел – грустный-грустный – на ступеньках.
– Ты в порядке?
– Да, – кивнул он.
– Меня не будить. Если захочешь, можешь на кухне взять сок или пиво – наверняка есть в холодильнике.
– Спасибо, я не хочу, – сказал он.
Я пожала плечами, зашла в комнату, закрыла дверь и тихо, крадучись, подошла к гардеробу. Надела шорты и майку – это дело на три секунды. Обуви не было, пришлось так и вылезать из окна в тапках-шлепках, но они были родные, сто лет ношенные, удобные. Не подвели. Хорошо, что в нашей спальне балкон с балясинами. Слезать с него вполне удобно. Хорошо, что под нашим балконом клумба, а не крыжовник. Бархотки куда мягче. Мне оставалось только надеяться, что звуки поддельной природы замаскируют увесистый «шмяк», который я издала при падении. Темнота была мне на руку. Я прошла по дорожке к калитке, и через несколько минут я снова была в соседском доме.
Что-то все-таки не так с Домиком дядюшки Тыквы. Плохая карма. Было бы правильно теперь его просто снести и выстроить на его месте новый. Впрочем, проблема не в доме. Проблемы всегда с людьми. Дом в ночной мягкой тишине смотрелся уютно и мило. Теплый свет фонарей отражался в темных окнах. Все шторы были плотно закрыты. Только одно окно осталось чуть приоткрытым – случайная недоработка, не проверили. Я остановилась возле него и услышала голос Николая:
– Ты думаешь, я позволю делать из меня дурака?
Дальше раздался звук, заставивший меня подпрыгнуть. Я очень надеялась, что он еще не покалечил Владимира. Ответ был произнесен, но слишком неразборчиво, я не поняла ни слова. Не медля больше, я подошла к входной двери и вставила ключ, который унесла с собой в кармане халата (еще одна недоработочка, надо было меня обыскать!), и аккуратно провернула его, надеясь, что меня не услышат.
– Ты мне все отдашь, ты понял? Если хочешь жить, конечно, – говорил Николай; когда я приоткрывала входную дверь и проникала внутрь, никто меня даже не заметил. Голос у Коли был пугающе спокойный и холодный. Все были слишком поглощены тем, что происходило внутри, чтобы заботиться о внешнем мире. Я бесшумно проскользнула в угол прихожей, откуда мне было видно отражение происходящего – не целиком, но достаточно. Мне было виден Владимир. Я прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать. Он стоял на коленях перед Николаем, все еще с мешком на голове, только теперь его обнаженное тело было перепачкано кровью. Говорил он так, что было страшно предположить, на что сейчас похоже его лицо. Это было ужасно. Я бы ни за что не хотела знать, что мой муж способен на такое. Человек, которого я люблю, оказался способен на многое.