Читать интересную книгу Бойцовская порода - Лев Пучков

А вот позиция Александр Николаевича. Знатные родители оженили его чуть ли не силком, повенчав родословную с капиталом. Жанночку-бедолагу Караваев никогда не любил, к детям своим, воспитанным на грузинский клановый лад, равнодушен, дома старается бывать как можно меньше, изыскивая для себя заботы и проблемы производственного и общественного плана (в этом аспекте депутатство очень даже пригодилось — спасибо тестюшке!). Поначалу, привыкший все делать добросовестно, Александр Николаевич, что называется, вложил в ресторан душу, «поднял» его на тестевы деньги до теперешнего уровня и… охладел к бизнесу. Теперь все идет ровно, без сбоев, заведение работает как отлаженная машина, но совершенно без задоринки. Какая тут задоринка? В соответствии с негласным договором, семейство дает зятю десять процентов от прибыли, а это, в сравнительном отношении, не такие уж и большие деньги. Он управляющий, не более того. Вот завтра, например, предстоит чем-то аргументировать перед тестем свой отказ от предложения зампоснаба насчет левой одинцовской осетрины — Кирюхин, сволочь, человек семейства, обязательно доложит шефу…

Вот такие разные позиции. В связи с этим вполне можно понять стремления и чаяния господина Караваева, который не без оснований мнит себя достойным лучшей доли и страстно желает вырваться из порочного круга. Бросить к известной матери постылую Жанночку с кланово воспитанными детьми — они уже взрослые, справятся, укатить куда-нибудь подальше — в Питер, например, или Сан-Франциско, завести там свое собственное дело и зажить припеваючи, зная, что нет над тобой никого, кроме бога, что только ты сам хозяин своего дела и, вообще, хозяин своей жизни! И не очень-то много для этого нужно: Александр Николаевич полагает, что для обретения независимости ему вполне достало бы, допустим… пары миллионов долларов. Связи есть, приятелей в разных полезных структурах — куча, за последний год задружил с некоторыми влиятельными людьми из Питерской команды, прощупывая почву для последующей передислокации. Дело за малым — за деньжатами. Нащупать какое-нибудь прибыльное мероприятие — типа того, что обломилось вчера в бане, провернуть его, и…

— Ну, Андрюха, — если это ты, я… я просто не знаю, что с тобой сделаю! — Александр Николаевич, задев в рассуждениях вчерашний «облом», не сдержался — подскочил к столу и шарахнул по крышке кулаком — органайзер подпрыгнул, недоуменно тренькнув причиндалами. — Такую малину обделал, сволочь…

Да, вчера был шанс. Если бы не злодеи вредоносные, возглавляемые предположительно Мартом, можно было бы одним махом решить все свои проблемы. У Александра Николаевича имелись все основания к тому, чтобы проникнуться к старому другу устойчивой неприязнью. Мало того, что над мечтой светлой надругались, теперь еще сиди тут и выдумывай веский повод для посещения этого негодяя. По телефону ведь такие вещи не делаются. Нужно ненавязчиво посетить лично, да с железными основаниями, чтобы пообщаться с глазу на глаз и понять по поведению боевого товарища — он или нет. Да чтобы при этом товарищу боевому не показать, что про все в курсе! Кто его знает, этого боевого, что ему взбредет в голову, если вдруг усомнится в лояльности старого друга!

Да, Март может быть страшным и удивительно жестоким — об этом Александр Николаевич знал прекрасно. Просто поразительно, как в такой тонкой, чувственной натуре подчас сочетаются столь несхожие качества: обаятельность, высокий интеллект, любовь ко всему прекрасному, готовность к самопожертвованию ради близкого человека… и в то же время — потрясающая безжалостность и жестокость по отношению к тем, кого этот человек записал во враги…

— Я поеду с тобой. Не надо никого привлекать — сами справимся…

Сказано сие было неуютным февральским вечером 1993 года, в пустынном баре «Абордажа», зеркала которого, занавешенные черным крепом, мрачно взирали на двоих небритых мужиков, пивших водку за пустым длиннющим столом, сооруженным из сдвинутых вместе столиков. Стол так и остался, после поминок как-то недосуг было разобрать. Март опоздал — по каким-то своим делам прохлаждался черт знает где и в столице появился лишь на третьи сутки после похорон. Придавив с Сашей без малого литр водки, он недвижным трезвым взором смотрел через витрину на пляшущий под заунывную мелодию вьюги уличный фонарь, вопреки обыкновению курил и о чем-то размышлял…

До недавнего времени вольному существованию «Абордажа» никто не мешал. Коля Казак[24]— главарь районной группировки — был тутошний, всех местных знаменитостей знал, что называется, в лицо, со многими был знаком лично и почитал «афганцев», как неких былинных героев. В общем, дурных вопросов насчет какой-то там «крыши» и «членских взносов» не возникало.

А в конце января Казак пал жертвой производственных отношений и землица, на которой располагался «Абордаж», отошла под «юрисдикцию» некоего Паши Рябого[25]— «центрового» авторитета, благодаря хорошим связям пробившегося на свое нынешнее место из ближнего Подмосковья.

