Но из активов у меня оставалась лишь жизнь. Жизнь чужая. И жизнь, прямо скажем, никчемная.
Так себе актив…
Но в тот день, когда Трейю убили, этот актив начал стремительно дорожать. И чем дальше, тем больше.
А то, что набирает стоимость, принято ценить.
Вот и я оценил. Теперь не хочется расплачиваться своей жизнью за жизнь чернокнижника. Да, я, конечно, на многое готов пойти, чтобы до него добраться. Но это уже не только месть, но и разумное желание избавиться от того, кто слишком много обо мне знает.
Эти знания должны стать нераздельно моими. Никто не должен заподозрить, что в теле аборигена скрывается пришелец. Аборигены Рока не раз сталкивались с разного рода вторжениями, поэтому отношение к пришельцам из иных миров у них абсолютно негативное.
И столь же агрессивное.
Значит, второй пункт моей программы: чернокнижника надо найти и ликвидировать. Желательно жестоко.
Максимально жестоко.
По меркам Рока я доброе дело сделаю. Не любят здесь тех, кто с темными навыками и атрибутами якшается. Сомневаюсь, что тот чернокнижник состоит в могущественном клане. Такие не стали бы связываться с моей опальной матерью, да и не выглядел тот палач частью системы. Он или одиночка, или в небольшой шайке, которая не афиширует то, чем занимается. Следовательно, добраться до него несложно или не очень сложно.
Главное — найти.
Третье пожелание в моем списке: я должен обезопасить себя. Максимально обезопасить. А это в моем положении непросто. Пока что даже не знаю, как к такой задаче подступиться. Делаю, что могу, но, по сути, все эти барахтанья не более чем заплывы по течению.
Я мишень, я тот, кого ищут, за мою голову объявлена награда. И ситуация такова, что рано или поздно на меня выйдут. Разве что найдется какая-нибудь никому здесь не известная Антарктида, где можно жить, десятилетиями никому не показываясь на глаза.
Но что это за жизнь?
Среди людей затеряться можно, но лишь до поры до времени. Я магнит, неприятности притягивающий. В Роке таким, как я, оставаться незаметными сложно. Меня, по словам лесовика, уже ищут. Враги клана Кроу ни разу не поверили в то, что я погиб вместе со всеми.
Эти люди знают способы, как узнать, жив такой, как я, или нет. Увы, но принадлежность к аристократическому роду для меня проклятие, а не благо. Простолюдин спрячется запросто, да и серьезных врагов у него быть не может. Со мной все иначе, мне придется отвечать за весь клан. То есть за дела, к которым я не причастен.
Но доказывать это врагам бессмысленно. Я один из Кроу. Даже хуже того — я последний. Не важно, что у меня за мысли в голове, важно то, что течет в моих венах.
Кровь клана. Клана, который кто-то приговорил к смерти. Аристократия Рока к таким вещам относится очень серьезно.
Так что над безопасностью мне работать и работать. Скорее всего, всю жизнь.
Но зачем это рассказывать Мелконогу?
Тот, устав ждать ответ, вздохнул:
— Молчишь, значит? Ну да, не доверяешь… Правильно делаешь, я ведь и сам себе не доверяю. И ты себе тоже не доверяй. Доверие — это всегда к беде. Ладно, не всегда, но почти всегда. Я сейчас скажу тебе кое-что. А потом кое-что дам. Как только дам, сразу спать пойду. А ты посиди подумай. Глядишь, мысль хорошая в голову придет. Или даже очень хорошая. Самой хорошей мыслью будет, если решишь, что я человек полезный. Пригодиться тебе могу. Человек, от которого я узнал, что тебя ищут, никому не расскажет, что я его выспрашивал. Ты представляешь, какое совпадение случилось: в тот же вечер он сильно перепил и утоп в сточной канаве. Удачно получилось. Был еще один. Он из каравана и якшался с людьми, которые про такие награды быстро узнают и любят об этом поговорить. На следующий день я с ним повстречался. Пообщались немного. Он вроде как про тебя еще не знал. Да и не узнает теперь. Беда с ним приключилась, перебрал сливовой самогонки и свалился в сточную канаву. Насмерть захлебнулся. Прям беда какая-то с этими канавами, надо их получше прикрывать, не жалеть досок и жердей. И на вот, держи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мелконог протянул руку, и мне ничего не оставалось, как принять то, что он предлагает. В ладони оказался почти невесомый предмет, похожий на пустотелый металлический шарик, испещренный фигурными вырезами.
— Мне эта штука случайно досталась, — сказал Мелконог. — Так-то они редкие и дорогие, но именно от этой толку маловато. Да, каких-то денег она тоже стоит, ну да я сегодня щедрый, да и тебе обязан. Дарю.
Я, слушая его, рефлекторно обратился к ПОРЯДКУ, сам не знаю как догадавшись, что без его помощи тут не разобраться.
Особое вместилище для условно материальных предметов. Вмещает некоторое количество разнообразных условно материальных предметов. Можно назначить основным вместилищем. Можно держать при себе в овеществленном виде. Можно держать при себе в состоянии отсутствия материальности. При переполнении вместилища не поместившиеся в него условно материальные предметы будут перемещаться в альтернативные хранилища. В случае гибели носителя вместилище принудительно возвращается в материальное состояние и может быть обнаружено на трупе или месте гибели.
Я еще не успел дочитать описание до конца, как Мелконог пояснил:
— Тебе такая хреновина нужнее, чем мне. Это как твой невидимый мешок, только гораздо лучше. Это можно сделать не просто невидимым, оно вообще пропадет. Ни нащупать, ни унюхать, пока жив. Ты его сможешь смотреть только через ПОРЯДОК. И там прикажи, чтобы добыча не в мешок, а именно сюда сыпалась. Считай, что у тебя сундук в животе открылся. Пока тебе брюхо не вспороть, никто про этот сундук даже не догадается. Теперь, если снова секача прирежешь, никто не заметит, что тебе много чего насыпало. Пользуйся на здоровье.
С этими словами он развернулся и отправился назад. Шел неспешно, с показной расслабленностью. И было понятно, что неторопливость эта неспроста, что он ждет, как же я отреагирую на его рассказ о невезучих людях в сточных канавах и на последовавшее за этими историями подношение.
Я один. Совсем один. Бяка не считается. Да, он хорош, но только в сравнении со мной. Да и все меняется, уже сейчас я существенно его превосхожу. А против меня если не весь мир, то очень опасная его часть.
— Гурро, постой.
Лесовик неспешно обернулся.
— Ну, стою. Чего хотел?
— Что ты хочешь за эту вещь?
— Это подарок. Что бы ты там себе ни надумал, это останется твоим. Пользуйся.
— Благодарю, — кивнул я. — Ты кое-что спрашивал. Хочешь узнать ответ?
— А зачем тогда спрашивать, если ответ не нужен? Валяй.
— Ты спросил, чего я хочу. Так вот, первым делом я хочу набрать силу. Я ее наберу, но понадобится некоторое время. Потом… Потом, возможно, кое-кому тоже придется утонуть в сточной канаве. Надеюсь, после твоих похождений в ней осталось место для тех людей, которые меня ищут. И для кое-кого еще.
— И что будет дальше? — спросил Мелконог.
— Ты, наверное, понял, что я не простолюдин. Или даже узнал это, когда расспрашивал того несчастного человека, который потом неосторожно приблизился к сточной канаве. Если так, ты знаешь, что с моим кланом не все хорошо. Я последний. И мне надо или хорошо спрятаться от тех, кто хочет оставить мой клан в прошлом, или добиться такого положения, при котором они сами окажутся в прошлом или опустятся гораздо ниже меня.
— Ну, сейчас ты неплохо спрятался. Я бы даже сказал, что спрятался отлично.
Я покачал головой:
— Не совсем. Они знают, что я жив. Всегда будут знать.
— Как? — спросил Мелконог.
— Не важно. Есть способы. К тому же аристократы обязаны заботиться о тех, кто присягнул клану. Я в ответе за наших людей. И должен объявиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Брось, — отмахнулся Мелконог. — Смысл тебе показываться? Не знаю, на что ты способен, но вижу, что ты слаб. Слабее меня. Сильно слабее. А я даже в сравнении с самым чахлым аристократом выгляжу плохо. Тебя порвут, как только увидят.
— Даже если я не стану показываться, рано или поздно меня все равно найдут. И лучше, чтобы это случилось на моих условиях, с моими правилами. Поэтому и говорю, что придется объявляться, а не ждать, когда другие до меня доберутся.