Очень скоро двое человечков Рябого наведались в «Абордаж» и без обиняков сообщили, что неплохо бы в ближайшее время решить все процедурные вопросы по поводу «опеки», «защиты» и так далее.

— Только суньтесь — тут вас и похороним, — так же без обиняков ответил Жора. — И вообще, валите отсюда, пока головенки не пооткручивали!

Вообще-то, «Абордаж» был приобретен на деньги караваевского тестя и оформлен на Сашу. Но пробивной и более боевитый Жора в паре всегда выступал лидером, брал на себя львиную долю производственных забот, опекая нежного и склонного к сибаритству друга, и Караваева это вполне устраивало. В этот раз он также не нашел, что возразить — тем более что события стали развиваться так стремительно, что Саша и рта разинуть толком не успел.

— За базар ответишь! — торжественно объявил глава переговорной миссии, по прибытии обозвавшийся Батутом. — Я с тобой лично разберусь…

— И прямо сейчас! — радостно подхватил Жора — полуторацентнеровый боксер-тяжеловес в отставке — и в десять секунд вышиб миссию из бара, умудрившись крепкой башкой Батута вдребезги разбить витринное стекло.

— Передай этому своему Кривому или Косому — как там его, — счет за витрину я пришлю! — озорно крикнул вслед ковылявшей вниз по улице парочке Жора. — И не забудь сказать: сунется кто из ваших — я на вас целый полк афганцев подыму!

Вот так нехорошо получилось. Более осторожный и прозорливый Караваев произошедшим несколько опечалился и ближе к вечеру позвонил своему большому тестю: а нельзя ли как-нибудь эту проблемку уладить? Приструнить как-нибудь этих… распоясавшихся…

— А правильно они требуют, — проявил неожиданную черствость тесть. — Это их «земля», они все по понятиям делают. Иди к ним под «крышу». Так положено — все платят. И Жоре своему передай — я сильно не одобряю его поведения. Набедокурили вы. Теперь ищите подходы, готовьте отступного, забивайте «стрелку» с Рябым, улаживайте этот вопрос…

Увы, передавать ничего не пришлось: на следующее утро Караваев узнал, что накануне вечером Жора был обнаружен в подъезде своего дома с пулей в голове и умер в Склифе на операционном столе. Искать подходы, впрочем, тоже не было нужды: на следующий день после похорон к Караваеву наведались люди Рябого и на десять утра послезавтра назначили «стрелку» на семнадцатом километре Дмитровского шоссе…

— Ты больше никого не бери. Завтра в половине девятого я за тобой заеду, будь готов…

Если к Саше Март относился более-менее ровно, то Жору любил чуть ли не как старшего брата. Порыв его был вполне объясним и в комментариях не нуждался. Тем не менее Саша недоуменно вскинул брови и принялся доходчиво объяснять старому другу всю сложность ситуации. Все-таки прошло более трех лет, у каждого своя жизнь, свои проблемы, мы далеко не мальчишки… Ты вот уже третий год преподавательской деятельностью занимаешься, охранников штампуешь и о многих нюансах нашего коммерческого жития понятия не имеешь. В чем суть таких вот «стрелок»? «Стрелка» эта, вообще, анахронизм из древности, у орангутангов позаимствована, и основное ее предназначение — как можно крепче «зашугать» оппонента. Кто испугался, тот и проиграл. Только орангутанги в грудь себя бьют и отчаянно орут, используя горловой мешок, а «стрелочники» демонстрируют друг другу, у кого многочисленнее контингент отчаянных особей, готовых умереть за своего предводителя. Это ведь только кажется, что прокатиться на «стрелку» — раз плюнуть! Если бы это было так, то никто ничего бы не «забивал», а просто звонили бы друг другу и говорили, типа: «…Колек — подгребай сегодня часикам к пяти к Театральной площади — перетрем промеж себя кой о чем…» Все не так просто, как кажется! На этих «стрелках» частенько бывает большая пальба — особенно когда стороны имеют примерный паритет и прекрасно об этом знают. Иными словами, когда человек отправляется на «стрелку», он заранее готов к тому, что его могут убить! Чем берут бандосы? Вот я коммерсант, и мне «стрелочку» забили — в данном конкретном случае. Обзвонил я всех своих друзей афганцев — парней битых и тертых, объяснил суть… И практически никто со мной не вызвался ехать! И понятно — почему. Это уже не те вояки, что четыре года назад из пекла выскочили и осмотреться не успели, сейчас у каждого — семья, дети, бизнес, жить хочется… Понимаешь? То есть я прямо не просил, внятные намеки давал — неудобно людей о таком просить, это то же самое, что просить умереть за тебя… Ну представь себе: позавтракал, например, тот же Игорь Мокроусов, надел дубленку, жену — в щечку и говорит ей: поеду, кое-куда прокачусь с Караваем. Ты шибко не переживай, но на всякий случай меня не жди — меня там укокошить могут… А? В итоге согласились ехать только трое — и это как раз те, чуть ли не окончательно спившиеся хлопцы, у которых еще за Речкой крышу частенько рвало. Этот Рябой завтра прикатит с десятком своих «братков», вооруженных до зубов, и тем самым покажет мне, что я против него — нуль без…